Второй шанс

       Но вы наверно уже догадались, что тем мужчиной был конечно же тот самый Зигфрид, врач. Просто являться в военной форме к бабушке Анастасии он не стал. А Кора просто элементарно уснула, как бы ни странно это не звучало.        Так вот, когда Зигфрид вернулся в дом, на стол уже было накрыто: кринка молока, краюха былого крестьянского хлеба, сыр, масло — всё коровье, кроме конечно же хлеба. Да и то тот был выпечен в русской печке.        — А молочко-то козье, топлёное, — сказала бабушка, смотря, как её сынок наяривает за обе щёки. Да и сама вот за компанию... а сама наблюдала за ним, и делала свои выводы, пытаясь понять, что это за человек, не жених ли. Да, были у неё свои методы.        — Ты поди, сынок, в своей цивилизации сто лет такого не пил, или пил? Отвечай!        Ну да, это был метод ведения допроса, когда он, будучи врачом в концлагере, выведывал нужную ему информацию: ставил перед заключённым хорошей еды, и приглашал есть. И люди ели, и раскалывались, ради еды они были готовы на всё. Так и здесь. Ему казалось, что то, чем он тогда занимался, будет преследовать его до конца жизни. Опёршись о стенку избушки он закрыл глаза...        Неожиданно он почувствовал на своей руке руку пожилой женщины:        — Исповедуйся сынок, облегчи свою душу!        И он рассказал...        А после того, после больше чем через 130 лет молчания он выложил на чистоту всё, что кипело внутри, почувствовал внутри какое-то тепло, разливающееся по всему телу...        — Вижу, сынок, значит, каешься?        — Каюсь, мать!        — И Бог тебя простил! — сказала женщина, положив на его лицо какой-то платок, видимо по православному обычаю. И прочитав над ним молитву, отпустила тому его грехи.        Так они сидели далеко за темно, при свечах, как в старину. Потом, застелив на русской печи постель, пригласила его прилечь, и легла рядом сама. А он подумал:        "Вот, бабка, как она меня!.."        В тоже время ему было хорошо: от молочка, маслица... и горячей печечки (тут уж понимайте сами)...        Когда утром Кора вышла во двор, с пустыря, центра русской деревеньки, поднимался блестящий диск, а бабка махала ему платочком.        — Бабуля, ты как на фронт провожаешь!        Промокнув глаза платочком, она вымолвила:        — Паренёк-то... я с ним снова молодой стала!        "Знала бы она, сколько ему на самом деле лет!" — подумала Кора.        "А чесал-то красиво!.. — подумала бабка. — Но БАЛДА его лучше!"