Так что, уйдешь теперь к любовнице? / so does this make us both the other woman?

viii. статус-кво (на кону четыре жизни) Сегодня день рождения Генри, первый, что они проведут вместе за последние два года. Необъяснимое волнение охватывает ее, когда она думает об этом. Она помнит предыдущие два, очень четко, как замкнутый в себе маленький мальчик хотел провести его с кем угодно, но только не с ней. Проснувшись утром, она звонит Эмме и невнятно пытается объяснить, чего же она хочет. Эмма сразу все понимает и собирается сама всем заняться. Когда они вместе с Робином и Роландом идут к кафе "У Бабушки", Реджина чувствует, как напряжение постепенно спадает. Она смотрит вниз на Роланда и преображается в улыбке, точно так же, когда замечает Эмму и Генри, сидящих напротив Крюка за одним из столиков. Они смеются, пока он что-то им рассказывает. Их улыбка становится шире, когда они замечают друг друга. Генри выскакивает из кабинки и подбегает прямо к ней. - Мам! - кричит он, радостно сияя, что заставляет ее почувствовать себя обновленной и переродившейся, когда его руки обнимают ее. - Ты пришла! - Конечно, да, - она замечает на себе взгляд Эммы, тянущийся через всю комнату, согревающий и полный заботы, и в груди разливается ответная теплота. Робин отодвигается, оставляя их с Генри наедине. Она вспоминает о тех самых предыдущих днях рождения Генри, о возросшем напряжении между ней и Прекрасными после убийства Коры. Она тогда заперлась и кипела от злости внутри, рыдая, когда около полудня заметила знакомый желтый автомобиль. Он вывернул на ее улицу, замедлился, а затем уехал. "Я не знала, как сладить с тобой, - сказала как-то Эмма в Неверленде, в один из тех откровенных моментов посрели ночи, который они смогли выкроить для себя, пока остальные спали рядом. - Иногда я ощущала себя злодеем, иногда мне казалось, что ты взвалила все это на себя, а я не могла рисковать Генри". Она тогда вздохнула. И сейчас вздыхает при мысли об этом, потому что она бы никогда не причинила вреда Генри, и все еще жжет внутри от того, что Эмма могла поверить в обратное, как и в многое из того, что было во времена первого года после проклятия. Действительно, а что еще ей оставалось? Она запирает рвущиеся наружу "взаимные обвинения", которым не место на вечеринке в честь Генри, и пробирается к барной стойке. Робин передает её торт Бабушке и завязывает разговор с Тинк, Лео* перекочевывает из рук Бабушки, которая с радостью вручает ей младенца, чтобы забрать торт. - Привет, Эмма-младшенький, - воркует она, покачивая его. Все-таки это лучше, чем его настоящее имя. - Ты не давал Снежке покоя всю ночь, да? - Генри изучающее смотрит на нее, вслед за Эммой Свон, которая с пониманием кивает, подниая глаза к потолку. Ога мурлычет себе под нос, напевая. - Разрушить ее счастье, даже если это последнее, что я сделаю, - Лео согласно подсапывает. На этот раз на вечеринке заметно больше подростков, чем взрослых, - это самый лучший его день рождения из тех, что были, вплоть до того, как он пошел в школу. Реджина облокачивается о стойку, пока все наслаждаются едой, и продолжает покачивать Лео, наблюдая, как Генри веселится с друзьями. Она старается изо всех сил не смотреть на Эмму с Крюком, которые все еще вместе, несмотря на ту ночь. Она разочарована. Она думала, Эмма готова избавиться от этого пирата для своего же блага, задуматься прежде всего о себе и не позволять ожиданиям других заковывать себя в рамки. И вот Эмма сидит здесь с ним и смеется как ни в чем не бывало, как будто той ночи никогда не было и как будто она не стоит гораздо больше этого, и... - Тебя что-то гложет, - Эмма выхватывает у нее из рук Лео, чтобы передать его назад Бабушке, и слегка толкает ее плечом, присоединяясь к ней за стойкой. - Вовсе нет. Эмма вопросительно поднимает брови. - Последние пять минут ты только и делаешь, что прожигаешь дыру взглядом где-то впереди. У Ника Зиммера с перепугу аж еда из рта чуть не вывалилась. - Парень сидит как раз напротив нее, вжавшись головой в плечи, бледный как полотно. Отвернушись, она выдавливает из себя улыбку. - Я... размышляла. - О Генри, - это звучит не как вопрос, но Реджина не поправляет Эмму. - Знаешь, я бывало зажигала свечку на торте для него каждый год, до Сторибрука еще, - Эмма встряхивает головой. - Я не позволяла себе думать о нем все свободное время, но в день, когда он родился... - на ее лице появляется печальная улыбка, и Реджина подается вперед, чтобы стиснуть ее руку, прежде чем успевает остановить себя. Ее рука неловко зависает в паре дюймов от Эмминой. - Я бы зажгла свечку, а потом задула бы и выбросила чертов кекс. А потом пошла бы и надралась так, чтобы больше не думать о нем снова. Она смеется, и Реджина позволяет себе мягко усмехнуться. - Это на тебя не похоже, - ее рука соскальзывает вниз - теперь они стоят, слегка соприкоснувшись руками. - Я и не знала, что у тебя столько сожалений по поводу всего, что касается Генри. - Нет. Да, - она вздыхает. - Я хотела, чтобы у него была лучший шанс. И, где-то глубоко внутри, я думаю, что хотела быть той, кто даст ему это. Вплоть до того самого дня... - она умолкает, поймав руку Реджины в свои. - Я рада, что у него оказалась ты, в конце концов. Несмотря ни на что, я рада, что это была ты. Они синхронно разворачиваются друг к другу. Реджина высвобождает свою руку и пристально смотрит на Эмму, обуреваемая желанием сжать женщину напротив в своих объятиях. Они никогда не делали этого прежде, ничего такого, кроме случайных редких касаний или сидя рядом друг с другом, поэтому ей было ужасно неловко, когда она внезапно подалась вперед и обвила руками Эмму за талию. Эмма делает глубокий вдох, ощущая то же самое, а потом сильные руки обнимают ее, притягивая ближе. О нет, это была ошибка. Большая ошибка, потому что Эмма пахнет так, как пахнет Эмма**, и эта теплота, и мягкость, и изгиб ее шеи - этого достаточно, чтобы Реджина зарылась лицом в тонкий шелк ее волос; пальцы Эммы нежно пробегают по ее спине, пока она притягивает ее ближе, настолько близко, чтобы раствориться друг в друге. Со стороны Реджины просккальзывал иногда легкий флирт, но никто из них еще никогда не испытывал такой близости, как сейчас, в этот момент, когда руки Эммы Свон обнимают ее, и она была настолько защищена, так любима... Внезапная паника хлынула потоком и настигла в тот момент, когда ровное дыхание Эммы буквально оглушает ее, и она знает, что должна отстраниться, пока все это не переросло во что-то еще более худшее. Однако инстинкт самосохранения отказывает ей перед лицом своего злейшего врага. Она знает, что продолжает обнимать Эмму гораздо дольше, чем позволяют все приличия: плавность Эмминного плеча напротив ее губ, и щека Эммы, прижатая к ее собственной шее, и вот Эмма шепчет ее имя, и она даже не знает как остановить все это. Кто-то прочистил горло позади них. Реджина вздрагивает и резко поднимает голову, чтобы встретиться с сочувствующим взглядом Бабушки. Женщина кивает на остальных в кафешке. Реджина поворачивает голову, чтобы увидеть несколько пар глаз, устремленных на них: одни взирали с любопытством, другие - как будто довольные чем-то или смущенные. Как долго длилось это объятие? - Эмма, - шипит она, и та*** с неохотой отпускает ее. Она запрещает себе концентрироваться на ощущении потери, когда Эмма высвобождает ее, запрещает себе думать о чем либо другом, кроме улыбающегося Генри, смущающейся Снежки и Робина, чье лицо вытягивается, каменнея. Только после этого она позволяет себе опять посмотреть на Эмму, которая уставилась на нее, игнорируя всех остальных в комнате. - Привет, - прошелестела Эмма. Реджина спасается бегством и вылетает за дверь. Дверь хлопает за ней еще раз, когда она уже на полпути через дворик для посетителей кафе. Она оборачивается, чтобы заметить светлые волосы и темное пальто, которые не принадлежат Эмме, последовавшей за ней. - Ты чего творишь? - спрашивает Тинк так, как будто вот-вот расплачется. - Я хотела подышать воздухом? - она не уходит, хотя очень хочется. Нет, только не в день рождения Генри. Ей просто нужно... время. Подальше от Эммы и Робина и всех тех людей, которые невесть что могли подумать о том, что видели. Тинк встряхивает головой. - Я не об этом, Реджина. Я видела тебя! Я видела, какая ты была с Эммой только что, - широко раскрытые глаза наполнены злостью и паникой. Не впервой, Реджине кажется, что это, должно быть, было ошибкой так вот позволить подруге вторгнуться в свою личную жизнь. - Почему ты так усердствуешь, чтобы разрушить все то хорошее, что когда-либо случалось с тобой? - Я ничего не разрушаю, - говорит она беспомощно, потому что, возможно, на этот раз Тинк права. Она перегибает палку и ведет себя так, как будто имеет на это право, и обвиняет Реджину в вещах, которые даже не произошли. Но если она что-то увидела, что-то большее в той сцене, которая недавно произошла, значит другие тоже могли видеть. Робин - так уж точно. Она проглатывает новый комок вины, понимая это, осознавая, что возможно унизила его и заставила чувствовать себя неуютно - что она все это проделала с ним. - Неужели ты считаешь, что Робин не заслуживает лучшего, чем это? После всего, что ты причинила ему, отказываясь быть счастливой в прошлом, ты собираешься разрушить его будущее вместе со своим? - лицо Тинк пылает праведным гневом, и Реджина застывает в нерешительности. Она не уничтожила жизнь Робина, не встретившись с ним, будучи Королевой. Она не винит себя... она не Эмма, убежденная в том, что ее миссия - обеспечить всем их счастливый конец. Но теперь гораздо труднее отрицать это, в этом новом мире, где Робин любит ее, а она... - Полагаю, скорее это я - тот, кому тут решать, - отчеканивает голос позади Тинк. Реджина переводит взгляд наверх, чтобы увидеть Робина, стоящего у двери и произносящего все это с ровным застывшим лицом. - И это между мной и Реджиной - тебя это не касается. Тинк переводит взгляд с Реджины на Робина, явно расстроенная и неудовлетворенная из-за невозможности каким-либо образом повлиять на ситуацию. - Ты не понимаешь, - наконец, со злостью выплескивает она, все еще разрываемая от клокочущей внутри нее бури, блеснув напоследок в направлении Реджины. Она чувствует себя виноватой, практически отчаявшейся, и не делает попытки сдвинуться с места, когда Робин подходит и встает позади нее, кладя руку ей на спину. Сегодня ей там не место: она какая-то тяжелая и крупная. Но у нее нет права отстраниться. - Прости, - говорит она шепотом, потому что им не поговорить об этом, и это самое близкое, на что они могут рассчитывать. - Я знаю, - они оба мрачнеют, и тишина окутывает их, пока звуки вечеринки продолжают выплывать из рядом стоящего здания. Неожиданно Робин произносит: - Той ночью, когда Эмма спала на твоем диване. Я думал, она порвала с Капитаном, - Эмма вела себя враждебно и выглядела наполовину проснувшейся, пока они завтракали. А потом она и Робин сцепились в какой-то подростковой возне, соревнуясь кто быстрее сможет умять все блины. Реджина выставила их обоих из дома в отместку, отправив на работу, пока Генри и Роланд хихикали над своим завтраком. Реджина решила, что это будет подшито в папку ко всем остальным делам, связанным с Эммой, которые они не обсуждают. - Да. То есть нет, - она заметно волнуется, застигнутая врасплох. Робин продолжает смотреть на нее ровным взглядом. - Она собиралась. Но я думаю, решила повременить. Я думаю, она просто хотела быть счастливой. Рука Робина стала жестче. - Представляю себе. - Возможно, он... он не тот, кого она выбрала. Но Эмма так долго жила вдали от людей, без любви, - она знает, на ее лице промелькнула тень нежности при мысли об Эмме и том, как она сама помогла обречь ее на такую жизнь сиротой. Она чувствует, как Робин придвинулся, чтобы видеть ее лицо, пока она говорит. - Она не откажется от того, кто способен сделать ее счастливой, даже подвергнуть сомнению саму идею того, что однажды она найдет то, что хочет больше всего на свете. Она встречается с ним взглядом, уже не уверенная, о ком они вообще говорят. - И она действительно заботится о нем, очень. Даже если это не то, чего он так страстно желает от нее, - произносит она мягко. - Я... я уверена это снедает ее. Я уверена она не знает, почему он продолжает попытки, несмотря на то, что она не может дать ему всё то, в чем он нуждается. Робин неуверенно улыбается. - Он тоже преступник, изгой, - бормочет он. - Мы по старой привычке пытаемся украсть то, что нам не принадлежит, и сделать это своим. Она закрывает глаза, потому что не может больше выносить боль в его глазах. Он притягивает ее ближе и заключает в объятия. Они душат, и к ним не приспособиться. Это продолжается слишком долго. Она открывает глаза, чтобы посмотреть через его плечо в открытую дверь кафе и увидеть Эмму, сидящую в одной из дальних кабинок со своими родителями и Крюком, украдкой бросающую взгляды на нее.