Так что, уйдешь теперь к любовнице? / so does this make us both the other woman?

- Ты собираешься это надеть? - Генри сидит на диване, подтянув ноги к подбородку, осматривая ее с ног до головы. Она поджимает губы в ответ на его тон. Год жизни с Эммой принес свои плоды, взрастив в нем непочтительность, которая временами могла очаровывать или же раздражала до предела. Совсем как его мать. - Я проходила в этом весь день. - Ага, чтобы выглядеть как Мэр! Но не для свидания с Ма. Он встряхивает головой, а она устремляет задумчивый взгляд вниз. На ней был надет вполне консервативный костюм: жакет поверх платья, серое и черное, изящный и дорогой, и она надевала его тысячу раз до этого, когда они с Эммой выпивали по чашечке кофе или обедали вместе. Ничего особенного. Потому что сегодня вечером тоже ничего особенного не будет. - Генри, я думаю, ты... ожидаешь чего-то такого сегодня вечером, что не обязательно соответствует действительности, - начинает она деликатно. - Твоя мама провела слишком много времени с этим пиратом, и сейчас она на грани алкогольной интоксикации. Ей необходим личный водитель, а поскольку я должна буду подбросить ее в любом случае, это превратится в то, что я просто буду присматривать за ней весь вечер. Потому что она ребенок, - добавляет она, закатывая глаза. - И демонстрирует замашки звезды, - с упорством произносит она. Генри лишь усмехается, совсем не впечатлённый ее объяснением: - Получается, она пригласила тебя на свидание, а ты собираешься ехать в рабочем костюме, - он бросает еще один неодобрительный взгляд на ее наряд. - Она не приглашала меня. Мы все время ходим по ресторанам. - Ага, только это на работе или здесь вечером. Ты никогда не выбиралась на свидания по вечерам, - Генри вжимает подбородок в колени: за последние несколько месяцев его ноги заметно выросли на несколько дюймов. - Это не то, как будто ты звезда вечеринки, мам. Она нахмурилась, заметив его ухмылку. Много, слишком много времени наедине с Эммой. - Что это может значить? Я веселая. Однажды я подожгла... - он вскидывается с интересом, и ее голос замирает. - Ладно, в любом случае, речь сейчас не об этом. Надеюсь, когда-нибудь ты будешь выбирать более мудро, чем твои мамы. Она резко кивает и выходит из дома. Генри смеется у нее за спиной. Желтый "Жук" Эммы мирно отдыхает у подъездной дорожки, Эмма, прислонившись, что-то пролистывает на телефоне, пока ждет. Она оживляется, когда хлопает дверь, и поднимает глаза. - Реджина! Ты... эм... ты классно выглядишь. - Ты тоже будешь критиковать мой наряд? - она вспыхивает, и это просто смешно, потому что это просто повседневная одежда, как она и говорила Генри. Эмма была у нее в офисе сегодня утром, и потратила столько времени, изливая свои горести по поводу Крюка, что Реджина ехидно предложила утопить свои беды в паре бокалов спиртного, как она привыкла это делать. И вот теперь, она каким-то образом втянута во всё это обязательство с личным водителем. В этом нет никакого скрытого смысла, что они едут сегодня где-нибудь посидеть вдвоем, и не должно быть, в любом случае. Разве не могут два родителя встретиться выпить вечером без дополнительных инсинуаций от своего сына? Эмма пытается смущенно улыбнуться: - Нет, просто я думаю, ты хорошо выглядишь, - ее взгляд смещается ниже, оценивающий, улыбка все еще блуждает у нее на лице, и это самое обаятельное и привлекательное, что Реджина когда либо видела в своей жизни. Она гневно стиснула зубы, когда Эмма ухмыльнулась. - Хочешь зависнуть? Я подумала о "Королевстве Прайдов"* сегодня вечером. - Не похоже на твое обыденное меню, не так ли? Разве ты не предпочитаешь тот рассадник грязи и порока, щедро политый алкоголем? Эмма пожимает плечами, собираясь открыть дверцу со стороны пассажирского сиденья перед Реджиной. - Я могу позволить себе рассадник грязи и порока с алкоголем. Но ты уж слишком классная для "Кроличьей Норы". Подчеркнуто холодно, она хватается за дверную ручку, опережая Эмму. - Тебе не надо этого делать, - говорит она быстро. - Тебе не следует... это не то... - она падает в кресло с легким вздохом. Нет ничего, что она могла бы сказать сейчас, чтобы не усугубить всю эту ситуацию дополнительной неловкостью, особенно сейчас, когда Эмма тревожно за ней наблюдает, закусывая нижнюю губу, перебегая взглядом между глазами Реджины и ее подрагивающими губами. - Не бери в голову, - пробормотала она, наконец, проскользнув на сиденье и захлопнув дверцу. "Королевство Прайдов" - престижный бар в городе, один из тех, куда Эмма обычно не ходит. Реджина мысленно пообещала себе, что возьмет все расходы на себя. Это между друзьями, разумеется, и не важно, что Эмма успела сменить джинсы, в которых сегодня подвозила Генри, на короткую юбку и леггинсы. В "Королевстве Прайдов" был строгий дресс-код, а Эмма и так достаточно смущена, чтобы волноваться еще и об этом. Она оценила добросовестность, с которой Эмма подошла к делу. Она на мгновение приостановилась, когда они выходили из машины, и тихо сказала: - Ты тоже. - А? Она кивает на темную цвета бургундского вина блузку, которая явно одна из ее собственных, и юбку ниже: - Выглядишь хорошо. - Ээ, - Эмма настолько бледна, что она замечает, как ее румянец начинает расползаться от шеи, продвигается к ушам и растекается по щекам, вырисовывая ярко проступившие веснушки. Реджина наблюдает, полностью очарованная этим зрелищем, и щеки Эммы краснеют еще больше. - Спасибо. Это вообще-то твоя блузка. - О, я знаю, мисс Свон, - мурлычет Реджина, провокационно обходя ее сзади и слыша, как Эмма тяжело сглотнула в ответ. Она пожалела об этом ровно тогда, когда они уже зашли в бар, и Эмма сидит напротив в одной из кабинок, все еще покрываясь румянцем так, как будто здесь слишком жарко. Так и есть. Чертовы львы**. Она автоматически расстегивает еще одну пуговицу, вызвав бурную реакцию у Эммы. Чертовы львы. Здесь подают изысканные блюда, одни из самых лучших в городе и, конечно же, самые лучшие, что можно заказать в баре. Она настаивает, чтобы Эмма попробовала семгу, чем вызывает целый набор гримас напротив. - Ну, она не так уж и плоха! - протестует она, когда замечает один из убийственных взглядов Реджины. - Просто это не в моем вкусе. - Гамбургеры и картофель фри можно считать вкусными? - возражает Реджина, наморщив нос. - Едва ли что-то с повышенным содержанием животного жира можно считать съедобным. Эмма подалась вперед, усмехаясь: - О, умоляю, как будто ты не подчищаешь мою картошку фри, когда я беру ее. Думаешь, я не замечаю, что, стоит мне отвлечься, ты сразу стибриваешь парочку? Они обычно покупают картофель фри на всех, и не то чтобы Эмма злилась, когда она берет одну из них, - реакция ее спутницы вообще-то гораздо более вкусная, чем эти кусочки картофеля. Вот, почему она так делает. А не потому, что они... сносные. - Это еще одна из твоих суперсил? Тяжелая пища? - Может быть, - Эмма пошевелила бровями. - Мои кусочки - мои правила. Эй-эй! - она потянулась за вилкой, но Реджина уже всерьез приступила к семге, отрезая себе кусочек и отправляя его в рот. - Это моё, я ела это! - Ты не оценила её по достоинству, - уведомляет её Реджина, стягивая зубами кусочек рыбы, нанизанный на вилку, и облизывается. Ее глаза блаженно закрываются, пока она с наслаждением смакует ароматические соки. - Любитель тяжелой пищи. Когда она снова открывает глаза, Эмма обалдело таращиться на нее. Она проглатывает пищу вместе с подоспевшим чувством смущения, которое начинает разливаться внутри. - Разве ты не должна топить свои печали в бокале дорогостоящего виски прямо сейчас? - Ты не довела меня до этой кондиции, - изнуренно проговорила Эмма, потом тихо добавила: - Пока еще, - одними губами, но достаточно громко, чтобы Реджина услышала ее. Она сузила глаза: - А пират? - она практически сразу жалеет, что упомянула его, оставляя пятно на их вполне сносном (ладно, лучше чем сносном) вечере в виде чертовой тени, неотступно следующей за Эммой. Но Эмма уже расправляет плечи, устремив взгляд куда-то вдаль, и, может, так оно все и должно быть. Эмма отковыривает кусочек брокколи от тарелки Реджины, натыкает его на вилку и подозрительно рассматривает, не спеша отвечать: - А ты знаешь, что Генри стал избегать его после своего дня рождения? - Что ты имеешь в виду? Он ведь крутился вокруг твоего дома почти каждый день всю эту неделю. Он приезжал домой раньше, чем обычно, и гораздо чаще в грузовике Дэвида, чем в "Жуке", но никаких намеков на разногласия или дискомфорт не выказывал. Эмма пожимает плечами: - Я даже не заметила поначалу, но он завернул две поездки на "Веселом Роджере", а когда Крюк предложил сопровождать его на конюшни, он прямо ушел в отказ. Теперь он не гуляет с Крюком, - она нахмурилась. - Не знаю, сказал ли Крюк что-то такое, что обидело его, но если да... - Ты, в конце-концов, пришла к выводу, что он не делает никого счастливым и бросила его? - предполагает Реджина, слишком заинтересовано. Эмма старательно закатывает глаза: - Ты знаешь, я не такая уж слабовольная, Реджина. Просто я забочусь о счастье нашего сына. В голосе Эммы слышится боль, которую у них до сих пор не было возможности высказать друг другу, может, поэтому Реджина сначала не улавливает ее присутствие, пока не слышится явное обвинение: - Или ты намекаешь, что нет? Я терпела этого неоригинального, навязчивого парня рядом с ним слишком долго. Для его же блага! - она подается вперед, все еще пронизанная чувством острой боли, и презрительно усмехается. - Уж точно не для твоего. Глаза Эммы потемнели, там достаточно боли, чтобы Реджина начала понимать. - Ладно, - произносит она медленно. - Я собираюсь выпить немного этого виски, - она дважды смаргивает, и выражение безутешности, скользящее по поверхности ее лица, сменяется запатентованной железной маской Эммы Свон. Чувство вины сразу же вскипает в ней, разлетаясь сотней мелких пузырьков, и мгновенно заполняет ее. - Эмма, подожди, - она приближается к Эмме, не раздумывая, чтобы взять ее руку в свою, минуя блюдо с рыбой. - Прости. Я просто... мне, правда, не нравится Крюк. Эмма засмеялась, мягко сжимая ее руку, пока напряжение растворяется между ними, и Реджина вспоминает как надо дышать. - Я знаю, что не нравится. И я знаю, что ты не понимаешь, почему я не прекратила это, когда могла. - Я прекрасно понимаю, - нехотя признает она. Эмма заслуживает большего, чем призрачное подобие счастья, но это то, за что она предпочла цепляться. - Просто мне так не нравится, - она вспоминает предыдущие слова Эммы и смягчается. - Но у тебя есть право добиваться своего счастья. И ты... тебе следует. - Меня бы здесь не было, если бы я думала иначе, - говорит Эмма и плавно поворачивается к ближайшему официанту прежде, чем Реджина успевает что-либо сказать. - Думаю, это вино в самый раз. Они пьют красное вино и разговаривают о Генри, спорят о бюрократии в Сторибруке и подумывают добавить еще одно занятие по магии к своему недельному графику, так как за последний месяц поступило уже три жалобы о являвшихся призраках, а это не предвещает ничего хорошего. Эмма выпивает не более пары бокалов, а Реджина медленно потягивает первый, не забывая напоминать себе, что она здесь только для того, чтобы довезти Эмму домой. Уже почти полночь, когда Эмма, наконец-то, признала, что семга была не так уж плоха и что теперь она чувствует себя более расслаблено, - если, конечно, рассеянное поглаживание ступнёй ног Реджины можно трактовать именно так - а затем они вместе направляются к машине. Эмма плюхается на пассажирское сиденье без попыток, на этот раз, придержать дверь со стороны водителя, и Реджина чувствует облегчение. Не разочарование. Облегчение. - Я сама могу добраться домой, - говорит Эмма, когда она поворачивает к Прекрасным. - В любом случае, будет проще, если я сегодня ночью заберу свою машину. Я не подумала заранее, - она пожимает плечами, ее рот кривится в улыбке. - Хотя, я хорошо провела время. Мы должны устраивать такие девичьи посиделки почаще. - Должны, - она соглашается, прежде чем начать обдумывать это, затем она вспоминает, как Эмма придержала дверь для нее, медленное движение пальцев ног по ее ногам, и она поспешно добавляет: - Может, в следующий раз ты могла бы пригласить кого-нибудь из своих друзей тоже. - Ага, - улыбка становится жестче. - Может. Они останавливаются на Миффлин Стрит напротив дома Реджины. Она выходит из машины с кратким "Спокойной ночи" и, уже на полпути к дому, слышит, как Эмма бежит к ней, намереваясь догнать. - Что ты делаешь? Эмма пристально смотрит на нее широко распахнутыми глазами, в нерешительности. - Провожаю тебя... до твоей двери? - протягивая руку рыцаря, Эмма сама едва ли осознает, что она делает и почему они обе стоят, замерев на крыльце, и с изумлением смотрят друг на друга, а Реджина медленно покачивает головой из стороны в сторону. Ее сердце сминается в груди, и она не понимает, она не знает, почему всё это происходит прямо сейчас, когда все так хорошо шло, и она была так... так осторожна сегодня вечером. - Зачем ты провожаешь меня до моей двери? - Я... - в глазах Эммы такая же паника, как у нее, и она замолкает прежде, чем скажет что-нибудь еще, что-то необратимое. Реджина тоже хочет молчать, хочет вычеркнуть сегодняшнюю ночь как ничего не значащую, но Эмма - здесь, провожает ее до двери, а Робин - там, наверху, ждет ее - и все это совсем не то и не так, как оно должно быть. - Что это, Эмма? - она прислоняется к белой с кремовым оттенком колонне, вонзая большие пальцы рук в тонкие карманы своего жакета. - Что мы делаем сегодня ночью? Эмма смотрит вниз, эти яркие пятна на ее щеках снова... или это всего лишь блики от уличного светильника? Она не может быть уверена, пока Эмма резко не вздернет голову снова вверх и не прошепчет ответ, так неуверенно, что это больше похоже на вопрос: - Это было не свидание. Проще принять всё таким, каким оно кажется, и согласиться, однако, то обстоятельство, что необходимо прояснять недавнее "это было не свидание", которое звучит гораздо ближе к "это было не свидание" со знаком вопроса, - этого достаточно, чтобы она продолжала пристально смотреть на Эмму, подыскивая слова для ответа. Робин - за закрытой дверью, она знает, где-то там в ее доме. Ее родственная душа. Ее возлюбленный. Мужчина, с которым ей предназначено провести остаток своей жизни. Даже если ее руки страстно желают вырваться из карманов, где она их так сурово удерживала, и вместо этого завладеть Эммой. Эмма с трудом моргнула: - Я ээ... я знаю, я говорила, что всегда могу сказать точно, когда ты говоришь неправду. И я могу. Обычно. Но я не думаю, что на мою суперсилу следует полагаться, когда дело касается тебя и меня, - она делает порывистый вдох, и пальцы Реджины еще сильнее сжимаются вокруг карманов. - Я была... Думаю, я вижу то, что хочу видеть. И все это посылало мне какую-то разномастную смесь сигналов, и я понятия не имею, как это разрулить, потому что я не хочу, чтобы тебе было не по себе, и я знаю, что ты счастлива и... - Эмма, - она говорит, потому что ее охватывает нетерпение и ужас от того, куда все это их ведет и может привести, и как быстро дело дойдет до самоуничтожения. Может быть, она критиковала Эмму в прошлом, что та не знает, чего она хочет, но сейчас Реджина... сейчас она не знает. Она не готова к этому, как и к неопределенности, которая сжимает ей горло, когда она осмеливается спросить снова: - Что ты делаешь? Эмма замолкает, нервный тик сходит на нет, не оставив ничего, кроме ярко горящего вызова в ее глазах. - Я добиваюсь своего счастья, - повторяет она, и Реджина рассмеялась со сдавленным рыданием в голосе. - Это твое счастье? - она снова засмеялась, на этот раз холодно, чувствуя, как внутри все покрывается коркой льда. - Эмма, я разрушала твое счастье. Снова и снова. И я даже не смогла обеспечить тебе счастливый конец в прошлом году, который ты заслуживала. Проклятье, что ты здесь делаешь, если я даже хуже, чем Крюк?! Я причинила тебе гораздо больше боли, чем он... - слова изливались из нее бурным потоком, вместе с ненавистью к самой себе, которую она сдерживала весь последний год, с тех пор, как впервые признала, что злодеи не получают счастливых концов. Всё то, что она получила после - это лишь дар, который она рано или поздно уничтожит. - Меня это больше не волнует! - Эмма не кричит; ее трясет, мощно, яростно, от встречи со своими собственными тенями. - Да, ты была злой, и ты разрушила мою жизнь, и ты была занозой в заднице с тех пор, как я приехала в Сторибрук, но ты не тот человек теперь. Ты делаешь меня счастливой сейчас. Ты делала меня счастливой месяцами до этого, - глаза Эммы горят огнем, прожигая Реджину до самых ледяных глубин, и она вибрирует под ее взглядом. - Ты повторяешь мне, что я заслуживаю счастья, заслуживаю любви и кого-то, с кем я не просто осяду. Разве я не могу выбрать кого-то определенного? Разве я не могу выбрать тебя? Внезапно она затрепетала, но Реджина не смеет сделать шаг вперед и дотронуться до нее. - И я знаю, что ты счастлива с Робином. Не знаю, стою ли я того. Не знаю, давлю ли я на тебя, преследуя, когда ты не желаешь этого. Я не могу понять, лжешь ли ты, поэтому просто скажи мне. Скажи мне прекратить, и я прекращу. Ее глаза сияют в тусклом свете от крыльца, а губы тянутся в еле заметной улыбке, как будто она боится обнаружить что-то еще на своем лице, обнажая сердце, несмотря на то, что Реджина все еще стоит, застывшая на месте. - Ничего не изменится, окей? Я завтра утром приду к тебе в офис с чашкой твоего кофе, и мы обсудим, стоит ли кого-нибудь в Сторибруке наказывать за вызов приведений. Я никуда не уйду. Я не поступлю так с тобой, - она нетерпеливо ожидает, и с каждым мгновением оседает чуть-чуть больше, пока Реджина продолжает стоять в полной тишине. Это абсурд. Это не то, чего хочет Эмма, это не честно по отношению к Эмме, и это не то, что, как ей казалось, будет иметь какое-либо значение. Эмма должна знать, что она чувствует. Она никогда не была способна скрывать это от Робина, или от Генри, или даже от Крюка. Эмма должна увидеть это, с суперсилой или без. Это обречено с самого начала. - Эмма... - ей, наконец, удается справиться с этим. Эмма продолжает смотреть на нее, пока ее губы безуспешно кривятся в нечто среднее между улыбкой и гримасой. - Эмма, у меня есть родственная душа, - Эмма выпрямляется, с ее лица сходят все краски. - Я знаю ты не поклонница магии и нашего прошлого, но в Зачарованном Лесу это не обсуждается. Судьба уже распорядилась тем, что мне предначертано. Эмма кивает, губы вытягиваются в тонкую полоску, резко очерчивая ее рот. - Судьба - это хреновая отмазка, которую мои родители придумали, чтобы бросить меня. - Судьба и я, - поправляется Реджина. Новая агония тянет ее внутренности от зрелища Эммы Свон, на глазах превращающуюся назад в ту женщину, которую она долгое время не знала. - И я не поступлю так снова. Я больше не буду разрушать твое счастье. Она стремительно пересекает крыльцо, чтобы смешаться в руках Эммы, которые тут же подхватывают ее. Может быть, это последний раз, который случится, их второй и последний контакт, подобный этому, и слезы катятся по щекам, неважно как яростно она пытается удержать их. - Тогда скажи, что хочешь, чтобы я прекратила, - шепчет Эмма, сжимая кольцо рук еще крепче. Они по-прежнему подходят друг другу - мягкие изгибы и заостренные края, и Реджина на грани того, чтобы сказать это, сказать то, в чем она не признавалась даже себе. Я люблю тебя. Я люблю тебя так давно, что уже не помню, как тебя ненавидеть. Но речь идет о счастье Эммы, не - о любви. Счастьем может быть дружба, когда судьба душит, так неумело, и любовь Реджины принесет Эмме только боль. Судьба - это монолит. Слишком долгое время она кружилась в ее вихрях, в попытках сделать что-то еще, а не ощущать постоянное чувство вины, пытаясь сопротивляться ей за счет других. - Я хочу, чтобы ты прекратила, - шепчет она, прижимаясь еще сильнее, и Эмма старается изо всех сил, чтобы отстраниться, прежде чем она отпускает ее. Эмма постепенно стирается. Это единственное, что приходит в голову, чтобы описать, как бросающая вызов и непоколебимая больше-чем-жизнь Эмма, которая была гораздо более честной, чем она когда либо сможет быть, просто расплавляется, и она остается наедине с женщиной, которая одета в ее блузку и выглядит такой маленькой в ней, даже с их разницей в росте. - Хорошо, - говорит она. Кажется, она отчаянно борется, чтобы приподнять уголки губ в улыбке, но сдается. - Увидимся завтра утром тогда. Она слабо машет рукой на прощание, и светильники на крыльце внезапно вспыхивают и гаснут, оставляя Реджину в темноте, когда "Жук" срывается с места. Она в оцепенении. Она толкает открытую дверь и поднимается наверх, переставляя ступни одну за другой, толкает себя наверх, дальше. Вперед, дальше. Эмма на пути домой, и это не было свиданием, она не сделала ничего неправильного, что могло бы разрушить всё для всех. Она просто будет продолжать идти, как и шла до этого. Робин улыбается ей со своего места на ее кровати. Он читал классику в последнее время, вспоминая персонажей с их историями, которых он знавал лично, так же, как она когда-то любила делать. Он загибает страницу в "Айвенго" и спрашивает: - Как прошел вечер? - с едва заметным беспокойством. Это её счастье. Это её будущее. Она медленно вдыхает, чтобы задействовать все свои резервы с остатками сил и жизнестойкости, а в голове звенит тонкий голосок, похожий на Тинк, вопрошая: "Почему ты не можешь позволить себе быть счастливой?" - и она говорит: - Думаю, тебе лучше перебраться в гостевую комнату на время.