Так что, уйдешь теперь к любовнице? / so does this make us both the other woman?

Она сидит на скамейке в парке, уставившись на поверхность воды, в которой отражается ее колеблющаяся фигура, бегущие волны искривляют изображение, искажая черты ее лица до неузнаваемости. Практически то же самое она видит и в зеркале, откуда на нее в последнее время смотрит незнакомка, чей ускользающий образ заставляет задаться вопросом - кто же она теперь? Одно время ей казалось, что когда Зелена была повержена, а Генри вернулся к ней, и она нашла Робина - это было таким же желанным и очевидным, как и то, о чем она когда-то мечтала в объятиях Дэниела, будучи счастливее, чем когда-либо могла быть. И вот теперь все это кажется ошибочным, и она не может отделаться от мысли, что своими сомнениями сделает только хуже, что нельзя отказываться от того хорошего, что у нее уже есть в жизни, и что поиск каких-либо оправданий или подтверждений, или... Она поднимает глаза и видит Эмму, которая движется ей навстречу, в обход пруда, завернутая в пальто, исхудавшая, и на лице сама собой расцветает улыбка. Эмма. Возможно, они никогда не будут вместе, но пока у нее есть Генри и Эмма, и их семья идиотов, до тех пор она будет хоть как-то счастлива. Но дело не только в ней. Приближаясь, Эмма широко улыбается ей в ответ, и, наконец, она замечает ее спутников. Вот Крюк, куда же без него, следующий за Эммой, как назойливая тень, а позади него... - Ты получила мою смску. Я нашла твою фею! - торжественно объявляет Эмма, указывая на Тинкербелл. - Это было не легко. Никто не знал, где она остановилась, и у нее нет мобильного, так что мне пришлось, как заведенной, носиться по всему городу, применяя мои лучшие навыки залогового поручителя, опросить всех монашек, и вот, она явилась на "Веселый Роджер", разыскивая Крюка. В общем... я нашла ее. Она выглядит очень довольной собой, а Крюк бурчит рядом: - Она только тем и занималась целыми днями, что рыскала в поисках Тинк. Что вообще стряслось, что она тебе вдруг так срочно понадобилась? Эмма пожимает плечами. - Реджина попросила, - отвечает она веско, и этого вполне достаточно, чтобы вызвать улыбку на лице той, о ком идет речь. Эмма утвердительно кивает головой, улыбаясь в ответ, и на ее лице проступает румянец, от вида которого у Реджины привычно теплеет в груди. Она сглатывает, наконец встретившись глазами с Тинк. Та лишь слабо улыбается в ответ. В прошлый раз они расстались на не очень радостной ноте, и буря прошлых разногласий все еще не улеглась, готовая разразиться вновь. - Спасибо, Эмма, - еле слышно произносит она. - Ты не возражаешь, если... - О, да, конечно, - Эмма тянет Крюка прочь, и пират покорно следует за ней. Он продолжает держать ее за руку, но она как будто не замечает его присутствия, оглядываясь назад, чтобы посмотреть на них. Ее улыбка бледнеет, и она выглядит полностью отрешенной, витая где-то далеко, а Реджина гадает, знает ли Эмма, зачем она позвала Тинк. - Знаешь, она ведь счастлива с ним, - тихо произносит Тинк, и в ее голосе опять слышится знакомое напряжение. - Не знаю, что ты там задумала, и чего тебе от меня надо, но я... Она обрывает ее прежде, чем страдания при взгляде на удаляющуюся Эмму, с ее какими бы то ни было настоящими чувствами к пирату, начнут снова разрывать ее. - Я хочу знать, что не являюсь счастливым концом для Робина. Тинк ошарашенно смотрит на нее и плюхается рядом. - Что? - Я любила прежде, еще до него. Он тоже раньше любил. А теперь я... у меня есть чувства к другому человеку. - Она старается дышать ровно и не смотреть в сторону прогуливающейся пары на противоположной стороне пруда, но кого она пытается обмануть? - Чем отличаются мои отношения с Робином от других? И что определяет этого единственного человека, с которым, как предполагается, мы проведем всю оставшуюся жизнь? Тинк мотает головой. - Настоящая любовь это не то же самое, что родственная душа. Да, конечно, есть такие, кто сразу влюбляется друг в друга, но чаще всего настоящая любовь расцветает со временем, пока крепнет взаимное чувство близости. Твой сын, безусловно, твоя настоящая любовь, но у тебя, также, есть еще кто-то, кто дорог тебе... Может быть, Белоснежка? - возможно, она пытается спровоцировать Реджину. И ей это удается, так как Реджина тут же вспыхивает: - Простите? Фея поднимает руку в останавливающем жесте. - Я только хочу сказать, что настоящая любовь не так уж редка, как говорят некоторые. Но вот родственная душа... у тебя только одна такая в твоей жизни, а пыльца фей никогда не ошибается. Робин Гуд и есть твоя вторая половинка. - Я знаю, - она правда знает и не отрицает этого. Еще никогда стены вокруг ее сердца не рушились с такой легкостью, еще никогда она не вступала в отношения, или сходилась с кем-либо, так быстро после смерти Дэниела. С Эммой и Генри сразу возникли трудности, в основном из-за ее собственных внутренних проблем и их упрямства. Они потратили несколько лет, чтобы разобраться со своими "тараканами" - и совсем другое дело было в отношениях с Робином: не обременный грузом прошлого, он был прост и открыт, как и большинство хороших людей из Зачарованного Леса. - Но ты говорила, что Дэниел тоже был моей родственной душой. При этих словах Тинк покровительственно улыбается: - О, Реджина, я должна была позволить тебе так думать. Я знала, что ты никогда бы не поверила, что встретишь кого-то еще после Дэниела, кто будет твоим во всех смыслах. Дэниел никогда не был твоей судьбой - ею всегда был Робин. Внутри в одно мгновение стало пусто, как будто одним сильным ударом под дых из нее вышибли весь дух. Она снова пытается дышать, но лишь хватает воздух ртом, как выброшенная на лед рыба, пока ее взгляд не сосредотачивается на Эмме, на ее светлых волосах и темно-зеленом пальто, на камне в ее руке, как она замахивается в сторону пруда, чтобы продемонстрировать Крюку скользящий бросок. Эмма удерживает ее и вытягивает назад, прочь из темноты, в настоящее, где есть жизнь. - Ты ошибаешься, - хрипло произносит она. - Я любила Дэниела, я бы провела с ним всю свою жизнь и никогда не помышляла бы ни о чем другом. - Нет, не провела бы, - Тинк прослеживает за ее взглядом и поджимает губы. - Ты не можешь спорить с судьбой. Вы всегда будете притягиваться друг к другу, - уверенно произносит она, чем вызывает у Реджины неконтролируемый гнев. - Вам суждено быть вместе до конца своих дней. И да, ты можешь влюбиться в кого-то другого, но эта любовь обречена с самого начала, - она поворачивается, чтобы встретиться с ней взглядом. - Зачем пытаться уклониться от неизбежного, Реджина? Разве ты не любишь Робина? Разве тебе не надоело все разрушать? В ее голосе слышится боль, и Реджина спрашивает: - Почему ты так беспокоишься? - Я твой друг, - Тинк гневно смотрит на нее в упор. - Я была твоим другом до того, как... Раньше. Я хочу, чтобы ты была счастлива. - Она встряхивает головой, ее глаза широко распахнуты и в них пылает праведный гнев. - Я все отдала, чтобы так и было: мое будущее, мое предназначение - все это ради тебя и Робина. - Я не просила тебя об этом, - тихо говорит Реджина. Она ведь должна злиться на Тинк за то, с каким упорством та продолжает доказывать, будто знает, что на самом деле будет лучшим для нее, но вместо этого на сердце была лишь печаль. Тинк принесла себя в жертву ради их отношений с Робином, до конца веря, что у них все получится, что иначе и быть не должно. Разве тебе не надоело все разрушать? Тинк продолжает молча сидеть. Когда вновь раздается ее тихий голос, в нем слышится горечь побежденного: - Ты хочешь, чтобы тебе сказали, что все получится, что ты сможешь пренебречь своей второй половинкой и найти любовь с кем-то еще. - Да. Нет, - поправляется она. - Я не... мне не надо искать. У меня уже есть Генри. Он все, что у меня есть. - Она теребит в руках края своего пальто, пропуская кусочки ткани между пальцев. - Я не хочу, чтобы Робин остался в одиночестве. Я хочу, чтобы у Роланда была мать, - она так устала причинять боль людям, которые меньше всего заслуживают этого. Ее взгляд обращается на Эмму, которая стоит рядом с пиратом, балансируя на торчащем из воды камне, и ерошит его волосы, а он пытается уклониться от ее ласк, прячась за свой крюк. Она вспоминает, как ворвалась в замок, сея хаос и разрушения, с одной лишь целью - найти и уничтожить дитя Белоснежки - и все ради того, чтобы обнаружить, что ее уже нет, что она ушла туда, где Злую Королеву ждал ее счастливый конец. - Я только хочу быть уверена, что он еще встретит ту, которую полюбит. - Так не бывает, - Тинк накрывает ее руку своей и стискивает, причиняя легкую боль. - Твое безумное увлечение Эммой... это иллюзия. Это не может быть правдой. Да, теперь я понимаю. Ты напугана и проявляешь тягу к саморазрушению, но все, чего ты достигнешь - это сделаешь несчастной и себя, и Робина, - ее рука дрожит, но она продолжает говорить ровным голосом, поднимаясь со скамейки. - Я не могу дать тебе этих гарантий. Если ты хочешь угробить свое счастье с Робином, то это только твое решение. Ты все уничтожишь прежде, чем я смогу помешать тебе. Тинк уходит прочь, не оборачиваясь, и шествует с гордо поднятой головой мимо Эммы и Крюка. Реджина невидящим взором смотрит на них, в ее голове по-прежнему звучат слова Тинк: "Разве тебе не надоело все разрушать?". Она стремилась противостоять всему, что обрушилось на нее в последние годы, боролась с представлениями о ней со стороны окружающих, начиная с того самого момента как пало проклятие, и в глазах Генри мелькнул страх, когда он посмотрел на нее. Все складывалось не лучшим образом, были свои трудности, которые надо было преодолеть, но с Робином обстояло все иначе. На кону была его жизнь. Она готова провести остаток своих дней в одиночестве, она знает, каково это, с тех самых пор, как ей исполнилось девятнадцать. Однако, она не может поступить так же с двумя близкими ей людьми. И вот один из них идет сюда. Она замечает ее рядом с собой, прежде, чем осознает, что Тинк и Крюк уже ушли, когда Эмма садится рядом на скамеку. - Ты в порядке? - Да, конечно, - она лжет, и Эмма поднимает глаза к небу. - Угу, я вижу, - она берет ее за руку, сплетая их пальцы вместе. - Тинк такая обаяшка, когда дело касается вас с Робином. - Кто сказал, что мы обсуждали Робина? - Реджина. Она вздыхает: - Я не знаю, что делать, Эмма, - горло сжимает невидимая сила, когда она пытается произнести слова. - Он моя родственная душа. Эмма натянуто улыбается: - Ты счастлива с ним? - Я уже отвечала на этот вопрос, - она вспоминает, как обнимала ее, говоря правду, и взгляд Эммы, пытающийся разгадать эту самую правду, как будто она не верила происходящему, и не понимала, почему Реджина говорит одно, а чувствует другое. Эмма сжимает ее руку: - Я тебе не верю. Я до сих пор не понимаю, зачем... - она откашливается. - Чего ты хочешь, Реджина? "Быть свободной", - мелькает у нее в голове, и перед взором проносится лицо короля. - "Слишком близко", - с отвращением замечает она, и стены замка, куда ее когда-то заточили, превращаются в ее собственный особняк. Вот лицо Робина, который смотрит на нее, как будто она является средоточием его мира, и маленький Роланд, тянущий ее за руку, в сторону игровой площадки. - А это важно? Эмма смотрит на нее как на ненормальную: - Конечно, важно. Ты не обязана быть с Робином, если не хочешешь этого. - Он - моя семья, - она изо всех сил пытается не замечать, как вытянулось лицо Эммы при слове "семья". - Он счастлив со мной и он любит меня, и я предназначена ему. Разве я имею право разрушать чье-либо счастье? Предполагается, что я оставила это в прошлом. - Ничего не предполагается. Если ты в лагере хороших людей, это не значит, что ты должна быть святой. - Эмма поднимает глаза к верху. - Я люблю свою мать, но она собиралась наплевать на все и свить уютное гнездышко со своим мужем в джунглях Неверленда. Она забросила меня в шкаф, когда мне было пару часов отроду, и надеялась на лучшее, - она пожимает плечами, совсем не замечая, как напряглась ее ладонь в руке Реджины. - Временами, хорошие ребята совсем не те, за кого себя выдают. - И не говори, - сухо отвечает Реджина. Ее пальцы изучают узоры на ладони Эммы, прежде чем снова обрести покой в ее руке. - Не думаю, что мне захочется повторять ошибки Белоснежки при выстраивании отношений. Эмма вздыхает и толкает ее плечом. - Ну да, но прежде всего тебе следует позаботиться о себе. Иначе ты начнешь прессовать Робина, пока не слетишь с катушек, и... - Превращусь в Злую Королеву? - в ее памяти снова оживают образы замка, звуки кричащих голосов в саду и фигура маленькой девочки, которая смотрит на нее и ничего не подозревает о бегущей по венам ненависти, готовой вот-вот просочиться через кожу. Эмма заходится в тяжелом приступе кашля, багровея, как свекла, и Реджина поглаживает ее по спине, успокаивая нежными прикосновениями. - Я хотела сказать, пока ты не сбежишь и не оставишь его одного. - Оо, - она замолкает, немного смущаясь от того, как Эмма поймала ее руку, возвращая под свою опеку. - Я не должна злиться на него, это не его вина. Я сама была инициатором, когда увидела татуировку на его руке, и, возможно, сама... все произошло слишком быстро. - Судя по тому, что рассказывал Дэвид, вы двое только и делали, что носились по лесу как парочка детей с луком и магией наперевес и постоянно пререкались, - по ее тоскующему тону становится понятно, что она была бы не против оказаться в том лесу вместе с ними. - Звучит довольно весело. - Так и было, - она улыбается при воспоминании о его самодовольном лице, которое стало намного более располагающим к себе с тех пор, как она научилась заботиться о нем. - Впрочем, Роланда я обожала с самого начала. - Дэвид думает, что ты и в него так же тайно влюбилась, - на ее лице появляется хитрое выражение, причину которого она не спешит объяснить. - Итак, ты утверждаешь, что стоило какому-то блондину появиться в твоем замке, вы тут же сцепились и продолжали донимать друг друга целый год, но при этом ты любила его сына? - К чему ты ведешь? - спрашивает она, слегка обеспокоенно. Эмма бросает на нее очередной взгляд. - Я просто рассуждаю. Может быть, если бы я верно разыграла свои карты, когда только приехала в Сторибрук... Эмма неисправима, и, похоже, не так уж и далека от истины - в горле мгновенно все пересыхает: - Даже не продолжай. - Так что же на самом деле тебя во мне привлекло? - Эмма продолжает гнуть свою линию, широко улыбаясь. - Мои навыки впиливаться в дорожные знаки? Или когда я ворвалась в твой офис? Бензопила? А может эти бицепсы? Она напрягает руки так, что Реджина вполне способна ощутить их близкую упругость через ткань пальто. - Ну конечно, бицепсы, да? Она могла бы все отрицать, притвориться, что любая деталь в Эмме Свон вызывала стойкую неприязнь, как это было давным-давно, однажды в сказке, но теперь все изменилось, и то, что когда-то казалось спасением, не так легко повторить сейчас. - Это была ты. Вся ты, - признается Реджина. Эмма ошарашенно моргает: - А? Она сглатывает вставший в горле комок, и на губах сама собой расцветает улыбка при воспоминании о ярких зеленых глазах, таких живых и бросающих вызов, об их сыне и обо всем, что имело значение. - Я провела двадцать восемь лет во сне, Эмма. Каждый день был похож на другой. Вот, как это было. Я... у меня был Генри, но только и всего. Никто не менялся, ничто не менялось. Генри был моей путеводной звездой, но когда его не было рядом, я... я не ощущала себя живой. - Ей нужен был вызов, страсть и борьба, а она была заперта в ловушке своего собственного "счастливого конца", где не было ни того, ни другого. - Вплоть до того момента, как ты появилась в Сторибруке и "разворошила муравейник", которым я управляла, - она продолжает вспоминать, бессознательно пробегая пальцами по Эмминому запастью. - Ты пришла, чтобы уничтожить меня, и где-то глубоко в душе я желала этого, несмотря на всю ненависть. Эмма улыбается, повернувшись, чтобы посмотреть ей в глаза. Она не ухмыляется, не подтрунивает и не смеется над ней - нет, это простая, искренняя и дарящяя тепло улыбка. - Что? - спрашивает Реджина. Эмма пожимает плечами. - Просто... я рада, что ты наконец призналась. - Не переоценивай себя, - она пытается быть нарочито жесткой, впрочем, без малейшего успеха. - Ты была ходячая катастрофа. И... если бы все не случилось так... как случилось, я, скорее всего, по-прежнему ненавидела бы тебя. - Да, я тоже тебя ненавидела. Эмма была невыносима, лезла на рожон везде, где ее не ждали, и вызывала только раздражение. Она хотела ее убить, и поцеловать, связать в своей комнате и заткнуть, и... Она откашливается: - У нас с тобой было все иначе, чем у меня с Робином. Он был свидетелем не самых луших дней в моей жизни в тот год. Я не хотела, чтобы он был рядом после всего. - Но ты всегда хотела, чтобы я была рядом, - замечает Эмма, и это может показаться шуткой, если бы не тот факт, что на самом деле так оно и есть. Она вздыхает и еле слышно произносит: - Да, - прежде, чем успевает опомниться. Эмма беспокойно зашевелилась на своем месте. - Реджина, - до нее доноситя дыхание Эммы, и есть что-то особенное в том, как она произнесла ее имя. Ее рука сама тянется к ее лицу, она совсем рядом, и гладит ее по щеке, прежде чем усилить давление и притянуть ее к себе. Эмма прислоняется щекой к ее ладони, на мгновение закрывая глаза, и тут же широко их распахивает: - Вся эта неразбериха с Робином, то, от чего ты хочешь убежать, дело ведь не только во мне, да? Она могла бы рассмеяться, быть жестокой и сказать ей то, что сойдет за полуправду, то, во что легко поверить, но когда она встречается взглядом с Эммой, все, на на что ее хватает, это признаться: - Не совсем. - А, ну ладно, - Эмма слегка поворачивается, чтобы встретиться губами с ее ладонью. - Я не хочу, чтобы ты так же злилась на меня, - бормочет она. Ее взгляд пронизывает насквозь, желая рассказать их совместную историю, к которой они обе не готовы. Она вновь спрашивает: - Чего ты хочешь, Реджина? - Я хочу прекратить разрушать все вокруг, - она вспоминает обвиняющие глаза Тинк, Робина и Роланда, и маленькую светловолосую девочку, которая выросла без семьи. Она размышляет об Эмме, которая постоянно убегает, и не понимает, что же может заставлять ту бросаться в ее объятия, чтобы снова испытать эту боль. Эмма слегка пошевелилась, осторожно, чтобы не прерывать их связь. - Ты уже давно ничего не разрушала. - Я бы могла, - шепчет она. - Я все еще могу, я знаю. Дело не только в Робине, Эмма. Разве ты забыла, как мы пытались уничтожить друг друга? - перед ее мысленным взором проносятся картины прошлого: семнадцатилетняя девушка, с тоской взирающая на окружающий мир, готовая сдаться, Генри, который прибежал к ней, извещая, что нашел свою настоящую маму, яблоко, такое же красное, как кровь. - Да, мы все угробили, - Эмма издает легкий смешок, и Реджина целует ее. Легко и непринужденно - возможно, это одна из худших идей, которая посетила ее - и так сладко, что Эмма подается вперед и целует ее в ответ, осторожно, боясь нарушить то хрупкое равновесие, которое установилось между ними. Она дрожит, окутанная прохладой ночного воздуха, и не двигается: ее рука замирает на Эмминой щеке, ее губы целуют Эммины губы, их носы сталкиваются друг с другом, но ее глаза по-прежнему закрыты, а сердце готово выпрыгнуть из груди, ощущая долгожданную свободу. Разве тебе не надоело все разрушать? Они разбиваются на тысячи осколков в объятиях друг друга, как будто предчувствуя, что окружающий мир заплатит за каждое их мгновение близости, как будто они оставляют все позади, не заботясь о том, что будет дальше, о том, что будет с их близкими, только, чтобы быть вместе. Нет, дело не в Эмме и в ее пирате, убежденном, что однажды она придумает, как быть с ним - она сама во всем виновата, разрушая устоявшиеся связи и причиняя боль людям, которых она любит. Она причиняет боль Эмме, поддавшись мгновенной слабости. Она резко подается назад. Эмма смотрит на нее широко распахнутыми глазами, на ее губах размазана ее помада, и она не может оторвать взгляда, сгорая от желания. Но Тинк была права - их любовь заранее обречена. Все выглядит именно так, как она и мечтала, как начало конца для них всех. - Я прошу прощения, - выговаривает она, втречаясь взглядом с зелеными глазами напротив. Она до боли закусывает щеку изнутри так, что чувствуется вкус крови. - Это была ошибка. Эмма вскакивает со своего места и обрушивается вниз, назад, с силой врезаясь в губы Реджины, заставляя ее ответить. Она хватается за края ее пальто, притягивает к себе, и на этот раз в ее поцелуе нет былой мягкости. Он необуздан и дик. Она начинает задыхаться, но Эмма не отступает, продолжая яростно целовать ее, снова и снова: ее язык проникает ей в рот, пробегая по зубам, она захватывает ее нижнюю губу и кусает, целует и снова кусает, потом опять целует, доводя Реджину до полубессознательного состояния. Ее губы опухают, и она уже не помнит как двигаться или говорить, и разум окончательно покидает ее. - Да пошла ты! - кричит Эмма, ее грудь тяжело вздымается. А потом она разворачивается и убегает прочь в темноту улиц.