От ярости до ярости, или Кровь и вишня

      Густой ароматный дым искажал привычную картинку. Закат кровавыми пятнами разлился по небу, а тихий спор морских волн и огня в костре отвлекал от тяжелых мыслей. Диас ещё не привык к тому, как расширилось его зрение и обострился слух, насколько больше он теперь чувствовал и понимал, и как далеки от него стали все те нежные воспоминания, связанные с Бартоком.       Война с Западом не закончилась, но временное затишье было необходимо обеим сторонам. Безумный король вернулся в столицу с яростным желанием отомстить всем омегам за искалеченную руку. Он разъярился настолько, что отправил солдат в храм, приказал убить всех жрецов и разрушить строение.       Невыносимое пекло и песчаные бури не позволили солдатам приблизиться к храму. Они потерялись, блуждали по пустыне и лишь немногим удалось вернуться. По дороге сюда Диас видел один из трупов, наполовину засыпанный песком и частично съеденный хищными птицами. Смерть источала мерзкий запах и выглядела ужасно. Диас ощутил каплю жалости к альфе, погибшему столь жутко. Но напомнил себе, что этот мерзавец собирался убить его и остальных жрецов. Он бы их не пощадил, а значит, и сам не заслуживал милосердия.       От следующей затяжки мир заплясал вокруг Диаса, цвета стали ярче, звуки громче. А сам он будто бы замедлился. Ему показалось, он и вовсе перестал дышать и прошла целая вечность прежде, чем огонь внутри него разгорелся и потребовал больше воздуха.       Иногда Барток приходил сюда. А порой Диас просиживал до темноты и уходил ни с чем. Сегодня, только завидев вдалеке знакомый силуэт, Диас ощутил то же, что всегда при виде принца. Трепетное возбуждение и желание. Ему было все равно, сделают они это здесь же на песке, пойдут в пещеру или еще куда-нибудь. Он хотел только одного: стать единым целым с этим альфой. И никогда больше не расставаться.       — Я принес тебе вкусненького, — Барток обнял его со спины и осторожно убрал распущенные волосы с шеи, поцеловал в бьющуюся жилку.       Укуси! Укуси! Оставь метку! Сделай меня своим! Пообещай, что мы всегда, всегда будем вместе! Что ты будешь меня любить и оберегать! Что я могу доверять тебе!       — Вишня, — Диас с улыбкой забрал мешочек. Сунул одну ягодку в рот и повернулся, чтобы поцеловаться в губы. По подбородку потек сладкий сок.       — Ах, значит, мне только косточка осталась? — засмеялся Барток, когда Диас протолкнул ее ему в рот языком.       — Принц в своей жизни ел немало вишни, — усмехнулся Диас, сам не замечая, как перешел на привычное для жрецов обращение ко всем в третьем лице. — От принца пахнет другими омегами.       — Что-то имеешь против? — Барток притянул Диаса ближе. Коленом развел его ноги и усадил себе на колени, поцеловал в ключицу.       — Нет, если принц доволен и получает удовольствие.       От самого Диаса теперь пахло дымом. На внутренней стороне бедер остались ожоги — следы грубых ласк Огненного Хозяина. Саммо обрабатывал их специальной мазью и говорил, что все пройдет. Он говорил, что если бы Диас не понравился их господину, то не пережил эту близость. Диас не знал, кому должен молиться, чтобы ничего подобного никогда не повторилось. В любом случае, все его мольбы уже трижды улетали в пустоту. Старые жрецы хвалили Диаса, говорили, он понравился Хозяину, говорили, тот хочет от него дитя.       — Здесь? — Диас не выплевывал косточки в песок, а собирал их в карман. Потом, позже он сделает из них себе талисман.       — Нет. По ночам здесь теперь может появиться патруль. Идем к Имре.       — Он ведь в столице, — вслух выразил сомнения Диас, хотя ни на шаг не отставал от Бартока. Дом на утесе был хорошо виден, и все окна в нем были темными. Если там кто-то и есть, то даже слуги спят.       — Они втроем поехали на охоту, — отмахнулся Барток. — Надеюсь, Эста не позволит угробить Стевушку.       Диас тихо посмеялся. Его всегда умиляла эта трогательная любовь Бартока к его братьям. Он давно забыл, что это значит. Из своих родных он все еще был близок только с Саммо. Старший посвятил всего себя работе в кузнях. Он оттуда не высовывался, и спустя годы Диас вряд ли отличил бы его от прочих кузнецов. Другого заметили в объятиях городского альфы. Взял ли тот его силой, или брат отдался добровольно — не изменило его конец. Диас боялся, что однажды его заметят с Бартоком и сожгут заживо, больше всего на свете. Но недостаточно сильно, чтобы отказаться от встреч с принцем. Еще двое ушли в другой храм — дальше в пустыне. Оттуда никто не возвращался, так что Диас подозревал, что никакого храма вовсе нет, и все жрецы, которые уходят туда, погибают в песках.       — Уверен, со Стевушкой все будет в порядке, — Диас крепко взял Бартока за руку, и тот подтянул его на скалу. Дальше придется лезть по камням. Они проделывали это уже десятки раз, так что отлично знали, где и за что можно уцепиться. Темнота не была помехой, а, скорее, помощником. Она укрыла их от посторонних глаз, которые могли увидеть их с берега.       — В прошлый раз Имре бросил его в кактусы! Но Стево храбрый пацан. Он выбрался и почти не ревел. А в позапрошлый — Имре учил его плавать. У акульего рифа, кстати.       — Может, и тех омег, которых он туда возит и кормит ими акул, он учит плавать?       — Диас. У нас нет выбора. Мы его подданные тоже и обязаны выполнять приказы. Но мы к нему ближе всех. Вплотную.       — Я понимаю, — отозвался Диас. Он не хотел сейчас развивать эту тему, потому что политика всегда сбивала у Бартока романтический настрой. И он уже говорил «мы», потому что на войне с Западом и сам делал много того, чем не гордился.       Луна осветила им путь от обрыва к дому Имре, они поднялись в спальню и, не разрывая поцелуй, упали на кровать.       Здесь волосы Диаса разметались по чужим подушкам, он выгибал спину дугой от неторопливых, но напористых ласк, их пальцы переплелись, потому что Барток не любил, когда Диас оставлял следы у него на спине.       Для принца существовала невидимая грань, переступая которую, он все еще оставался вежливым, но переставал быть мягким. Он рычал и весь свой южный темперамент выставлял напоказ. Его касания были властными, поцелуи горячими и собственническими. Но никогда не причинял боли, и ничто из его действий не заставляло чувствовать себя униженным или слабым.       Огненный Хозяин не хотел любить. Он хотел владеть. И ему не нужна была любовь. Только служение и принадлежность. Он защищал своих жрецов не потому что оберегал их, а лишь потому, что не хотел делиться.       Барток вел. Но не повелевал. Он получал все, что хотел, отдавая при этом всего себя.       С ним Диас понимал, что такое любовь.

****

      — Не кури здесь, радость моя, — Барток развалился на кровати и закинул руки за голову. Он был великолепен и знал это. — Имре будет метать гром и молнии, если почует запах табака и начнет чихать в собственной спальне.       — То, что он чует в своей спальне мой запах и находит на своих простынях мои волосы, не заставляет его метать гром и молнии? — усмехнулся Диас, но просьбу Бартока выполнил и не поджег табак. Он уселся на пол, возле их одежды, и стал доедать оставшиеся вишенки.       — О, после нас он находит не только волосы, — улыбнулся Барток. Он приподнялся на локтях и осмотрел смятую постель. — Но сам же и виноват. Нечего распугивать своим вспыльчивым характером прилежных слуг. Да и вообще! Он должен быть рад и горд, что на его постели доставили удовольствие такому прекрасному омеге, как ты. Сам бы он так ни за что не смог. Хотя бы потому, что предпочитает бет. Но главным образом потому, что я бы ему тебя не отдал.       Барток сел за спиной у Диаса, стал осторожно перебирать его волосы и заплетать в косы.       — Я могу найти тебе дом где-нибудь недалеко от побережья. Ты сможешь жить там, и у тебя будут свои простыни и слуги, — мягко и словно невзначай предложил Барток.       — У меня есть дом.       — Раньше я думал, что в своем храме ты в безопасности, — он бережно, едва касаясь, провел подушечками пальцев по внутренней стороне бедра Диаса. По ожогам. — Но теперь вижу, что это не так.       — Я — омега. В южном государстве, которым правит Безумный король, — напомнил Диас то, о чем и сам Барток никогда не забывал. Он говорил без вызова или злобы, а почти мурлыча. Ему не хотелось ссориться и воевать, что-то доказывать, когда рядом был его принц, — мне нигде не безопасно. В доме со слугами кто-то может и проболтаться. Мол, Великолепный южный принц таскается к простолюдину.       — Когда-нибудь все изменится, — Барток приподнял подбородок Диаса, вынуждая его посмотреть на море. Туда, где из-за горизонта поднималось солнце. — Тьма однажды рассеется, и настанет новый прекрасный день.       — Я знаю.       — Чем я могу помочь тебе сейчас?       — Мне ничего не нужно, кроме твоей любви, — от чистого сердца сказал Диас.       — Я люблю тебя.

****

      Удар в живот выбил весь воздух. Диас согнулся пополам и закашлялся. Изо рта потекла струйка крови. Его резко дернули назад, и следующий удар пришелся по лицу. Двое охранников пихали его друг другу, как безвольную тряпичную куклу, и невербально объясняли принятые здесь правила поведения.       В тронном зале его поставили на колени, и чья-то рука сжала волосы на затылке, мешая поднять голову и взглянуть на того, что сидел на троне. Диас видел лишь мраморный пол и капли крови, которые текли у него из носа и рта. Он мог дышать только ртом, а в уши бился страх и гнев, он толком не понимал, что вменяют ему в вину.       Его поймали. Это означало только одно.       — Ваше Величество, он не заслуживает смерти, — голос настолько знакомый, что Диас вздрогнул. Рванулся вперед, чтобы хоть на мгновение увидеть говорившего.       Барток стоял по левую сторону от трона. В облачении принца. Таким красивым и великолепным Диас его еще не видел.       — Что ты сказал? — Безумный Король оскалился и посмотрел на него. Диас все отдал бы за то, чтобы Барток никогда не открывал рта, чтобы не навлек на себя ярость этого мерзавца. Ему ведь все равно! Столько ненависти в глазах, он и сына не пощадит.       Молчи! Молчи! Пожалуйста, молчи!       По подбородку потекли слезы. Оказалось, за себя Диас боялся куда меньше, чем за Бартока. Мысли о собственной смерти вызывали гнев и ненависть. Но если что-то случится с его принцем… Нет! Такого он не переживет!       — Смерть — слишком легкое наказание для него, Ваше Величество.       — Да что ты? — хмыкнул Безумный Рудо. — Судя по тому, как они визжат, когда приплывают акулы, такая смерть доставляет им мало удовольствия. Эммерих! Прикажи отвезти эту дрянь в следующей партии к рифу.       — Но смерть освобождает их, — снова вмешался Барток. Он склонился ниже, почти к самому уху своего отца и заговорил тем голосом и с теми интонациями, которые использовал, чтобы заболтать стражников или торговцев. — Это слишком просто. Вам не кажется, что справедливо будет заставить жреца раскаяться и пожалеть о всех его злодеяниях? Чтобы у него было время на раздумья, а страдания лишь подначивали думать правильно. Чтобы он молил о смерти. Отправить его в ссылку, например… на Север. Туда, где он будет далек от своего фальшивого бога. Где снег будет слепить его, а холод пробирать до костей. Где он больше никогда не сможет согреться.       Диас дрожал. Ему стало холодно от одних этих слов. Барток рассказывал ему о Севере. Чаще всего, о близнецах-принцах, но и о том, что там много снега и мало тепла. Его опять держали крепко, и он не мог взглянуть в лицо Бартока, чтобы понять, спасает его принц или обрекает на вечные мучения.       — Что ты скажешь, Эстаапен? — спросил король. Явно не потому, что его волновало чье-то мнение. Он таким образом раз за разом проверял сыновей.       — Жреца поймали, когда он колдовал, — спокойно ответил Эста. — Он однозначно заслуживает смерти. Но если перед этим он испытает на себе всю силу противоположной стихии, это будет уроком и ему, и, что важнее, всем прочим. Кажется, акулий риф перестал их пугать.       — Тогда решено! — неуместно радостно провозгласил Безумный король. — Пусть замерзнет там насмерть!

****

      — Свободны, — резко приказал Эста, когда стражники вытащили Диаса в коридор и решили поразвлечься с ним напоследок.       Принцы вышли следом и застали неприятную сцену. Воины мигом подчинились и уронили Диаса на пол. Он хотел подняться, но заметил короткий знак Бартока рукой и остался на полу.       — И зачем мы это сделали? — тихо спросил Эста. — Ты понимаешь, как рисковал, когда стал спорить с ним?       — Что ты, я не спорил, — отмахнулся Барток. Диас слышал по его голосу, что он улыбается. — Я предложил лучшее решение. Ему понравилось, ты видел.       — А оно и правда лучшее?       — Нет. Самым лучшим было бы, если бы от омег вообще бы отъебались…       Эста шикнул на Бартока и шагнул к нему. Диас поднял взгляд и увидел, что Эста зажал ему рот ладонью и смотрит в глаза сердито и обеспокоенно.       — Что с тобой такое?       Диас почувствовал на себе тяжелый взгляд. Он знал, что это Эммерих молча рассматривает его. Изучает предмет, из-за которого Барток чуть не нарвался на большие неприятности. Спина и затылок горели, но Диас не оборачивался.       — Я все равно собирался ехать на Север. Конечно, если Имре хочет взять омежку себе на корабль и оберегать его…       — Ну нахуй, — рыкнул Имре.       — Но раз нет, отвезу его в Непокоренную крепость.