***
Кёя составил себе определённый режим: каждые два-три дня он возвращался к озеру, удобнее усаживался напротив водопада, дожидаясь появления Бога. На протяжении месяца после ухода Хроме Мукуро не мог понять, что же заставляет спасителя его сестры то и дело приходить на одно и то же место. Первая версия состояла в медитации, ведь, судя по слухам, доносившимся до него от проходящих мимо крестьян, приобрела большой спрос новая религия, но Хибари не был похож на кого-то из них. Слишком спокойный, слишком серьёзный, слишком уверенный в себе, чтобы следовать глупому течению культуры. Мизучи, в свою очередь, следил за юношей издалека, время от времени беря во владение тело синеволосого и выходя на прогулку. Правда, тот об этом ничего не помнил, отчего иногда возникали небольшие казусы, если случалось пробуждение запечатанных воспоминаний. — Ку-фу-фу. Вода окутывает тело Мукуро синей дымкой, материализуя его образ позади сидящего с закрытыми глазами брюнета. — Ты уверен в своих силах, если не боишься находиться ко мне спиной. — Не вижу смысла испытывать эмоции и чувства, которые делают тебя слабее. Серые глаза приоткрываются, образовывая узкую щёлочку. Хибари вместе с тем проверял и себя. За долгие годы ему так и не удалось найти достойного соперника и сейчас, когда перед ним стояло олицетворение самого водного дракона, упустить шанс расправиться раз и навсегда он не мог упустить. — Ты должен умереть, — в открытую утверждает японец и поднимается на ноги, обнажая оружия, делая резкий взмах в сторону, рассекая воздух. Вот уже полгода он твердит одно и то же, в первый раз вызвав искреннее удивление на лице разноглазого, но после реакция сменилась на смех. Рокудо был только рад, что теперь не приходится без дела сидеть на дне озера, наблюдая за приходившими на водопой селянами или слушая бессмысленные разговоры змея. Порой наивность Кёи его забавляла, иногда чрезмерная строгость и упёртость восхищали — каждый день пролетал с надеждой следующего, чтобы вновь увидеть грозного надутого самурай, жаждущего его смерти. — Ты любишь помягче или пожёстче, ку-фу-фу? — Заткнись. Клинок и трезубец скрещиваются под ветками распустившейся сакуры, вызывая ветряной вихрь и закручивая опавшие лепестки в вихре, создавая поистине волшебную картину. Блеск стали, сосредоточенные взгляд друг на друге, плавные движения, переходящие в наступательные или оборонительные — и сами были похожи на танец цветов священного дерева Японии. Хибари уже не просто хотел смерти змея, он хотел победить самого Рокудо, постепенно начиная зависеть от него. Встреча с тем, кто мог составить ему конкуренцию, как будто зажгла фитиль старого разбитого фонаря, побуждая к жизни их обоих и согревая жаром битвы. — Ты проиграл, Кёя-кун. Синеволосый смеётся. Смеётся победно, так, как не доводилось прежде, но, на его удивление, не добивается желаемой реакции: в ответ, будучи прижатым к земле, Кёя молчит, не на шутку взволновав таким поведением первого. — Так быстро сдал… Договорить ему не дают. Остриё клинка вонзается в бедро, а освободившаяся рука толкает сосуд водного Бога на землю, лепестки от ветра взлетают вверх, некоторые из которых опадают на лицо Мукуро, — самурай быстро нависает сверху, возвращает катану в руки, не сводя взгляда с разноцветных глаз, вглядываясь и пытаясь найти ответ на мучающий его вопрос. Но вот его шанс: раз и навсегда избавиться от проклятого демона и исполнить обещание отца, тогда остаётся лишь опустить оружие, верно? — Почему ты не сопротивляешься? Сероглазый не опускает катану в ожидании ответа. Результат может стать непредсказуемым, а ему нужен был лишь предлог, чтобы, приложив силы, опустить и окрасить сталь в цвет камелии. — Меня невозможно убить. Ответ простой и незамысловатый заставляет Кёю широко распахнуть глаза — значит, его усилия были потрачены впустую? — Нет, не впустую. Прежний мелодичный тон позади пары вынуждает обоих оглянуться, и Хибари поднимается на ноги, отставляя правую ногу назад, направляя катану в сторону змея. — Что ты имеешь в виду? — в унисон задаются вопросом оба, переглядываясь и вновь возвращаясь к главной проблеме. — Ты можешь занять его место, тогда больше не понадобится жертв, — поясняет речной Бог, вытягиваясь, благодаря сильной опоре на хвост. — Это ложь. — Пока не проверишь — не узнаешь. Третье мая — именно сегодня исчез его отец; именно сегодня произошла роковая встреча; именно сегодня был день рождения его врага. — Я не верю тебе. Мукуро почему-то с облегчением выдыхает, собираясь сделать шаг в сторону самурая, но тело, как в тот день, сковывает невидимая сила, не позволяя шелохнуться. — Но ты решил рискнуть, верно? — Дракон хищно улыбается, щуря изумрудные глаза и, разворачиваясь, плывёт по воздуху в сторону озера. — Он ничего не вспомнит. Хибари кивает. Такой ответ его вполне устраивал, а жизнь, данная и вверенная ему путём самурая, будет закончена именно так, как должна. Настоящий самурай не боится смерти и всегда готов к ней. Юноша, что прежде с ненавистью и презрением смотрел на каждого, болезненно морщится, прикладывая остатки сил, чтобы преодолеть сковывающий барьер; нескончаемый поток битв, вслед за которыми следовали молчаливые беседы, вечно непроницаемое лицо, на котором только ему удавалось пробудить малейшие черты эмоций, злость, радость, приглушённый смех, который Кёя пытался скрывать, — то, что помогло ему вернуть контроль над жизнью. Потерять, тем более забыть из-за чьего-то желания? — Это обман, — всё же удаётся на надрыве голос произнести эти слова. — С Днём твоего рождения. До сознания доходит лишь последнее слово, врезавшееся глубоко в память и которое даже Мизучи не в силах был стереть. Связь, установившаяся между двумя непохожими душами, была крепче магии дракона.***
Страна Восходящего Солнца, непомерная по своим размерам, давно избавилась от предрассудков: жертвоприношения, связанные с безмерным страхом перед всемогущими Ками, исчезли, а дети и женщины могли спокойно вздохнуть, не боясь, что следующее утро станет для них последним в круговороте повседневной рутины с редкими часами отдыха и веселья, под названием жизнь. Звонкое журчанье водопада, наполняющего цветущий воздух, Пестрящие краски простирающейся на многие мили равнины И раскинутое над головой васильковое небо первого дня весны — тёмно-синие локоны касаются свежей травы и тело юноши буквально утопает в ней. Бледные губы едва приоткрываются, из года в год неустанно повторяя одну и ту же фразу, произнесённую в последний раз им. — С Днём Рождения. Кем им? Уже повзрослевший Мукуро пытается вспомнить имя человека, мысли о котором вызывали волну приятных и тёплых эмоций. Как бы он ни старался, пробудить и вспомнить не выходило никоим образом. Рядом с ним лежала всё та же хрупкая фигура Хроме, вытягивающая руки вверх, словно пытаясь дотянуться до далёких облаков. Она была благодарна Хибари, но сейчас осознавала, что место, которое принадлежало ему, сестре никогда не удастся занять. То, что совершил Кёя, одновременно и спасло Мукуро, и убило. Возможно, когда-нибудь она сможет рассказать брату историю человека, отдавшего жизнь за него, но сейчас ей хотелось закрыть глаза и забыться, лёжа рядом с дорогим для неё человеком. Рокудо поворачивает голову, наблюдая за мирным спящим лицом сестры, и погружается следом в сон. Ему снится сакура. Сакура, в тени которой находился он.