Непокорный

      Взросление — это период, когда ребенок, а позже подросток и отрок, ощущает в абсолютно не имеющих смысла вещах что-то необычное. Что-то присущее созревшему морально и физически человеку. Проще говоря — взрослому. Алкоголь, посиделки в ночных клубах, секс, наркотики и способность самому выбирать свой досуг в целом.       Редкие подростки осознают всю бессмысленность вышеперечисленного. Те, кого в низшем обществе называют нецензурным словом «социобляди» относятся к той категории людей, которые заводят лишние знакомства, ведут лишние разговоры и творят лишние вещи. К таким людям, формально, можно было бы отнести почти совершеннолетнего Барта Симпсона, если бы ни одно «но»: наркотиков и секса у него еще не было. И Барт почему-то этого очень стыдился; когда товарищи и знакомые спрашивали его, была ли у него девушка, он во всяком случае отвечал: «Почему была? Они и сейчас у меня есть».       А на вопросы: «И чем вы с ней занимаетесь?» — Барт лишь хмыкал: «Тем же, чем и все нормальные пары. Сексом, чем же еще?»       Это был просто комплекс. Комплекс глупого мальчишки, подростка, который считает себя взрослым, уже не ущемленным в своих правах, но еще не попробовавшего самое основное. Он глубоко заблуждался, воображая взрослую жизнь веретеном из неоновых лазеров ночных клубов, мелькавших в фосфорных бликах тел, пенистых рек из алкоголя, белого дурмана сигаретного дыма и бессонных ночей. Он все еще был глупым ребенком, он совсем не повзрослел. Его ни что не могло вернуть в реальность рутины, он искал веселья в, якобы, взрослой жизни. В то время как в детстве Барт находил отвлечение от скуки в проделках и шалостях. Сейчас не обходилось и без этого.       Когда одним душным летним вечером Барт, взяв денег, которые ему проспорил Гомер, зашел за Милхаузом, растерянный паренек с носом-картошкой и в дурацких неизменных очках крикнул через плечо своим домочадцам:       — Я к Барту на ночевку!       — Ты чего, Мил? — нахмурил брови Симпсон, — Мы же собирались на…       Милхауз хватил его ладонью по губам и с излишней громкостью нервно добавил:       — Ко мне, я помню, но ко мне нельзя! Завтра, ладно? — и шепотом добавил ему на ухо: — Мама меня не отпустит на стройку, если она узнает, что я гуляю позже одиннадцати, она меня прибьет!       Барт сочувственно вздохнул:       — Понимаю, старик, я сказал, что ночую у тебя.       Милхауз и Барт покинули порог дома Ван Хуттенов и неспешно направились к городской стройке. В их планах было разрисовать граффити все стены еще недостроенных зданий надписями вроде «Поцелуй меня в зад» и «Короли Спрингфилда».       Той же ночью обоих увез в участок шеф Виггам. Милхауз шмыгал раскрасневшимся носом и протирал запотевшие очки, ссутулившись и походя на тощего, ощипанного гуся.       — Это Барт писал, я просто стоял рядом, — постоянно хлюпал он, икая и вытирая указательным пальцем слюни с уголков губ. — Можно я пойду?       — Пойдешь, как только я позвоню твоим родителям, Ван Хуйттен, — небрежно бросил шеф Виггам, обильно осыпая столешницу и документы крошками от пончика с розовой глазурью.       — Я Ван Хуттен! — визгливо поправил его Милхауз.       — Ой, — шеф махом стряхнул крошки с листа. — Ошибочка. Исправим.       И только Барт сидел молча, не обронив ни слова. Он был растерян и зол. В голове постоянно держался образ мамы: вот она, растрепанная и запыхавшаяся, врывается в участок и своим хрипловатым голосом упрашивает шефа полиции отпустить сына, в который раз уверяя, что этого больше не повторится. А потом разочарованно и подавленно качает головой.       И снова он в ее глазах, как тот десятилетний мальчик. Но Барт хотел доказать, что вовсе он не ребенок! Но ни один его поступок родители не расценивали, как взрослый. И это его бесило. Симпсон откинулся на спинку стула, поставив одну ногу с грязным кроссовком, к подошве которого прилип цемент, на кожаное сиденье стула. Среди стопок бумаги он рассмотрел папку «личное дело Бартоломью Джо-Джо Симпсона», настолько забитую, что рядом лежала ее точная копия. Барта охватило внезапное желание их поджечь. Мальчишка живо представил себе картину, где обильно поливает их бензином, а потом, смеясь жутко, как сам Сатана, бросает спичку. И все вспыхивает. Пламя охватывает бумагу, поглощает, прожевывает, выплевывая пепельные лоскуточки. Все отделение полиции стоит на ушах, работает сигнализация, и Барт, хватая Милхауза, удирает.       Но вместо этого героического и пафосного спасения за ним пришли родители. И снова привычная ему картина разочарования и долгого разговора премилой Мардж со свиноподобным Виггомом. И полная безучастность Гомера, которому потом тоже влетело за то, что он никогда не был для сына авторитетом и даже не пытался с ним поговорить.       Дома Барт, слыша за спиной оклики матери, бессильно поднимался по лестнице. Его бесило все вокруг. Поскорее бы закончились эти гребаные ступеньки. Ему срочно нужно было закатить истерику или, как минимум, проораться. Наконец зайдя в комнату, Барт, даже не снимая обуви, рухнул на кровать и, срывая голос, завопил, уткнувшись лицом в подушку. На большее его просто не хватало. Юноша стал по мере нарастания своего крика ощущать, как камень, лежавший на душе, кололся. Трескался, рассыпался на крошки, а потом развалился грудой щебеня.       На наволочке расплылось серое пятно от слюны. Барт не видел, не слышал и не ощущал почти ничего. Просто душная подушка. Просто темнота в глазах. Просто дрожащие от усталости мышцы. Барт почти ни о чем не думал. В голове, ровно как и в грудной клетке образовалась плотная, шарообразная экзистенциальная пустота. Темнота была объемной и даже душной. Может, это оттого, что он вот так пролежал лицом в подушку уже достаточно долго? А может, и не долго. Этого Симпсон не помнил. Но когда крайняя нехватка воздуха вынудила его перевернуться на спину, он увидел над собой обеспокоенное лицо младшей сестры Лизы.       Барт скорчил гримасу. Он абсолютно не собирался разговаривать с сестрой, которую наверняка подослала мама, на тему «что такое хорошо, что такое плохо».       — Чего тебе, Лиз? — закатив глаза, выдохнул Барт.       Лиза повременила с ответом.       — Барт… — осторожно начала она, неуверенно постукивая указательными пальцами друг о друга, — понимаешь… Мы… Мама, я, папа, Мэгги, мы все за тебя волнуемся! Тебя все чаще стали забирать из отделения, и…       — Да какая, к черту, разница? — сложив руки на груди и отворачиваясь, намекая на то, что продолжать бессмысленно, проворчал Барт.       — Барт, ты же знаешь, что мы тебя любим, — немного раздраженно процедила Лиза. — И мы все очень за тебя переживаем! Барт, ты же прекрасно понимаешь, что ты не дурак и можешь хорошо учиться, но вместо этого ты тратишь все свое время на гулянки и посиделки у шефа Виггама.       — Ну и что? — холодно возразил Симпсон. — Я там почти свой. В прошлый раз шеф угостил меня пивом.       — Но ты несовершеннолетний, тебе нельзя! — всплеснула руками извечно правильная Лиза.       — Если шеф полиции разрешил — значит можно, — беззаботно усмехнулся Барт.       — Смешного мало, — обиженно пробурчала Лиза. — Послушай, мы с мамой посовещались… — Лиза виновато потупила взгляд, будто утаив что-то от брата, она поставила свою честность под вопрос.       — И? — поторопил Барт.       — Мы решили, что тебе нужно заниматься, чтобы поступить в хороший колледж, и ты всегда будешь под присмотром… В общем, мы думаем нанять тебе репетитора, — выпалила Лиза, заметно расслабившись.       Барт хлопнул себя по лбу.       — Карамба! — по старой привычке возмутился юноша. — Вы меня вообще спросили?! Я могу заниматься сам!       Лиза скептически изогнула бровь. Барт сморщился. Его держат за ребёнка! Он хотел что-то возразить Лизе, но под её строгим взглядом сдался.       — Ну, и чем же ты теперь удивишь меня, сестренка? — тоном под стать лицу сестры протянул молодой человек.       — Все не так плохо, как ты думаешь, братик, — желчно отозвалась девчонка. — Если ты неделю продержишься и выучишь все, что пропустил за последние полмесяца в школе, мама согласилась давать тебе больше карманных денег.       Барт открыл рот, собираясь заспорить… или спросить что-то? Симпсон забыл, когда услышал про деньги. Это подвело его к какой-то важной мысли, которая зудела в его голове еще с начала недели, но что-то всегда отвлекало его от этого.       Лиза все еще выглядела смущенно. А под задумчивым и сосредоточенным взглядом она раскололась:       — Ну хорошо! Мама вернет тебе деньги, которые ты копил на клуб.       Барт вскипел от злости. Он вскочил с кровати и яростно потряс в воздухе кулаком, пока не находя слов от возмущения. Наконец к нему каким-то чудом вернулся дар речи.       — Что это еще за условия?! Это были мои деньги! Я не собираюсь торчать с какой-то занудой, чтобы ничего не запомнить и потерять свое бабло!       — И ты еще возмущаешься?! — вскипела Лиза, покраснев от обиды. — Если тебе интересно, это была не моя идея. Я еле уговорила маму отдать тебе их за этим условием! Со мной ты заниматься не будешь, а так хоть какой-то повод вернуть тебе твои деньги.       Барт почувствовал себя пристыженно. И более, даже, удивленно и смущенно. Он-то думал, Лиза с головой ушла и почти растворилась в своем новом великолепном колледже и джаз-клубе, в котором пропадала целыми днями и возвращалась только на выходные или в будни, за полночь. Сегодня девочка нашла время и на взбалмошного старшего брата, за которого вступилась и отстаивала его с полной вероятностью потерпеть отказ. И ради чего? Ради вот таких вот его возмущений и претензий.       Юноша ощутил себя неполноценным. Пятнадцатилетняя сопля добилась чуть ли ни в десять раз больше него, но что-то еще видит в его рутинном и грязном существовании. Она ведь всей душой не понимала и презирала ночные клубы, в которых слонялся Барт, не понимала его лени и халатного отношения к семье. Однако почему-то еще боролась за него.       Вместе с собственным унижением старший брат ощутил горькую, тоскливую благодарность, подобную той, что испытывают жалкие ботаны и забитые новички, которых почему-то заслоняют школьные авторитеты. Ты вроде бы греешься их добродушием, млеешь от признательности, но сердце обливается кровью оттого, что единственный свет, коим ты довольствуешься — свет их лучезарной особы.       — Ладно, Лиз, прости, — Барт неловко почесал затылок. Морщинки на лице сестры начали распрямляться. — А ты можешь уговорить маму выдавать мне деньги частями? Клянусь, буду заниматься с любым, кто в дом придет, даже с Гомером! — пылко заверил ее Барт.       Лиза неуверенно надула нижнюю губу.       — Слово Эль-Барто, — подняв левую руку, серьезно сказал Барт.       Лиза мягко улыбнулась ему. Она не могла не поверить этим словам.       — Хорошо. Я поговорю с мамой. Если ты дашь слово Эль-Барто, что на этой неделе тебя не придется забирать из полиции.       — На этой неделе не придется, потому что завтра воскресенье.       — Хорошо, тогда на следующей! — хлопнула в ладоши сестра.       — Я… — Барт описал взглядом окружность. — Ладно, почему нет? Постараюсь не попадаться на глаза Виггама.       — Постарайся не вляпаться ни во что! — закатила глаза Лиза. — Это проще, братец.       Барт вздохнул. Лиза, ни с того ни с сего, кинулась ему в объятья и крепко прижалась к брату. Барт только сдавленно ойкнул и на автомате обнял ее. Сейчас ему стало намного легче. Он не мог поверить, что с сестрой можно вот так тепло и просто общаться. Кажется, они с Лизой сближались все больше и больше.       — Спокойной ночи, Лиз, — ласково (что очень странно для него) произнес Барт.       — Спокойной ночи, Барт, — очень мягко ответила его младшая сестренка и, улыбаясь, медленно, словно нехотя, вышла из комнаты.       Барт откинулся назад, раскинув руки и утопая головой в подушке. Наверное, ему стоит хорошенько подумать над своим положением. Если пятнадцатилетняя девчонка уже столько успела, значит он, Барт Симпсон, превзойдет ее. Тогда-то родители наконец узнают, что он уже взрослый. И отдадут ему эти несчастные деньги на клуб!