Потерянный

Агарис День сменялся днем, не принося ни радости, ни забвения. Ричард все дальше уезжал от Талига, но количество хорн, отделявших его от Олларии, никаким образом не влияло на душевную боль, которая терзала Дикона. Да, его не убили, не искалечили, не продали в рабство или в бордель — отпустили, снабдив деньгами и лошадью. Казалось бы — живи и радуйся, болван Окделл, но... Мысли о содеянном, воспоминания о растворившейся в бокале эра Рокэ отраве, и то разочарование, что не таилось в синих глазах... Закатные твари! Все это будет преследовать Ричарда до последнего вздоха, мешая жить. Окделл въехал в Агарис глубокой ночью. По дороге Ричард много думал о том, что хотел ему сказать монсеньор, вернув проклятый перстень. Хотел ли Рокэ намекнуть оруженосцу, куда следует изгнаннику отправляться, или же пожелал оставить тому сувенир на память о том, какая Ричард бесчестная и лживая гадина? Зная Алву, скорее верилось во второе предположение, с него станется… Однако перстень Эпинэ… Ричард понял, что ему больше ничего не остается, кроме как разыскать Робера. А потому направился в Агарию, хорна за хорной мрачно размышляя о том, что его ждет в будущем и как он, герцог Окделл, сможет существовать дальше после всего того, что натворил. Агарис спал. Дик оглядывался по сторонам и никак не мог поверить в то, что столь крупный и богатый город может быть так тих и безлюден, пусть даже на дворе ночь. Оллария по-настоящему не засыпала никогда, здесь же... Дикон с невнятной тревогой вслушивался в цоканье подков Соны по булыжной мостовой. Город Агарис — город призрак? Даже дорогу до трактира спросить было не у кого. Ричард устал, и единственным его желанием было упасть на что-либо вроде на кровати, чтобы провалиться в спасительную темноту. После отъезда из Олларии снов Дикон больше не видел, а кошмары терзали его наяву, приняв обличье воспоминаний. Стоило лишь прикрыть глаза, как перед внутренним взором сразу же возникала насмешливая улыбка монсеньора. Ричард много думал о том, жив ли эр Рокэ? Создатель, пусть будет жив! Только сейчас юный Окделл, потеряв все то, что ему дал этот невозможный человек, понял, что лишился чего-то очень важного. И это ни в коем разе не касалось денег, крыши над головой, положения при дворе, нет — потеря ощущалась внутри. Совсем не думалось о спасенной Катари. Образ королевы мерк в зависимости от того, насколько далеко Ричард отъезжал от столицы Талига. Могла ли любовь так быстро ослабнуть? Или не любовь это была вовсе? Пепельные волосы королевы теперь отчего-то казались пегими, томная, очаровательная бледность совсем не привлекала, искренние речи… Сейчас Дикону вспоминалось лишь те, что Катари нашептывала ему о Вороне - сплошная грязь… Нет, он не хотел думать о королеве, эре Августе, всех прочих из проклятого списка, который Дикон увидел в кабинете касилльера, о людях Чести, которых Ричарду удалось спасти. Но не думать о том, кого ради спасения сливок Талигойи пришлось убить, Ричард просто не мог. И это было его главным кошмаром, от которого можно было укрыться только в пустых провалах снов. — Где же в этом городе трактир… — Ричард устало потер лицо. В конце улицы, по которой цокала Сона, появилась человеческая тень, — ну слава Создателю… Ричард тронул поводья и поспешил к вышедшему из-за угла человеку. — Простите, милейший, — Дикон не узнал своего голоса, он был хрипл от долгого молчания и резанул слух, — не могли бы вы мне подсказать, как добраться до ближайшего трактира? — Мог бы, — ответила тень на талиге, но с южным акцентом, — следуйте за мной, сударь, тут недалеко. Ричард поблагодарил человека и послушно отправился следом, похлопывая по холке разволновавшуюся вдруг Сону. Усталость брала свое, юный герцог думал только о том, чтобы поскорее оказаться под крышей и позволить себе небольшой отдых. Ричард даже не удивился тому, что незнакомец закутан в плащ и ведет путника к окраине города, дома становились беднее, а некоторые и вовсе покосились, а еще ветер… он изменился и окрасился свежими морскими нотками. Впрочем, что Дикон, житель Надора, мог знать о море и о том, как пахнет ветер, который с него дует? Спустя какое-то время проводник остановился рядом с покосившимися старыми воротами. Ричард, вглядываясь во тьму, попытался разглядеть вывеску трактира, в которую его привели, но ничего такого здесь не было и в помине. Почуяв, наконец, неладное, Окделл дернулся и хотел было выхватить шпагу, однако не успел, из-за ограды вспыхнуло и грохнуло. Левый бок обожгло болью. В него стреляли… Последнее, что услышал Ричард, теряя сознание — тревожное ржание Соны и радостные крики произнесенные на чужом, незнакомом Дикону языке. Оллария Рокэ Алву мутило. Уже не первый день. Нет, дело было не в немереном употреблении вина, не в еде и даже не в самочувствии… его мутило от тоски и затянувшегося ожидания. Тоска была беспричинна, так, во всяком случае, полагали все, кто умудрялся-таки ее разглядеть за непринужденностью и легкостью, с которыми Рокэ продолжал жить после того, как устроил полнейшее безобразие на дуэли в Нохе и целился в лоб господину кансилльеру, заставляя того выпить бокал отличного вина под дулом пистолета. Тоска была тиха. Она не выплескивалась во вздохах, не сочилась из музыки, которую Рокэ играл на гитаре для себя или же для засидевшихся за вином друзей. Нет, она тихо трепетала в синих глазах и неуловимо меняла их, когда взгляд Алвы падал на что-либо, что имело несчастье напоминать ему о бывшем оруженосце. О причинах этой тоски знали немногие, например, служившие в доме кэналлийцы, Хуан и еще несколько человек, догадывался Эмиль Савиньяк, предполагал Сильвестр… Рокэ прятал ее. Ожидание… Он ждал отмашки от кардинала, когда наконец сможет сорваться из проклятого города и раствориться в войне. Однако Дорак отчего-то медлил… Рокэ топил муть в вине. День за днем. Герцог Алва вздохнув, поднялся из кресла и распахнул окно, впуская в кабинет пахнущий ночными цветами воздух. Это не помогло ни капли… Рокэ уселся на широкий подоконник и… внизу что-то происходило. Ворон вздрогнул, когда увидел, как через приоткрытые ворота во двор въехал человек, который вел на поводу лошадь. Рокэ напряг глаза, жадно всматриваясь в прибывшего. Сердце ухнуло куда-то в область желудка. Он узнал всадника и идущую позади него лошадь. Самым трудным было заставить себя остаться на месте, а не сорваться и броситься вниз, во двор, где уже спускался со своего скакуна Антонио, человек, которому было приказано сопровождать Ричарда Окделла до тех пор, пока мальчишка не доберется до Робера Эпинэ. Тайно сопровождать, разумеется, чтобы бывший оруженосец не прознал о слежке. Рокэ советовал Антонио держать от Дикона дистанцию в пару хорн, пока тот в дороге, но не спускать с герцога глаз, когда тот прибывает в город. И вот теперь, Антонио вернулся, неожиданно рано, приведя в поводу Сону. Рокэ с усилием опустился в кресло, зная, что через минуту явится Хуан и доложит о том, кто вернулся и желает видеть хозяина. Так к чему бежать? Зачем лишний раз показывать свое неравнодушие? В дверь постучали. Как Рокэ и предполагал на пороге появился Хуан, а за ним маячила тень понурившего голову соглядатая. — Соберано, простите, что так поздно, — Хуан хмурился, — вернулся Антонио. — Пусть войдет, — голос Алвы был твердым и спокойным. Антонио выглядел уставшим и подавленным. Рокэ подумал, что тот скакал без длительных остановок несколько дней кряду. К тоске засевшей внутри, добавился едкий, словно пороховой дым, страх. — Я слушаю, Антонио, — Рокэ подавил вздох, — что заставило тебя вернуться так рано? Если не ошибаюсь, я велел тебе сопровождать герцога Окделла до того момента, пока тот встретится с господином Эпинэ. — Соберано, — плечи Антонио поникли, — я не справился. Дор Рикардо… погиб, едва добрался до Агариса. В том, что Антонио не лжет, Рокэ был уверен. Его люди ни за что не стали бы лгать соберано, других Алва не держал. Да и то, что Антонио привел за собой Сону, встревожило Ворона в тот момент, когда он ее увидел. — Как это случилось? — В Агарис дор Рикардо прибыл ночью. Я, привычно, следовал за ним на расстоянии, и когда доскакал до города, тот уже затерялся в нем. Странное и страшное место этот Агарис, — Антонио вздрогнул, и зябко повел плечами. — Ночью там, словно на кладбище, ни единой живой души на улицах. Я как приехал, сразу отправился к трактирам, думая, что герцог уже устроился. Но проехав по всем заведениям, которые в тот поздний час были открыты, не нашел даже следов молодого дора. Утром же я обыскал весь город, но никто знать о вашем оруженосце ничего не знал, зато удалось выяснить, что господин Эпинэ вместе с господином Альдо Раканом давно покинули город и отбыли в Алат. Я решил, что молодой дор, узнав об этом, не стал задерживаться в Агарисе, и сразу отправился дальше. Уже собравшись оставить город и проезжая мимо рынка, где торгуют лошадьми, я вдруг увидел Сону. Ее выставили на продажу. Антонио замолчал, переводя дух, и виновато посмотрел на соберано. Рокэ в тот момент походил на мраморное изваяние. — И что же дальше? — Я сумел развязать язык торговцу, который продавал лошадь. От него я узнал имена людей, которые на рассвете привели к нему лошадь дора Рикардо. Те люди оказались местными бандитами, которые, повстречав ночью на улице хорошо одетого одинокого чужестранца, напали. Я разыскал их, ни один не ушел от расплаты. Но перед смертью главарь, захлебываясь собственной кровью, поведал мне о том, как мертвое тело мальчишки было погружено в лодку и сброшено далеко от берега. Его застрелили из мушкета. Я обыскал убежище бандитов и нашел залитый кровью плащ дора Рикардо, а так же вот это… Антонио вынул из сумки ту самую шкатулку, которую Рокэ велел передать Дикону на границе, и протянул ее соберано. Она была не заперта. Рокэ с колотящимся сердцем открыл коробку. Внутри лежало поддельное кольцо Эпине, вместилище яда, и принадлежащий Эгмонду Окделлу кинжал. Ричард не вынул отцовскую памятку из шкатулки. Почему? — Тело найти не удалось, — едва слышно закончил Антонио. — Это море, — Рокэ прикрыл глаза, — оно никогда не отдает того, что забирает. Оставь меня. Антонио поспешно удалился, но перед тем как выйти, достал из своей сумки испорченный плащ молодого дора и осторожно положил его на подлокотник пустого кресла. Как только дверь за Антонио закрылась, Алва поднялся и взял в руки плащ, пыльный, покрытый засохшими бурыми пятнами. Судя по их расположению — стреляли в грудь, насквозь… Рокэ закусил губу, не позволяя эмоциям отразиться на лице. Ричард умер. Но разве это что-то меняло? Дикон умер для Рокэ в тот момент, когда растворил в бокале яд и протянул его своему эру. Да, именно так. Так не все ли равно, что с мальчишкой случилось после? Рокэ вздохнул — он дал ему шанс, но Окделл, весьма привычно, не сумел им воспользоваться. Все правильно, все именно так, как и должно быть. Но почему же тогда так больно? Рокэ скомкал плащ и вдруг неожиданно для самого себя уткнулся в него лицом, надеясь уловить сохранившийся в ткани запах владельца… Ничего… плащ пах пылью, лошадью, дорогами и ни малейшего намека на запах Ричарда. Рокэ долго сидел в тишине кабинета, сжимая в руках чужой испачканный плащ. Да, море никогда не возвращает то, что забирает, а время невозможно повернуть вспять. А потому думать о том, что отсылать герцога Окделла из Талига было ошибкой, теперь не было никакого смысла, и все же Рокэ сидел и корил себя за нее.