Нет эмоций — есть покой. Нет неведения — есть знание. Нет страстей — есть ясность мыслей. Нет хаоса — есть гармония. Нет смерти — есть Великая Сила. Кодекс Джедаев
За прозрачными стенами обзорного купола вращалась Галактика. Вокруг мельтешат медицинские дроиды: пищат, суетятся, а за тонкой стеной из прозрачного стекла лежит она, не подавая признаков жизни. Дроиды разводят механическими руками, мол, ничего не поделаешь. Конец. Непроизвольно чувствуешь прилив гнева. Недопустимо, конечно. Джедай всегда спокоен. Но как не поддаться? Как продолжать верить и придерживаться Кодекса, если Орден уничтожен, а выжившие не организованы и рассеяны по галактике твоим бывшим падаваном… Столько лет борьбы, жертв, пролитой крови — всё пошло прахом! Оби-Ван провёл рукой по волосам. «Отчаяние — путь на Тёмную сторону,» — повторяет себе, но мантра будто утратила силу. — Галактику от ситха избавил ты. — Как они? — джедай не хочет вспоминать об ученике. Не сейчас, раны слишком свежи. — К Силе чувствительны оба ребёнка, что же до матери… — магистр Йода печально вздыхает. — Слаба она, бороться не хочет. Уходит жизнь из Амидалы… — Мы не можем позволить ей умереть! — Кеноби не замечает, как начинает распаляться. Хватит с него смертей.— Нельзя оставлять близнецов сиротами! Если их усыновят, то как скрыть их одарённость? Как обучать? Оставить на произвол судьбы? Старика это, похоже, не заботило. — Мало сделать можем мы сейчас. Волю к жизни потеряла она. Они всё ещё в состоянии ей помочь. Должны быть. Оби-Ван уже не слышит его. Нет, они должны найти способ. Близнецам нужна мать, а Сопротивлению (если оно вообще состоится) — достойный лидер. Кеноби вздыхает — кажется, в нём проявилось давно забытое упрямство. Всё-таки перенял кое-что у падавана. — Нельзя ли воззвать к ней с помощью Силы? Показать, что не всё ещё потеряно? Старый мастер задумался. — Сделать это тебе не под силу. Моя помощь потребуется тебе. — Что мне делать? Йода не удостоил его ответом. Джедай ковылял к неподвижной Амидале — Кеноби проследовал за ним. Он подвёл Республику, Орден, Совет и падавана, ставшего ему братом, но здесь он не потерпит неудачу. Ни за что. Он не знает, что собирается предпринять гранд-мастер, но тот выглядит спокойным, погружённым в ему лишь ведомые мысли. — Сам не сможешь ты спасти её, но меня не знает Падме, не послушает… Поможешь мне ты. — Йода покачал головой. — Хмм… Очень много тьмы вокруг неё… — Что, если она не послушает? — С Силой единым целым станет. Падме тонула. Её затягивала липкая, непроглядная Тьма, она наступала со всех сторон, не давала дышать, лишала возможности сопротивляться. Она тянется к ней, тащит в свою плотную сеть… Падме слышит голоса, будто доносящиеся из далека… Они кажутся ей знакомыми, значимыми… Почему? «Я покажу тебе, » — отвечает Тьма. И она подчиняется. — Я тебя совсем не узнаю! Энакин, не разбивай мне сердце! Ты встал на путь, который я не могу принять! … — Лгунья! … — голос полон исступленной ярости. — Не тронь её, Энакин! … — И не пытайся… — мольба, но чья? — Ненавижу! Что происходит?! Почему они сражаются? Она должна вспомнить, должна… «Падме!» — Она оборачивается, и Тьма злится. Это чужак, его здесь быть не должно! Прочь, уходи! Тьма в ярости, она пытается изгнать непрошеного гостя, затянуть пленницу поглубже, но Падме продолжает слышать настойчивый зов. Чей это голос? Откуда он знает её имя?! «Падме, пожалуйста, послушай меня!» Тьма вокруг неистово ревёт и сгущается, но теперь Амидала различает крошечный, еле заметный лучик света. Выход. Он тянется к ней, зовёт по имени… Но Тьма не пускает, даже когда женщина начинает бороться. Что значит этот голос? Почему зовёт её? — Пророчество…могли неверно истолковать… — Он мне словно брат…я не стану… — Тебе пришёл конец, учитель… — Мальчик… — Люк… — голос слаб, каждый звук даётся титаническими усилиями. И очень похож на её. — Владыка Вейдер, ты слышишь меня? … От звучание этого имени Амидала вздрагивает и судорожно оглядывается по сторонам, в душе нарастает волна животного страха, по телу пробегают мурашки. Почему? — Девочка… — Лея… — и снова этот дрожащий голос. Люк? Лея? Почему после этих слов ей хочется выть в голос, словно раненой волчице? «Падме! Пожалуйста, выслушай меня, не уходи!» И она делает одно отчаянное усилие, последний рывок по направлению к свету, у неё на глазах из маленького, тоненького лучика вырисовывался знакомый мужской силуэт. Оби-Ван Кеноби, кажется, друг, но почему из груди рвётся наружу гнев и раздражение? Что плохого он ей сделал? — Оби-Ван Кеноби, — она озвучивает имя, стараясь хоть как-то разобраться в своих мыслях. — Кто Вы? — Я хочу помочь тебе, — мужчина не поддаётся крепнущей хватке тьмы. — Ты не можешь сдаться, бросить всё, за что мы боролись! — Что «всё», Оби-Ван? Ничего больше нет! — где-то далеко, в глубине подсознания начинают пробуждаться осколки воспоминаний. Дышать становится всё труднее, силы покидают её. Внезапно, Тьма заливается злым, безумным, торжествующим хохотом, от него звенит в ушах… — Глупцы! Куда вам тягаться со мной? Она канет в Силу, а вы за ней! Думаешь, спасёшь Амидалу, Кеноби? Убил её мужа, устранил соперника, и теперь пожинаешь плоды? — и снова хохот. Осколки складываются в картинки, картинки — в изображения. Падме кричит и падает на колени, хватается за голову. Воспоминания калейдоскопом лезут одно за другим. Следующее горше предыдущего. Вот она сообщает супругу о беременности — и радуется его возвращению. Вот он просыпается от очередного кошмара. «Только спасите Падме, я не могу жить без неё» Огненные реки, дым, смог и тёмное здание маленького космопорта — Мустафар. Этот безумный взгляд янтарных глаз — ничего не осталось от её возлюбленного. Перед ней самый настоящий монстр — жестокий и беспощадный. Вокруг горла сжимается невидимый кулак. «Ты заодно с ним! Ты взяла его, чтобы он убил меня!» Полис-Масса, медицинский отсек. Чудовищная боль и двое маленьких кричащих свёртка. Близнецы. — Падме! Амидала поднимает глаза на Кеноби, его фигура блекнет, он протягивает ей руку, на лице граничащая с отчаянием решимость. Выбора нет. Есть выход. — НЕТ! В безумной ярости Тьма хватается за неё, тянет обратно, воет, ревёт и окружает их непроглядной чернотой. Всё рушится. Ощущение нескончаемого падения и абсолютная Тьма вокруг. Проиграли? Где-то вдалеке, так далеко, что глаза еле различают источник, мелькает крошечный огонёк. Свет. Надежда. Они победили. Магистр Йода хватается за свой посох и измождённо оседает, Кеноби приваливается к стене — кончено. Падме инстинктивно порывается встать, но в глазах темнеет, и её возвращают в лежачее положение. Голова болела, как после сильного удара, а тело не слушалось. Кажется, всё тот-же медотсек — они всё ещё на Полис-Масса. Сколько времени прошло? Часы? Сутки? — Оби-Ван, — голос неестественно хриплый, будто после крика. Взгляд Оби-Вана пропитан болью, и Падме невольно вздрогнула. Неужели её видения — правда? Нет, этого не может быть, они бы никогда… Не может быть… — Печально это, но правду показал тебе лорд-ситх, — Йода одним движением руки убрал табуретку на место. — Да, чувствую я, руку Дарт Сидиус приложил к этому… Могущество его не уступает уму и коварству… Падме села, подтянула колени к груди. Хочется выть. Кричать. Требовать ответов. Дарт Вейдер, Дарт Сидиус… В голове рой бушующих дум. Обрывки воспоминаний мелькали перед глазами. Проиграли. Не успели. Не увидели. «Чудесная же ты супруга. Внимательная, » — шепчет ядовитый голосочек. Палпатин и есть неуловимый Дарт Сидиус? Умно, господин канцлер. Или Император? И кто этот «Вейдер»? Очередной лорд ситхов? Нет, тут что-то ещё, она лишь должна понять! Амидале не хотелось тревожить свежую рану, но что делать? Бывший сенатор прикрыла глаза. Она прилетела на Мустафар… Оби-Ван, Энакин, дуэль… «Тебе пришёл конец, учитель…» «И не пытайся…» «Ненавижу!» Дым, чёрные скалы, опустевший завод, рушащаяся плотина и два синих лайтсейбера. Энакин не смог побороть свою гордыню. Один взмах… Падме видела его агонию, пламя, слышала его крик. Тёмная комната, освещённый стол, звуки приборов и суета дроидов, запах обгоревшей плоти и медикаментов, гигант в чёрной, как сама ночь, броне… Боль. Чужая. «Владыка Вейдер, ты слышишь меня?» «Да, учитель…» Падме Амидала судорожно вздохнула и открыла глаза. Хочется намотать волосы на кулак и тянуть, тянуть. Чувствовать. Хотя бы боль. Что угодно. — Оби-Ван, — слёзы обожгли глаза. — Энакин жив… Можно ли назвать это жизнью? — Нет… — в глазах постаревшего за несколько дней мастера боль и… Вина? — Это невозможно. Йода вздохнул. — Правду леди Амидала говорит, магистр Кеноби, чувствую я это. Из пепла возродил Сидиус ученика своего. Лишь гневом и ненавистью преисполнено сердце Вейдера. Умер ученик твой, Оби-Ван. Падме подавила судорожный всхлип. «Великая Сила, Эни, что ты натворил?!» — Что с детьми? — Они в порядке, Падме. Дроиды отнесли их в другую палату. Мы боялись что ты… Она попыталась встать. Тщетно. В глазах помутнело. — Я хочу их увидеть. — Падме, они в порядке. Тебе стоит отдохнуть. — Потом. Она должна увидеть их. Своими глазами. Почувствовать дыхание живого ребёнка. У неё больше никого нет. — Я хочу их увидеть, Оби-Ван. Сейчас. Йода кивнул, но тут же добавил: — Долго не можем быть здесь мы. Опасности подвергаем. Ребёнка судьба важна Сидиусу более. Но не ясна.***
Ей советовали не смотреть. Не причинять себе лишней боли. Но чего стоит царапина, когда в сердце дыра? Когда твоя ложь перевернула жизнь столь многих? А твоя собственная — сгорела в лаве Мустафара? Тяжелее всего смотреть на родителей. Дрожащие губы мамы; то, как она принимается к мужу, опустевший взгляд Солы… На маленьких племянниц в тёмных траурных платьях. Трансляция переключилась на другую голокамеру. Наведенную на гроб Амидалы. Падме не знала ни происхождения, ни имени девушки, скончавшейся в лагере беженцев. Не старше двадцати пяти стандартных лет. Её бы сожгли вместе с остальными «невостребованными», не стань она посмертным участником этого спектакля. Несколько часов дроиды резали, сшивали, красили, переодевали. Затем погрузили девушку на корабль Амидалы — в последний акт. Вернуть бывшую королеву домой. Лишить Сидиуса сомнений в успехе. Но несколько личных вещей остались у Наберрие. Среди них — маленький, неприметный кулон. Она не смогла с ним проститься, отдать в чужие — холодные — руки. Незнакомка сжимала копию. Голопроектор полетел в стену, выплюнул несколько искр, и потух. Из соседней комнаты раздался детский плач. Смахнув непрошенные слёзы, Падме встала. Женщина в гробу — не она. Ей нужно жить. Как бы невыносимо это не было. Придёт время — она вернётся на Набу. Вымолит у родителей прощения. Люк и Лея посетят Озёрный край. Когда-нибудь.***
Хронометр показывал полночь, но сон всё не приходил. Возможно, так даже лучше. Сон приносил кошмары, кошмары будили детей, как и любая попытка разделить их хоть на минуту. Падме отказывалась признавать, что это означало, и почему ей так противна сама мысль оставить младенцев на попечении дроидов даже на несколько минут. Одной рукой держась за колыбель, набуанка медленно села на кушетку — послеродовая боль всё ещё давала о себе знать. В коридоре стоял Оби-Ван Кеноби. И он был не один. — Падме? Как… Дрожащими руками Асока сняла капюшон. На подкосившихся ногах шагнула вперёд: шаг, два. — Я… Я была на похоронах… — Зря, — мрачно прошептала набуанка. — Лишний риск. Тогрута подняла голову, в глазах недоумение. — Ты — мой друг. Я бы пришла во что бы то ни стало. Но сенатор Органа узнал меня, привёз сюда, — она снова повесила голову. — Я думала, что Энакин… — Энакина больше нет, — внезапно отрезал Кеноби. Асока вздрогнула, будто получила удар зайгеррианским кнутом. — Как? — наконец выдавила она. — Он жив, я чувствовала это! Падме закрыла лицо руками. Захоти она — не смогла бы выдавить ни слова. Воспоминания несли боль, били под рёбра. Каким-то чудом руки не дрожали. — Энакин Скайуокер последовал за Палпатином, — не глядя на тогруту, процедил Оби-Ван. — За Сидиусом. Асока пошатнулась. — За ситхом? Невозможно… Я знаю Энакина. Мой учитель бы никогда… — Твоего учителя больше нет, — произнёс джедай. — Я видел всё своими глазами, Асока. Он… Отказался от своего имени. Принял Тьму. Пепел. Пыль и пепел. Падме хотелось оглохнуть. Ослепнуть. Проснуться. Оставить этот кошмар позади. — Мы сразились на Мустафаре, — продолжал Кеноби. — Он проиграл. Но Сидиус, похоже, спас его. — Палпатин никогда не любил расставаться с инвестициями, — неожиданно для самой себя прошипела Наберрие. Тано рухнула на кушетку, едва не зацепив набуанку монтралами: упёрлась локтями в колени и закрыла глаза. Её ладони дрожали. Оби-Ван положил руку ей на плечо. Его голос был едва слышен. — Мне очень жаль, Асока, поверь… Я никогда так не хотел ошибаться. Девочка всхлипнула: раз, два. Покачала головой, словно проганяя назойливое насекомое. Звёзды, она же ещё ребёнок. Что такое семнадцать стандартных лет? — Как… Как зовут этого ситха? — наконец спросила Тано. — Вейдер, — вздохнул джедай. — Дарт Вейдер. Из колыбели послышался плач. Наберрие вскочила к детям, слабо улыбнулась покрасневшей от слёз Лее. Девочка возмущённо двигала руками и ногами, требуя внимания. Люк не спешил присоединяться к сестре. Пробудившись, крошечный младенец смотрел на мать нежно-голубыми глазами — без примеси страха или возмущения. Сзади полышались шаги. Будто не веря своим глазам, Асока замерла напротив Падме. — Надо вас представить, — смахнув непрошенные слёзы, набуанка погладила тёмный пушок на голове у дочери. — Асока Тано — Люк и Лея Скайуокер.***
Салон повидавшего жизнь фрахтовика «YT-1300» был далёк от роскошного сенаторского скиффа. Дорогие ткани одежд Падме контрастировали с пожелтевшим диваном, но та не обращала внимания, прижимая к себе спящего Люка. расположившаяся рядом Асока укачивала Лею. Решалась судьба её детей. Йода склонил голову, закрыл глаза, опустив подбородок на ладони, сложенные на кривой палке. Старый джедай желал разделить близнецов. — Уцелеет второй, если найдут ситхи одного даже, — говорил он. Кивал в сторону Бейла Органы. Алдараанец давно пытался расширить семью — безуспешно. Бреха и он стали бы чудесными родителями. От одной мысли брал озноб. Падме покачала головой. Нет. Куда они — туда и она. Вместе. У них нет никого, кроме друг друга. Йода вздохнул, словно читая её мысли. — Мало осталось нас, слишком мало, — изрёк он. Оби-Ван повернулся к гранд-мастеру. — Что, если мы — последние? — Может, и последние. А что, если нет? — парировала Асока. Йода фыркнул. — Жив один джедай пока, жив Орден. Сопротивляться Тьме каждым дыханием должны мы. — Корусант полон слухов, — переминаясь с ноги на ногу, сказал Органа. Низкий потолок фрахтовика едва не касался его макушки. — О выживших джедаях. Клоны не добрались до всех. — Или ситхи, — прошептала Асока, не сводя глаз с младенца. — Тогда мы должны найти их, — сказала Падме, не обращая внимание на удивлённый взгляд Бейла при слове «мы». — Выживать лучше группой. — Разве ситхи не могут, эмм, «почувствовать» такое скопление джедаев? — выгнул бровь Органа. — Могут, — поглаживая бороду, вздохнул Оби-Ван. — Есть храмы, которые способны нас скрыть, но, боюсь, их местоположение уже известно Сидиусу. — Почему? — Архивы, — мрачно ответил Кеноби. — Двадцать пять тысяч лет знаний теперь в руках Сидиуса. Выжившие потянутся к местам Силы. Рано или поздно, он их зачистит. Падме и Асока обменялись взглядами. — Мастер Кеноби, — начала тогрута, — не только храмы могут скрывать Свет, разве не так? Джедай не успел ответить. — Права ты, падаван, — Йода поднял ушастую голову и взглянул на тогруту. — Безграничны тайны Силы. Многое поведать может, да… На Белсавис путь держать будем мы. — Белсавис?! — одновременно воскликнули Бейл и Оби-Ван. Сенатор опомнился первым, задумчиво потёр переносицу. — Это очень «специфическая» планета, мастер-джедай. Я постараюсь помочь вам, как смогу, но мои ресурсы ограничены, как никогда. — На Белсависе группа юнлингов укрывается, — как ни в чём не бывало продолжил старик, — мастер Плетт принял их. Имя не вызвало в памяти Наберрие никакой картинки, но на секунду лицо Оби-Вана посетило нечто близкое к улыбке. Рядом вздохнула Асока. — Откуда вам это известно? — спросила она. — И что укроет нас там от Сидиуса? — Безгранично Силы знание, — был ответ. — В древности на Белсависе была тюрьма для ситхов и порождений их алхимии, — заговорил Кеноби. — Их тень может нас скрыть. Но нам придётся держаться подальше от захоронений. Набуанка отчаянно искала в памяти обрывки из некогда прочитанного галактического атласа. Белсавис… На ум приходили лишь ледники, джунгли и контрабанда. — Что же, — вздохнул сенатор, — Белсавис так Белсавис, — он повернулся к Падме. — Я буду на связи. — Спасибо, Бейл, — прошептала она. — Будь осторожен.