Один за двоих

Я так и не осмелился спросить о подробностях «моего» пленения и гибели. Вопрос засел во мне тупой раскаленной иглой, мне противна собственная слабость. Во сне меня терзали кошмары. Я висел, распятый цепями, на шершавой горячей стене, а страшные, голые, в одних лишь побрякушках люди, гримасничая, ковыряли в свежих ранах ржавыми железяками. Лица их расплывались в дурнотном мареве, внутренности горели, но тело скручивал холод. Проснулся на рассвете с тяжелой башкой, комбинезон покрыт инеем, пальцы занемели - одеяло пришлось отдать спасенному от волков нарьягу. Он, конечно, отказывался, пришлось применить свою власть Нар-одара. Сижу, дыханием отогревая замерзшие пальцы, полжизни отдал бы сейчас за сигарету. Мальчишка спит, до самого носа закутавшись в отвергнутое поначалу одеяло. Протягиваю руку и с удовлетворением замечаю, что лихорадка не началась, несмотря на жуткую худобу, пацан крепок и здоров. Встаю и бреду по замерзшему лесу к маленькому озерцу (или большой луже, как посмотреть), где вчера набирал воду. От моих шагов по гладкой поверхности бежит рябь, в воде отражается бело-розовое небо проклятого мира, черные точки птиц бесцельно кружат над лесом, дожидаясь, когда люди уберутся из чащи и можно будет полакомиться мясом локхи. Набираю полную фляжку воды, кидаю внутрь таблетку абсорбента, через пять минут можно будет пить. Что-то толкает меня взглянуть в водное зеркало, наклоняюсь и замираю, ошеломленный увиденным. Из озера на меня глядишь ты: черные глаза, тонкие губы, подбородок с ямочкой. Я никогда не видел тебя таким измученным, но это, несомненно, ты - только волосы чуть длиннее, да темные круги под глазами. Покачнувшись, чуть не падаю в воду, тупая игла в сердце проворачивается штопором. Неудивительно, что Шику обознался - восьмилетняя разница будто стерлась, я сделался копией Стального Сокола. Возвращаюсь в лагерь. Не знаю, чем ты завоевал сердце странной нелюди, но воспользуюсь твоим последним подарком и пройду твоей дорогой и дальше, пока не доберусь до правды. Скрюченную фигурку нарьяга вижу издалека. Шику сидит ко мне спиной и тоже дует на пальцы, на бритом затылке жуткое багровое клеймо в виде странной руны, лопатки выпирают даже сквозь одеяло. - Нар-одар! - вскакивает парень мне навстречу, и я, наконец, могу его разглядеть. Ростом Шику мне до плеча, заморыш заморышем, побрякушки дурацки болтаются на обтянутых кожей косточках. Зато светло-голубые глаза живые, умные, не то что пустые гляделки встречавшихся мне прежде нарьягов. Не красавец, конечно, но если откормить… - Нар-одар! - он протягивает мне руку. - Зови меня Даном. После рукопожатия он заглядывает мне в лицо с надеждой, словно ребенок, ожидающий прогулки в парк аттракционов. - Расскажи, Шику, откуда ты здесь взялся? В прозрачных глазах шамана отражается розовеющее небо, он кусает обветренные губы. - Я быть… охранять рабы… Мы идить от арвана… - он задумался, подыскивая подходящее слово в имперском, - селение, нет? - Понял, от селения вы шли куда? - На Грот Ферро… там мммм… железо? - Рудник, - догадался я, и мне в голову пришла удачная мысль, - что было дальше? - Они напасть… стрелять, все умереть, а я не смочь… Они увести рабы… - Они - это кто? - Бунторы… бунтовщики… - Мятежники? - Да, мятежники. Всех убить… - горестно резюмировал он. - Как же ты спасся? - полюбопытствовал я. - Расплавить пули. Шику дергает плечом и кривится от боли. - Дай-ка осмотрю твои царапины, а потом поедим, а то живот уже подводит. Осторожно сдираю повязки с располосованной спины нарьяга, он шипит, и того и гляди укусит. Раны мне категорически не нравятся, я безжалостно колю парню антибиотик и, залив царапины гелем, заматываю остатками рубашки. От «одежды» моего нового приятеля меня передергивает, надо бы переодеть в человеческое, да где тут купишь? - Снимай свои побрякушки, - решительно требую я. - Нар-одар шутить? - изумленно хлопает светлыми ресницами Шику. - Нар-одар не шутить… тьфу! Не шучу я, понял? Нарьяг медленно кивнул. Я рискую, не так уж мне режут глаза эти дурацкие бусы, но нужно проверить, насколько мальчишка готов подчиниться своему Нар-одару (знать бы еще, что значат эти слова). Он подчиняется, сдирает с запястий и шеи ритуальные украшения. - Брось в костер. Бусы летят в кострище, я разжигаю огонь, Шику невозмутимо глядит, как пламя лижет его побрякушки. Что-то вытаивает, выгорает из деревянных бусин, какие-то кусочки, как капельки ртути, лежат на алых углях. - Нар-ода… Дан взять Шиккорахир в долина Душ? - уточняет парень. - Куда? Я раздумываю. Что ты мог пообещать мальчишке, Корд, чего Шику теперь настойчиво требует от меня? Не понимаю! Ты всегда лучше ладил с детьми, и со своими, и с чужими: Анж обещал кукол, Киму – конфеты, Шику пообещал забрать с собой… куда? С просветленным лицом нарьяг указал глазами на небо. Черт! Ты не мог сказать ему ТАКОЕ! Простодушный шаманчик наверняка не так понял… - Я жив, Шику, - со всей убедительностью, на какую способен, говорю я и протягиваю руки. Он опускается на колени и прижимается щекой к моей ладони. Стыд от обмана жгучим перцем жжет мне глаза и горло. - Мне нужно кое-что доделать здесь, понимаешь? - шепчу вмиг охрипшим голосом. - Я пока не могу туда, - указываю на небо. Шику улыбается, обветренная губа лопнула, показалась капелька крови. - Я пойти одна дорога с Нар-одар-Дан, - заверяет он. Облегченно выдыхаю и непреклонно выдергиваю руку. - А теперь завтракать и в путь, кстати, далеко тот рудник, куда ты провожал рабов? - Семь день и семь ночь. - Отлично.