Один за двоих

Просыпаюсь от монотонной болтовни. Солдатам в укрытии нечем заняться, свободные от дежурства у орудий играют в замусоленные карты на желание. Вот только что кого-то заставили встать на голову в чем мать родила. - Макс, слышь… - зовет Марат, смуглый парень с бритой головой. - Ась? - отзывается тот. - У тебя девушка есть? - А то ж. - И ждет тебя, как думаешь? - Ждет, конечно. Потом кто-то достает губную гармошку. В глухой душной казарме раздаются сначала невнятные, потом все более мелодичные звуки. Зоренька-заря встает, Золотое солнышко. Мне покоя не дает Буйная головушка. Ах ты, зоренька-заря, Выходи на волюшку, Лучик цвета янтаря Протяни по полюшку. Как я, молодец, пойду Вдоль по перелеску, Может быть, себе найду Добрую невесту. Герой долго шлялся по лесам, убивал всяческих чудищ и раздаривал молодильные плоды ведьмам-пенсионеркам, наконец, наступил хеппи-энд - молодец нашел искомую девицу, а я вскочил с больной головой. - Заняться нечем? Чистить оружие! - ору так, что осевшая пыль снова поднимается в воздух. Бойцы вскакивают, прячут за спину карты, проигравшие - шмотки. И эти люди пережили бомбежку! - Так все давно почищено, - оторопело встревает Макс. - Значит, сапоги и пуговицы! Взвод, равняйсь! Смиррно! Сто отжиманий! Выполнять приказ! Рядовой Веселков, два наряда вне очереди! - За что?! - Три наряда. - Есть, - вытягивается Макс. Во мне до сих пор все клокочет: - Вы что тут развели? Мы в окружении! Война идет! Наши бойцы, возможно, умирают, а вы тут на раздевание играете! Стыдно! Они стоят предо мной темные, как туча. - Нечего нас стыдить, мы в бой, как на праздник пойдем, - сощурившись, сжимает кулаки Игорь, плечистый бородатый мужик - самый старший в моем отряде. - А сидеть тут, как мыши в норе, тошно да противно. Это имперцы вон год под Нарголлой торчат, ни мычат, ни телятся, а мы воюем. Я делаю шаг ему навстречу, Игорь распознает в моем движении угрозу и бросается с такой же грацией и выучкой, как покойный Гера. Пропускаю его и слегка придаю ускорение в плечо, Игорь кувыркается, башкой таранит койку, на которой мирно сопит Танюшка. От грохота девочка вскакивает с постели, испуганно трет глаза; растрепанная со сна, с круглыми глазами, она похожа на совенка. Кто-то сзади прыгает мне на спину, сжимает горло. Макс! Бросок через плечо, юморист летит следом за Игорем под многострадальную Танину койку. - Ну, кто еще хочет попробовать? Желающих больше не находится. - Взвод, выполнять приказ! - едва разжимая челюсти, сведенные злостью, выдавливаю я. Вижу, как они обижены, готовы меня без соли съесть. Секунду стоит грозовое молчание, потом все ложатся на пол. Спины и плечи мерно поднимаются, слышно тяжелое дыхание трех десятков солдат. Потерпите, ребята, выведу вас из окружения, и наши пути разойдутся. Минуту наблюдаю за взмокшими спинами и ухожу в боевой отсек, где дежурные не отходят от узких щелей бойниц. Свет проникает сюда тонкими лучами, чуть поддувает, и оттого после жаркой казармы кажется прохладно. Снег пошел, да такой крупный, густой, за пеленой ничего не видно. Молодец, Таня, святое дитя, вымолила у небес нам отсрочку. Хочется курить, но нельзя. Опять ожидание, минуты ползут еле-еле, неохотно собираясь в часы. В каземате непривычно тихо: дисциплина налажена, бойцы при деле, даже Аркашка не шумит. Стоп! А где же Аркашка? В казарме его не было, я заглядываю на склад - никого. Черт! Триста тысяч чертей! Неужели удрал? Но как умудрился? Дежурный испуганно трясет головой. - Как мальчик сумел проскользнуть мимо? Как сам открыл бронированную дверь? - Не знаю… - блеет дежурный. - Не знаю, - передразниваю я, - четыре наряда вне очереди. С досадой гляжу в бойницу. Искать бесполезно, снегу столько навалило, что легкие следы давно исчезли. - Господин Райт, - обращается ко мне церемонный Йорих, - разрешите пойти на поиск мальчик. - Бесполезно, - отмахиваюсь я. - Я попытаться найти след, скоро вернуться. - Ладно, - неохотно соглашаюсь, - даю тебе час, потом возвращайся. Йорих кивает, пожимая широкими плечами, он похож на добродушного медведя. Уходит, я притворяю за ним дверь. Проходит час, другой, темнеет. Я с сожалением понимаю, что ждать бесполезно - Йорих не вернется. Жаль парня, боец был что надо! - Дан… - дергает меня за рукав Танюшка, - господин командир... - Чего тебе? - Аркашка отозвался, он в лагере у папы. Вот так новости! - Как отозвался, когда? Ты трогала радиостанцию?! Я же велел никому не трогать! - Даже мне? - изумилась Таня. - Думаешь, я шпионка?! - Таня! - я крепко сжимаю ее локти, внутри поднимается бешеное раздражение, - Я же сказал, ничего не трогать без разрешения! Зачем ты включала станцию? - Да не трогала я ее! - пищит девчонка, от обиды по щекам снова текут слезы. - Я по передатчику! - Какой передатчик? Дай сюда! Забираю у нее плоскую черную коробочку из пластика, поцарапанную, с одной кнопкой и дырочками. - Мне Аркашка дал, он сам собрал, у него такая же, - объясняет Таня. - Он сейчас у папы в укрытии, можешь сам спросить. Я верчу передатчик в руках, брезгливо, как ядовитого жука. Такой собрать любой малыш сможет, не то что Аркашка. Вдали что-то загромыхало. В тихом, полном снега, будто тумана, воздухе несется вибрирующая струна взрыва. С веток падают белые шапки. Давлю на кнопку, в передатчике раздается какое-то шипение, что-то грохочет и снова шипит. Бросаю его на пол и прикладываю по коробке подошвой, пластик противно хрупает под ногой. Среди черных обломков корпуса блестит что-то округлое, металлическое. Поднимаю, и стон вырывается из груди: у меня в руках стандартный усовершенствованный радиомаячок, какими оснащают спецслужбы. - Взвод! К оружию! - ору я, и ребята вскакивают с коек, как ошпаренные. - Уходим! Шевелитесь же, динозавры хромоногие! Начинается суматоха. Танюшка цепляется за меня, как утопающий за спасательный круг. Радиостанция воет дурным голосом, я переключаю заедающий тумблер. - Райт! Уходите! - кричит в эфир Сергей. - Имперцы в однодневном переходе от нас! Уходите на Марьин ключ, мы вас прикроем… Голос тонет в грохоте взрыва над головой, с потолка сыплются крупные комья земли.