Один за двоих

Глава 33 Военный комендант Крикхи Девория выписал мне пропуск, дозволяющий свободно перемещаться по городу, ключ от комнаты в офицерском общежитии и распорядился, чтобы мне выдали личные вещи. Получив все, кроме, разумеется, оружия, я был сопровожден до дверей. Поземка тут же обвивает ноги. Морозный воздух щиплет разгоряченные щеки. Темно, над крыльцом раскачивается фонарь, круг света смещается под порывами ветра. Одинокая фигурка, закутанная в огромную солдатскую куртку, кидается навстречу. Продрогшая на холоде Танюшка хватает меня за руки, всовывая ледяные пальцы в мои теплые ладони. - Наконец-то! - с облегчением вздыхает она. - Как же долго они держали тебя, Дан! Утыкается мне в грудь покрасневшим носом. - Я была у генерала, как там его… Стивен? - Стивенс. Знаю. Спасибо тебе, Таня. Наклоняюсь и целую мягкие холодные щеки. - Дан, я так перепугалась, - шепчет она мне на ухо, - ты исчез, а Жан сказал, что ты преступник и тебя теперь расстреляют. Он пошутил, он же такой шутник, но я… тогда его совсем не знала… - Поближе узнаешь - подальше пошлешь, - ворчу я, - вот идиот! В зуб ему надо за такие шутки. Пойдем скорее, ты замерзла совсем. Я и сам застыл на ветру, под куртку нещадно задувает, в пропотевшей футболке меня знобит. Мы бредем по узким, запутанным переулкам Крикхи. Танюшка молчит, серьезная, какая-то разом повзрослевшая от пережитых потерь. - Тебя где устроили? - спрашиваю. Таня пожимает плечами: - Мне дали комнату при госпитале. Я там помощницей у доктора. - Получается у тебя? - Не очень пока, - признается девочка, - но господин Тимонс не сердится. Это же лучше, чем в тыл… Меня хотели отправить, я не согласилась. Опять двадцать пять! Похоже, головная боль Сергея теперь останется со мной навеки. Комната моя - клетушка два на два - темная и донельзя казенная. Узкая койка с матрасом и одеялом, без подушки и белья (надо получить на складе), стол, табурет, на гвозде плечики для одежды. Но ничего, в солдатских казармах условия хуже, а мне после мрачной кельи так и вовсе рай. Щелкаю выключателем, тусклая лампа освещает мои новые пенаты. Таня скидывает куртку, занимает единственный табурет, я стаскиваю ботинки и влезаю на койку, поджав ноги. Мы не сразу находим тему для разговора, хотя по дороге болтали обо всем подряд. Танюшка рассказала новости: все раненные выздоравливают, Костю Краснова полковой хирург вытащил буквально с того света. Почти весь мой взвод уцелел, ребята беспокоятся, передают приветы. Жан Веньяр наведывался с утра, поделился офицерским пайком и принес теплую куртку. - Надо было пойти ко мне, ты ведь, наверное, голоден, - сокрушенно говорит Таня. - Вовсе нет. В тепле меня разморило и идти уже никуда неохота. Разговор со Стивенсом оставил ощущение смутной тревоги, какой-то неправильности. - Танечка, скажи, о чем тебя расспрашивал капитан Рэндел? - Я ничего им не сказала, - с гордостью отвечает девочка. - Конечно, а что именно ты им не сказала? - вкрадчиво спрашиваю я. - Капитан такой добрый, - невпопад сообщает мне Таня, - он меня накормил. Думал, что я разболтаю все твои тайны… - Танюша! - Он про Шику спрашивал. Как вы познакомились, почему Шику слушался тебя. И почему потом ушел. - И что же ты отвечала? - Я не глупая, Дан. Сказала, что ты взял Шику в плен и пытался понять, как можно бороться с нарьягами. Правильно? Киваю с одобрением. Действительно, умно придумала. - Ты молодец! - Правда? - уточняет осчастливленная Танюшка. - Он спросил еще, как же ты расправился с посольством, если не смог одолеть одного шамана? А я сказала, что ты мог бы убить Шику голыми руками, но тебе нужно попасть в Нарголлу и… - Танюша, а он уточнял, для чего мне нужно попасть в Нарголлу? - осторожно спрашиваю я. - Ну как же? Чтобы найти убийцу брата… - девочка неуверенно замолкает. Я откидываюсь назад, заводя руки за голову. Вот так вот! Никакого давления на свидетеля, никаких иголок под ногти. Вовремя заданный уточняющий вопрос, и все сомнения решены. Можно сказать, моя вина полностью доказана. Почему тогда меня отпустили? Ох, как нехорошо на сердце! Надо убираться из Крикхи и чем быстрее, тем лучше. - Дан! - Таня садится рядом и заглядывает в лицо. - Я что-то не так сделала? Я подвела тебя? Весь ее вид выражает такую тревогу и отчаяние, что сердиться невозможно. Ведь девочка сумела пробиться к Стивенсу, наверняка выдержав не одну битву с адъютантами и охраной, чтобы заступиться за меня. А ее слова не навредили мне больше, чем моя собственная глупость. - Нет, конечно. Ты все правильно сказала… - Я так рада, - снова сияет Танюшка, - так рада! Внутри что-то щемит, я вижу, как на ее подвижном личике радость сменяется грустью, она на миг забывает обо мне, задумчиво пощипывает нижнюю губу. - Мы ведь одни остались. Папа и Вера погибли, Шику ушел… Дан, я не верю до сих пор, - голос срывается на шепот, - мне так пусто. Я не могу уснуть… Я знаю, что никакие мои слова не помогут. Она держится на последних крупицах мужества. Я протягиваю руки и тяну к себе, легонькую, доверчивую, не сопротивляющуюся. Таня смешно и неумело касается моей небритой щеки губами и холодным носом, фыркает и вертит головой. Повернув ее к себе, уверенно нахожу губами мягкий детский рот, полуоткрытые губы испуганно смыкаются. Я чуть отстраняюсь, ровно настолько, чтобы дать ей отдышаться. Блестящие глаза с такой нежностью смотрят на меня, что жар страсти накатывает волнами вперемешку с жаром стыда. Она же ребенок совсем! До чего ты дошел, Дан Райт? Ладонь ложится на затылок девочки, я снова целую ее, на этот раз не давая возможности отступить. Танюшка обвивает руками мою шею, постепенно входя во вкус, подстегивая и без того нестерпимое желание. Мне приходится собрать всю волю, чтобы остановиться. Дыхание Тани обжигает мне щеку, губы покраснели и припухли. Она прикрывает глаза, ресницы дрожат. Это слегка отрезвляет меня. - Тебе неприятно? Таня качает головой, смеется. - Только скажи, если неприятно, я не буду… Она прижимает пальчик к моим губам. - Как ты можешь? Ты же - мой любимый. Навеки. На всю жизнь! - шепчет Танюшка тоном, каким произносят страшные клятвы. Докатились. И что с ней дальше делать? Жар схлынул, я чувствую, как камнем давит на грудь усталость. А девочка ждет ответа, подтверждения своим выдумкам. К счастью, за дверью раздаются шаги, а затем стук и громогласный вопль возвещают о явлении командира танковой роты: - Райт! Открывай, бездельник, я знаю, что ты там! Мы с Таней вскакиваем, поправляя одежду, я отпираю дверь. Жан Веньяр окидывает нас заинтересованным взглядом: - Времени зря не теряешь, Дан? - вопрошает он с такой ехидцей, что хочется прямо тут его удавить. Но поскольку желание из разряда неосуществимых, приходится впустить его в комнату. - Вот, - он выкладывает на стол большую жестяную банку тушенки, булку и почему-то картофельные чипсы. - Чтоб не помер с голоду. Завтра с утра тебя приглашают яйцеголовые, пусть они и кормят тебя завтраком. Гы-гы-гы… - Ничего себе перспективка, - усмехаюсь я. - Знаешь пословицу? Завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин отбери у врага. Веньяр еще немного зубоскалит и уносится по своим делам. Я провожаю Таню до госпиталя, заодно мне надо выяснить, как завтра разыскать Костю. Мы расставались у покатого крыльца больницы, под гудение ветра в переулках и бряцанье бубенчиков, отгоняющих злых духов. - Спокойной ночи, Танюша. - Спокойной ночи, Дан, - она поднимается на цыпочки и сама касается моих губ. А потом долго не уходит, глядя мне вслед, пока я не скрываюсь за поворотом. Добравшись обратно, я засыпаю, едва приняв горизонтальное положение. Глава 34 Танк «М-3» типа «Мустанг» не добрался до цитадели ровно десять миль. Сначала сбились системы топливного контроля, отказали бортовые навигаторы и система наведения. Потом траки гусениц будто срослись. «Мустанг» дернулся и замер, как стреноженный конь. Дорогая и бесполезная игрушка, легкая мишень для гарнизона Нарголлы. В бой идет пехота. Маленькие фигурки на зеленом поле. Их продвижению ничто не мешает: нет противопехотных мин и рвов, со стен цитадели не раздается ни выстрела. Только при приближении к сложенной из желтоватых камней стене доблестных солдат империи охватывает паника. Строй нарушается. Одни падают замертво, другие начинают беспорядочно палить во все стороны. Попытки командиров наладить взаимодействие для продолжения атаки или хотя бы отступления, оказываются безрезультатны. Я отворачиваюсь от монитора, где компьютерная модель продолжает разворачивать картину проигранного боя - одного из первых под Нарголлой. Смешные коробочки танков и нелепые фигурки пехоты сложно ассоциировать с живыми людьми, моими соотечественниками, потерявшими в этих сражениях здоровье, рассудок, а некоторые и жизнь. - Таким образом, мы видим, что оборона цитадели целиком строится на применении неизвестного нам вида излучения, вернее, целой группы излучений, так как воздействие строго избирательно и факторы, наносящие вред нашим войскам и технике, не одинаковы по своим характеристикам. Радиохимик Лагар, длинный и худой, как щепка, щелкает мышкой, на мониторе отражается какая-то малопонятная шкала, где виды ионизирующих излучений обозначены различными цветами и буквами. - При этом мы до сих пор не знаем, где именно расположен генератор излучений; один он или их несколько - для каждого вида, что вероятнее всего. Была гипотеза, что излучение дает стена цитадели, но она не подтвердилась. Я внимательно слушаю, стараясь вычленить из обычной ахинеи яйцеголовых крупицу истины, которая поможет мне пробраться в Нарголлу. - Мы делали замеры радиации в пустыне, а также обследовали наших солдат, подвергшихся облучению, и тела убитых нарьягов. Результат неутешителен: живые ткани под действием лучей подвергаются стремительному разрушению, особенно это касается легочной ткани, желудочно-кишечного тракта, клеток кожи и нейронов. Хотя действие на нервные клетки не столь губительно. Иннервация тканей, а также биохимические и электрические процессы коры вскоре восстанавливаются. Тела нарьягов же содержат критическую дозу облучения, при которой наступает мгновенная смерть. - Они умирают от облучения? - удивленно переспрашиваю я. - Вы меня не поняли. Причиной смерти может быть что угодно, но не излучение. Однако обычный человек при таком поражении умер бы мгновенно. Нам кажется, здесь имеет место эволюционный процесс приспособления к среде обитания, зараженной ионными излучениями. Я чувствую себя учеником в школе. В разговор вступает миловидная женщина-биолог, мисс Джонс, так ее называл Лагар: - Мистер Райт, как давно вы подвергались атаке нарьягов? - Не припомню. Довольно давно. Кажется, это было на руднике Кин-Крид, а потом меня случайно зацепило, когда оттаскивал Шику от Геры. - А четыре дня назад, когда нарьяги напали на колонну? Вы попадали под излучение? - Не думаю. - Сознание теряли? - Да, терял, но… - Сделаем несколько несложных тестов. Это не займет много времени, - с улыбкой просит мисс Джонс. Как будто у меня есть выбор, и я могу отказаться. Она делает забор крови из вены, кардио- и нейрограмму. Прикрепляет к запястью компактный дозиметр. И несказанно радует меня обещанием, что пункцию костного мозга и анализ семенной жидкости проведет завтра. Тем временем Лагар снова и снова расспрашивает обо всем, что связано с Шику. Его интересует все: поведение, сон, дыхание, аппетит. Как будто это не мальчик, а редкое чудное животное. - Мы думаем, что мозг нарьягов устроен несколько иным образом. Зоны, отвечающие за коллективные инстинкты, у нелюди атрофированы или вовсе отсутствуют. Таковы генетические особенности, вызванные приспособлением к условиям среды. Какой бред! Они ничего не знают. Вскрыли десяток черепных коробок, разобрали молекулы на кусочки РНК, но так и не поняли главного: нарьяги - тоже люди. Их делают такими ритуалы старейшин, чтобы, вырастая, они сами отбирали человеческих детей и делали из них машины уничтожения. - Мы так и не поняли природу «живого изучения», того самого, что умеют продуцировать эти существа. Помогите нам, мистер Райт, я уверен, вы сумеете вспомнить что-то, что даст нам зацепку. - Ничего, - я качаю головой, - он обычный ребенок. Он был истощенный, очень худой, этакий заморыш. Но потом все пошло на лад. У него хороший аппетит. И сон крепкий, как у всех детей. Его даже кошмары не мучили… - После какого момента мальчик стал гм… поправляться? - уточняет мисс Джонс, отцепляя дозиметр и тщательно записывая данные в мою девственно чистую карту. - Да почти сразу. Я заставил его стащить все побрякушки и дурацкие лохмотья. Он стал нормальным ребенком… - я осекаюсь. Только сейчас до меня начинает доходить, что я выпалил, не подумав. Бусики и бубенчики, в огне из них вытаивали какие-то блестящие капельки, что-то вроде шариков ртути. Вот оно! Я не остался на завтрак, хотя мисс Джонс настойчиво приглашала. Лишь пообещал зайти завтра. Вместо этого направился в госпиталь - навестить Костю и Танюшку. Таня кивнула мне на бегу, ласково улыбнулась и исчезла - у нее сейчас самый разгар работы. Зато к Косте Краснову меня пропустили без проволочек, едва я показал специальный пропуск, подписанный Деворией. Бывший мятежник растягивает бледные губы, увидев меня. Из носа у него торчит катетер, приклеенный к щеке полосой пластыря, руки, лежащие поверх простыни, почти такие же худые и бескровные, как у Шику в нашу первую встречу. - Привет. - Тебя выпустили? - шепчет он. - Хорошо. - Это ты им сказал про Веру? Он кивает. - Откуда ты узнал, что она…? - Ничего я не знаю, - отвечает Костя. - Только имя ее. Псевдоним ей мы с Серегой придумали. - Но ведь это не она сдала нас! Зачем? - Чтоб тебя выгородить. Эльви умерла, ты выжил. Если б было наоборот, шпионом стал бы ты. Слова пропадают, в горле стоит ком. Смешные они, эти мятежники. И их странный, ни на что не похожий, кодекс чести, по которому можно очернить мертвого, чтобы спасти живых. Но меня действительно выпустили. Благодаря или вопреки их абсурдным заявлениям. Вот только опасность не миновала, и я отчетливо понимаю: если за меня возьмутся всерьез, то и моим заступникам несдобровать. - Дан, - Костя тянет мне руку, - у Матвеича припрятан Верин ноут. Он не отдал его имперцам. Никто из нас не разбирается, но тебе он может пригодиться… Возьми. - Спасибо тебе. Ты это… поправляйся скорей. Я завтра зайду. Стараясь не выдать волнения, непринужденно прогуливаюсь по унылым улицам Крикхи, навещая уцелевших товарищей. У себя в комнате закрываюсь на защелку и, завернувшись с головой в одеяло, открываю ноут. Здесь должны быть данные, от которых зависит моя жизнь.