Алиса нудистка

Эпиграф Пользуясь тем, что Алиса уснула, Паша решился ласкать её грудь. Руками и губами. Наслаждаясь безнаказанностью. Беспомощностью и беззащитностью спящей девушки. Скоро оказалось, что этого ему стало уже отчаянно мало. И он запустил руку туда, где кожа нежнее атласа.

Пашу очень занимал один вопрос. То есть конечно не вообще один, а конкретно сейчас один. Кто выдумал, будто бы нудизм помогает не так сильно волноваться при созерцании наготы людей противоположного пола? Вот он, например, созерцает сейчас наготу Алисы. И ему почему-то ну совершенно не помогает то, что он сто раз видел её в таком виде на пляже. Ну просто совершенно. Его всё так же сильно волнует её обнажённость. И ему наверняка было бы хоть немного проще, если бы самые деликатные участки тела Алисы были бы сейчас ну хоть чуть-чуть прикрыты. Хотя бы соски и лобок. Хоть полосочкой. Хоть лоскуточком. А вот Алиса, похоже, искреннее уверовала в то, что благодаря нудизму обнажённость перестаёт быть такой остро волнующей. Судя по тому, как безмятежно она купается и загорает голой при нём. Даже уснула, кажется. Ну правильно. Ей-то что волноваться. Не у неё же период повышенной компульсивности. *** Паша несколько раз порывался заявить Алисе, что ему срочно надо возвращаться домой. Что у него какие-то дела. От страха, что он в любой момент потеряет контроль над собой и просто набросится на неё, как дикарь, измученный сексуальным голодом. И что тогда? Разве она его поймёт и простит? Да никогда. Упрекать может и не станет — не любит она этого дела. Может, даже решит, что сама виновата — спровоцировала наготой. Якобы. То есть не якобы… То есть неважно… А вот общаться с ним она перестанет. Ну и правильно — как можно общаться с мужчиной, от которого неизвестно чего ждать. Точнее, как раз известно чего. А он ведь в самом деле боготворит её. И в самом деле любит. И не хочет оскорблять. И не хочет прекращать общаться. Но как тут удержаться от распускания рук, если она словно магнит для него? *** Но он пока удерживался от бегства. Тем, что говорил себе — вот сейчас ещё немного посмотрит на неё. Всего секунду. И ещё секунду. А потом точно станет собираться домой. Секунда проходила за секундой. А он всё так же продолжал пялиться на Алису. Не в силах прекратить созерцание совершенства. Такого обольстительного. Она была словно ожившая статуя прелестной девушки. Только тёплая и живая. Со взглядом, в котором невыразимый Свет. С милым родным голосом. Но всё это он имел счастье наблюдать и в прочее время. А тут на пляже он мог видеть ещё и Это. И поэтому сосредоточил основное внимание именно на Этом. На двух полушариях. С нежными беззащитными сосками. Не понимая, почему их вид так влечёт его. И при этом не имея сил оторваться от их созерцания. В них было какое-то высшее совершенство. Высшая Истина. И в то же время непонятно — ну почему они так завораживающе действуют на мужчину. Что это — память о собственном младенчестве? Когда материнская грудь — и источник пищи, и символ ласки и любви матери. Не отказывающей беспомощному младенцу в этом источнике жизни. Или их такое влияние связано с тем, что они обещают жизнь, поддержание жизни будущему ребёнку? Их щедрость — залог, что малыш получит питание. Что он не умрёт от голода… Как бы то ни было, помимо всех этих очевидных биологических и социальных факторов было что-то ещё. Может, он должен сказать Алисе как порядочный человек, что ей опасно оставаться с ним наедине? Пока он не наломал дров и не испортил их отношения. Конечно плохо ему без неё будет. Но долг обязывает обезопасить любимую от своих посягательств…