Изменчивая

Я не понял, Грохт, солнышко, что за кислое выражение лица, аль не мил я тебе? Нет, ну правда, сидит скромненько на стуле возле камина, ручища на коленях сложены, глазки в пол опущены. Мальчик-колокольчик ни разу не динь-динь, это не он каждую ночь с нами в постельке кувыркается. Подхожу, а он в лице меняется, не пойму, что происходит. — Грохт, что ты как неродной? — провожу рукой по его бледной щеке и заглядываю в глаза. — Тебя что-то пугает? — Я боюсь навредить тебе. У меня слишком большой, — выдавливает из себя Грохт. — Но ведь мы каждую ночь вместе, и ты даришь мне лишь наслаждение, — пытаюсь развеять его страхи. — Тебя Гонзага подготавливает, а ты посмотри на мои руки. Провожу рукой по его пальцам, касаюсь острых коготков, в отличие от демонов его когти не заходят в пазуры. — Грохт, я подготовлю себя сам, да и не только руками можно разрабатывать, — провожу языком по его губам. — Расскажи, откуда такие страхи? Не держи в себе. — Женщину можно взять женой лишь после совершеннолетия, а до этого мы утешаемся в объятьях сверстников. Обычно мы выясняем в поединке, кто будет снизу. Я довольно искусный воин и не проигрывал ни разу, но мои соперники, увидав мой размер, всегда просили ограничиться дрочкой или минетом. Сегодня мы сходимся в учебном поединке, а завтра я поведу их в бой, и они будут прикрывать мою спину, поэтому насильно никого не принуждал. И так получилось, что секса с проникновением у меня не было. А на моё двадцатилетие Аргур сделал мне подарок — пленного человеческого юношу. Видя раньше, как это происходит, полил меж его ягодиц маслом, смазал обильно член и попытался войти. Он кричал, было много крови, а я всего лишь ввёл головку. Так и не сумев завершить начатое, оставил его в шатре. Утром он был мёртв. Всем было безразлично, парни радовались, что я стал мужчиной. Брат, видя, что я расстроен, сказал, что это всего лишь кусок мяса, и не о чем горевать. Данелий, я убил человека не в честном поединке, а просто из-за того, что он у меня огромный! Не хочу повторения истории. Теперь мне понятны его страхи. История грустная, но так переживать из-за человечишки, мне этого не понять. Они хрупки и недолговечны, десятком лет больше, десятком меньше… — Грохт, я маг, а мы очень выносливы. Мы — вершина эволюции, а люди — грязь под нашими ногами, — пытаюсь успокоить орка. — Данелий, а ты сам человек? — Ты сомневаешься? — Когда у тебя что-то не получается, ты поминаешь дьявола или Тёмного бога, а твои соплеменники обычно обращаются к Пресветлой. Своим менталитетом ты очень не похож на людей. — О, Тёмный бог, да ты, смотрю, наблюдательный, — Грохт довольно немногословен, зато оказывается очень внимательным. — Могу я как-то выпросить твоё молчание? — запускаю руку в штаны Грохта, чувствую, как наливается его плоть. — Данелий, — шепчет Грохт, — ты и мёртвого уболтаешь. Он подхватывает меня под попу и идёт к кровати. О, давно бы так, а то тратим вечер на болтовню, когда можно его провести значительно приятней. Он пытается снять с меня одежду, отрицательно качаю головой и указываю на кровать. Не надо слов, мы прекрасно понимаем друг друга. Сегодня я хочу насладиться этим потрясающим телом. Грохт раздевается, с жадностью рассматриваю это гору мышц, машину для убийства, над которой я сейчас возьму власть. Ложится, тянет ко мне ручища, качаю головой — рано, достаю плеер и включаю медленную музыку. Он хочет что-то спросить, прикладываю палец к своим губам. Раздеваюсь, извиваясь под музыку, ловлю его взгляд и не отпускаю — ты мой. Оливковая кожа Грохта мерцает в свете магических светильников, любуюсь перекатами мускул и его вздыбленным членом. И это всё вмещается в меня? Плавно опускаюсь на кровать и ползу вдоль его ног к манящей высоте, что дразнит блестящей капелькой смазки. Вижу, как он вспарывает когтями простынь, борясь с желанием подмять меня, но сегодня мы играем по моим правилам. Упираюсь носом в мошонку, втягиваю резкий мускусный запах и трусь щекой об неё, что сытый кот, рокочу от удовольствия. М-м, это всё мне! Провожу языком от основания члена до головки, слизываю капельку, смакуя солоновато-сладкий вкус. Обхватываю рукой член Грохта, ладонь не смыкается, это действительно самый огромный член, что мне довелось увидеть. Провожу рукой вверх-вниз, чувствуя вздутые венки, венчающие каменное изваяние. Слышу сдавленный рык и вижу, как снова наливается прозрачная капелька на тёмно-зелёной головке. Теперь уже я не могу сдержать сдавленного стона. Присасываясь к уретре, проникаю одним кончиком раздвоенного языка внутрь, стараясь высосать как можно больше божественного нектара. Продолжаю оглаживать его член, второй рукой подготавливаю свой анус к проникновению. Гонзага прав, я изменчивый. У нас несколько другое строение, в чём убеждаюсь, погружая палец в своё влажное нутро. Оно пульсирует, раскрываясь словно бутон цветка ему навстречу. Меж ягодиц мокро и жарко, нет сил терпеть, хочу заполнить эту зияющую пустоту. Перетекаю вдоль тела Грохта и начинаю постепенно нанизываться на его член. Болезненно-сладко. Замираю, словно бабочка, пришпиленная булавкой. На секунду закрыв глаза, максимально расслабляюсь, подстраиваясь под его размер. Что-то неуловимо меняется внутри меня. Теперь я хищник, а Грохт моя добыча. Прогибаюсь в спине, качнувшись на его члене, провожу выпущенными из пазуров когтями по его плечам. Железный привкус крови наполняет воздух, будоража моё нутро, рокочу от наслаждения, слизывая выступившую кровь и продолжая покачиваться на члене. Отстраняюсь, с насмешкой смотрю на удивлённого Грохта и провожу по выступившим клыкам раздвоенным языком. Да, я не человек. Удивление сменяется восхищением, он опрокидывает меня на спину, закидывая мои ноги себе на плечи, и начинает вбиваться внутрь с остервенением. Да, я не человек, ты мне не навредишь, просто отымей меня хорошенько. Двигаюсь ему навстречу и отдаюсь в его власть. Втрахивай меня в матрац, властвуй надо мной, орудуй гигантским членом, заполняя моё нутро… — Ты всё же не человек? — Грохт растирает семя по моему животу. — М-м, это что-то меняет? — Да, — нависает надо мной Грохт и трётся поднимающимся членом. — Значит, ты выносливый. — О, ты хочешь проверить? — Я смотрю, вы время зря не теряете, — входит в комнату Гонзага вместе с Аргуром. — Я поесть принёс, — передаёт корзину в руки Аргуру и указывает на стол. — Я в купальню и буду тебя кормить, совсем этот злобный орк заездил моего господина. Мне тоже не помешало бы помыться, но тогда мы поужинаем не скоро, а у нас вроде гость, и я тут во всей красе… Я, конечно, не против, но два орка на меня одного — это, пожалуй, слишком. — Грохт, принеси полотенце, — склоняюсь всё же к «поужинать» и отправляю его в купальню. Он, не стесняясь своей наготы, идёт в купальню, а я вижу, как зависает Аргур, рассматривая член брата. Ой, как мне нравится этот взгляд. Хм, может я и выдаю желаемое за действительное, но он сглатывает, пялясь на гигантский орган братца. Как я люблю такие нестандартные расклады, это будоражит. Старший братец, судя по тому, как облизывается на член младшего, очень даже не прочь под него лечь. Что-то Грохт задерживается, вытираюсь о простынь, она всё равно исполосована когтями. Накидываю халат и иду к столу. — М-м, чем сегодня голодающих кормят? — Мясом, — на столе копчёный окорок манит аппетитными формами. — И давно ты на братца своего запал? — отрезаю кусочек и кидаю себе в рот. — Откуда?! — в его глазах появляется испуг. — Что, так заметно? — испуг вмиг сменяется обречённостью. — Не думаю, что кроме меня кто-то догадался. А в чём проблема? — я искренне не понимаю, зачем скрывать тягу к брату. — Это неправильно, — Аргур обхватывает голову руками. — Мы оба наследники, и нам нужно думать о продолжении рода. — А кто мешает взять в вашу постель столько женщин, сколько надо для продолжения рода? — он смотрит на меня так, будто я признался, что являюсь наследником Инферно. — Я не додумался, — поражается Аргур и тут же сникает. — Брат… Он никогда не согласится, да и неправильно это. — А отказывать себе в удовольствии и мучиться, это правильно? — не понимаю, зачем они усложняют себе жизнь. — Ты не понимаешь. Ты просто не был в такой ситуации. — В такой нет, не был. А вот со своим дядей и отцом переспал. И знаешь, — наклоняюсь, шепча ему в ухо, — мне понравилось, и я не жалею. А ты себя видишь сверху или снизу? — Ты в курсе, как мы выясняем, кто будет снизу? — и получив мой утвердительный кивок, продолжает: — Я по молодости часто поддавался. — А мне бы дал? — от мысли, что эта гора мускул любит принимать, меня прошибает током. — Неплохо, — он запускает руку и оглаживает мой вставший член, — но у Грохта внушительнее. — А ты мне дай, и обещаю, что после меня тебя оттрахает твой братец. — Данелий, не приставай к гостю, — одёргивает меня Гонзага, а у самого смешинки в глазах скачут. — Кто-то пошёл за полотенцем и нашёл более интересное занятие, вот и я не скучаю. Перевожу взгляд на Грохта, он виновато отводит глаза. Значит, всё-таки не скучали. Но они дали мне возможность побыть с Аргуром наедине, и я почти оседлал этого Велонского скакуна, поэтому злиться не буду. Обворожительно улыбаясь, сажусь на руки ошарашенного Аргура и нарезаю мясо. Ох, попка, моя попка, любовнички полночи выбивали из меня дурь, чтобы на гостей не засматривался, но я настолько старался, что мне разрешили попробовать с Аргуром. Сижу весь такой задумчивый в предвкушении встречи, а у нас, между прочим, занятие — моя «любимая» упромагия. Венсул садист, мало ему кристаллов, сегодня закрепляем пройденный материал по огненной стихии — зажигаем свечи. У Эдгара и Гонзаги горят-пылают. Кто бы сомневался, и если Гонзага хочет мне помочь, но не может сделать это под бдительным взором учителя, то Эдгар смотрит на меня свысока. В их полку прибывает, уже и у Мориса — гори-гори, моя свеча. Что-то меня на песни тянет, это с горя. А что, пусть остальные плачут, а я буду петь. Петь буду, плясать буду, а смерть придет - помирать буду. Ладно-ладно, надо сосредоточиться. Отщипнуть от красной нити кусочек и мысленно бросить его на фитиль свечи. О, у эльфиков свечи зажигаются одновременно, но при этом Самуэль так надменно ведёт бровью, что я чувствую себя ему должным, хотя взгляд адресован Габиэлю. Светлый с тёмненьким так активно «дружат» против друг друга, что рикошетом часто прилетает мне. Хм, уже и у хладнокровного свеча горит, может он и тёплый, но проверять не буду, а то ещё покусает, морда вампирская. А пока я готов всех покусать, ну не даются мне эти красные! А с ними и голубые, и зелёные, и вообще, вся магическая радуга меня недолюбливает. Одни чёрненькие меня любят, вот и сейчас тянутся со всех сторон, отталкивая своих радужных собратьев. Тёмный бог, даже Харлан зажигает эту треклятую свечу, и теперь все дружно пялятся на меня. Обидно, готов совсем духом упасть. А, была не была, отщипываю от чёрной и кидаю в фитиль. А почему такая тишина? И что это учитель так побледнел? Как по мне, так хорошо горит! Правда, огонь чёрный, и свеча не тает, а прахом распадается, но красиво… Зловеще так. Папа Люцифер оценил бы.