***
Приют оказался довольно неплохим, тут не было какой-то гнетущей атмосферы, присущей подобного рода заведениям, наоборот, воздух был словно разряжен, дышать стало на удивление легко. Я бы сам не отказался провести выходные в таком месте. Подопечные миссис Хизер, коих оказалось совсем немного, были сыты, довольны, а главное, все они были заняты: кто-то играл на пианино, кто-то вязал, кто-то возился с собакой, а некоторые просто смотрели телевизор. Один мужчина даже играл в шахматы с миссис Овербек. Бертольда приняли очень радушно, познакомили со всеми, выделили комнату, где я помог ему обустроиться, накормили вкусным обедом, не забыв выделить порцию голодному сопровождающему, а после мужчина присоединился к какой-то женщине у телевизора. Для меня же было решено устроить экскурсию, чтобы я смог убедиться в правильности своего решения. Ритуал этот здесь, видимо, всегда проводят для несчастных юнцов, вынужденных скрепя сердцем отдавать неугодных родственников. Я прощался с Бертольдом с радостью, и совесть меня совсем не мучила, однако, отказываться от прогулки я не стал, не очень-то хотелось выглядеть в глазах этой милой женщины бессердечным чудовищем. — А здесь у нас беседка, — продолжала свою экскурсию хозяйка, — вечерами мы часто пьём здесь чай. Я практически не слушал её. Условия проживания моего бывшего геморроя волновали меня наименьшим образом, к тому же, мнение об этом месте я уже давно составил, и вряд ли отсутствие шезлонгов его изменит. Куда приоритетнее сейчас было сделать несколько снимков, ибо местечко здесь было весьма и весьма живописным. Природа всегда привлекала меня своей невинной чистотой и порочным великолепием, а картинки, в которых она на мгновение застывает, своей неповторимостью и удивительным разнообразием. Чтобы навсегда сохранить их и те эмоции, которые испытывает человек, оставшись один на один с целым миром, я увлекся фотографией. Это место привлекает своей отчужденностью, создается ощущение, словно мир когда-то уже умер и возрождается вновь, возрождается здесь. Мы стояли на небольшом пригорке, с которого открывался потрясающий вид: широкое поле, освещённое лучами заходящего солнца, и посредине него огромный старый дуб. Видимо, когда-то давно ветер занёс сюда семя из виднеющегося дальше леса. Невозможно было не запечатлеть эту непревзойдённую красоту... Я достал из сумки фотоаппарат под понимающим взглядом миссис Хизер и установил нужный объектив. Настроив фокус и приблизив изображение, я увидел под дубом мальчишку. Он сидел, прислонившись спиной к мощному стволу дерева, и рисовал что-то в своём альбоме, положив его на согнутую в колене ногу. Мальчик был одет в тёмно-зелёные джинсы и чёрную футболку — неудивительно, что я не заметил его сразу. Раньше я никогда не фотографировал людей для удовлетворения эстетических потребностей, но этот парень настолько гармонично смотрелся в кадре, будто он и не человек вовсе, а лесной эльф из детской книжки. Солнечные лучи проходили сквозь его длинные светлые волосы, придавая образу ещё больше сказочности. Глядя на этого мальчика, я впервые понял, что самое прекрасное творение природы — человек, поэтому сделал снимок, не задумываясь. — Миссис Хизер, — обратился я к женщине, демонстрируя снятое, — кто этот мальчик? — Ах, это Эдвард… Славный мальчик, знаете, когда я впервые его увидела, сразу поняла, что не смогу отказаться. — Он тоже ваш... воспитанник? — Не совсем так, его родители оформили опеку на меня — тяжело им было растить такого ребёнка, он ведь словно дикий зверёк. — Словно зверёк? — Он не такой, как эти люди, — женщина кивнула на дом, в котором находились её подопечные, — он не болен, несмотря на все заверения врача, я это точно знаю, господин Мустанг, у него совсем другой взгляд. — Почему же он здесь? — Нужного ответа я так и не дождался. — Мои доводы не действуют на его психиатра, а родителям он был не нужен в любом случае, так что негде ему больше быть. — Разве в этом приюте позволено находиться детям? — В качестве пациентов нет, такого разрешения у меня нет, но ведь мальчик, по документам, — моя семья, так что всё законно, не переживайте, — усмехнулась она. — Опеку оформляли через суд, а там учли, что я давно работаю с душевнобольными людьми, к тому же, доктор уверял, что Эдварду будет намного лучше жить в условиях полной свободы, чем в ограниченном пространстве интерната с неизменным режимом, поэтому решение было однозначным. — И давно он тут живёт? — Это уж кому как. Для меня четыре года пролетели, словно месяц, а для него, например, это четверть жизни. — Почему же родители сразу не отдали его? — Он ведь не всегда был таким, — тихо произнесла женщина с печалью во взгляде. — Что-то произошло? Ответа не последовало, женщина о чём-то очень глубоко задумалась, вглядываясь вдаль, туда, где под лучами заходящего солнца сидел маленький эльфёнок. — Знаете, он иногда приносит мне свои рисунки, хотите взглянуть? — Она неожиданно развернулась и пошла к дому, в полной уверенности, что я последую за ней. Впрочем, выбора у меня не было. Создалось такое впечатление, будто женщина сейчас решилась на какой-то очень рискованный шаг и, чтобы не передумать, кинулась исполнять задуманное немедленно. Стало немного не по себе, ведь в таком случае я являюсь не последним человеком в этом хитроумном женском плане. Впрочем, опасения мои не оправдались, в доме, как и было задумано, миссис Хизер просто показала мне работы парня, и ничего коварного в этом я не нашёл. Если только она не думает, что я тут же брошусь трубить во всеуслышание о необычайно талантливом парнишке из далёкого захолустья. Конечно, женщина прекрасно знала о сфере моей деятельности и, полагаю, могла догадаться, что от искусства я безнадёжно далёк. Однако работами я, честно сказать, был поражён. Никогда бы не подумал, что с помощью простого карандаша можно так ярко изобразить природу. Цветок на картинке был словно осязаемым, так хорошо был прорисован каждый листочек, каждая росинка, для меня — человека, который совершенно не умеет рисовать, работы мальчишки были настоящим чудом. — У мальчика талант, — сказал я, возвращая рисунки, — вы не думали отдать его в какую-нибудь специализированную школу? — Да где же мне найти такую школу, в которой закроют глаза на все его странности? К тому же, ему это совсем не нужно, он рисует не для публики или славы. Для него это своеобразный способ общения, он ведь не разговаривает уже много лет. К тому же, люди ему не интересны, для него единственным живым собеседником выступает природа. Я понимаю, что звучит это абсурдно, но я уже два года за ним наблюдаю и уверена, что он понимает её. Ни разу он не рисовал портретов или натюрмортов, только первозданно чистую красоту живой природы. Сначала я не могла найти этому объяснение, да и сейчас до конца не уверена, но, думаю, он просто боится, что его снова предадут... Тут сложно было поспорить, парень слишком отличался от остальных людей, это было заметно невооружённым глазом. Его невозможно представить в какой-нибудь студии, пишущего портрет с натуры, да и едва ли на безжизненных городских улицах найдётся столь удивительное создание. Маленький лесной эльф, тебе самое место под этим старым дубом. — А почему только карандаш? Больше он ничем не рисует? Это тоже как-то связанно с его мироощущением? — Ах, нет, что вы, — засмеялась женщина, — тут все гораздо проще. Нет у меня здесь больше ничего, кроме карандашей. Да и вы же знаете, что большого дохода это занятие мне не приносит. Он, может, и рад был бы использовать что-то новое, но этого я ему обеспечить не могу. Бумаги-то в доме много, осталась ещё от мужа — он раньше писал, для себя в основном, но некоторые его книги нашли своего читателя, и он не решился бросить, писал, пока был ещё в своём уме. Сейчас-то это ему без надобности, а Эдварду вот, видите, пригодилось. — Вот как, — задумчиво произнес я, уже обдумывая, что привезти эльфёнку в подарок. Почему-то абсурдность подобной идеи никак не коснулась моего разума. В этот момент логика на время отключилась каким-то удивительно непостижимым образом. Мы вернулись в гостиную, где Бертольд всё также с мнимым интересом смотрел телевизор. Дело близилось к вечеру, и мне пора было бы уже возвращаться домой, заняться подготовкой к завтрашнему делу, но я решил дождаться ужина. Вероятно, совесть во мне всё же взыграла, и просто так оставить своё бремя у меня не получилось. Ужин, как и обед, прошёл довольно тихо. Вообще, было странно наблюдать, как Бертольд без каких-либо пререканий поглощает свою порцию. Обычно этот нехитрый процесс превращался в целый трёхчасовой спектакль, с разбросанной пищей и битой посудой. Не скрою, я был весьма разочарован, не застав за столом юного художника. Оказалось, тот не любит есть в компании чавкающих стариков, поэтому хозяйка, убрав со стола и выпроводив всех «клиентов» с кухни, оставляет ему одинокую тарелку. В голову тут же пришло недавнее сравнение его со зверьком, диким зверьком, который не осмелится кушать в присутствии человека. Я так ясно представил себе эту картину: худенький мальчик в полной темноте бесшумно пробирается на кухню, опасливо оглядываясь, быстро уплетает свой ужин и так же бесшумно удаляется. Очень хотелось погостить у миссис Хизер подольше, чтобы застать этот момент, но работа не требовала отлагательств. — Что ж, пожалуй, мне пора, спасибо вам за тёплый приём. Надеюсь, Бертольд не доставит вам серьёзных хлопот. — Что вы, он у вас очень спокойный, даже удивительно, — ответила мне миссис Овербек. Уточнять, насколько она заблуждается, я не стал, просто попрощался с притихшим стариком, ожидаемо услышав в ответ лишь тишину, и вышел в коридор вместе с хозяйкой. Здесь мы всё таки столкнулись с маленьким эльфом. Парень, едва переступив порог, напряжённо замер, уставившись на меня взглядом загнанного в угол хищника. В его золотых глазах отражалось твёрдое намерение отстаивать свою жизнь до конца, невзирая на безвыходность ситуации. Но за всей этой напускной враждебностью чётко проглядывался страх. Когда входная дверь закрылась с лёгким хлопком, мальчишка ощутимо вздрогнул и прижал к себе планшет с рисунками обеими руками, но хищного взгляда от меня не отвёл. Хозяйка наблюдала за сценой в немом молчании, и помогать мне, судя по всему, совершенно не собиралась. А было бы очень неплохо… Этот взгляд пробудил не самые приятные воспоминания. Перед глазами с невообразимой скоростью замелькали страшные картинки прошлого. Не забытого прошлого. Я глубоко вздохнул, отгоняя наваждения, и поздоровался с мальчишкой: — Привет. — Голос всё равно прозвучал слишком хрипло. Парень отступил назад и упёрся спиной в захлопнувшуюся дверь, крепче прижимая планшет. Взгляд его, однако, ничуть не изменился, казалось, он вполне в состоянии перерезать мне глотку за один неверный шаг. Я растерялся, впервые, наверное, за многие годы действительно не знал, что делать. — Эдвард, — наконец-то подала голос хозяйка, — это господин Мустанг, родственник одного нашего нового пациента, — улыбнулась она, — он будет приезжать несколько раз в неделю, вместо мисс Джонс. Не бойся, заходи в дом, ужин остынет. Мальчик недоверчиво посмотрел на женщину, сделал робкий шаг и быстро ретировался на кухню, даже не взглянув на меня больше. — Он боится новых людей, — пояснила хозяйка, — особенно мужчин, но вы не переживайте, кажется, вы ему даже понравились. — Я подавил нервную усмешку. — В последнее время он всё лучше идёт на контакт, кивает иногда, если сильно увлечён, только вот дотронуться до себя до сих пор не позволяет. — Он не переносит прикосновения? — Да, но я думаю, это временно, — вздохнула женщина, — не важно, сколько времени прошло и сколько ещё пройдёт, я уверена, что он снова будет обычным мальчишкой. Думаете, я наивна? — Нет, думаю, вы правы. — Приятно слышать это от такого образованного юноши, другие на вашем месте лишь сочувственно качают мне головой, — усмехнулась она. — Приятно слышать, что кто-то ещё считает меня юношей, — улыбнулся я, — удачи вам, миссис Хизер, до свидания. — До свидания, и не волнуйтесь, мы позаботимся о вашем тихоне, — женщина подмигнула и закрыла за мной дверь. Я даже не сразу сообразил, что она говорит об отце Ризы. Бертольд — тихоня! Это даже звучит немыслимо. Никогда бы не подумал, что при подобной фразе буду улыбаться, как дурак. Теперь это не моя проблема.***
Впервые за долгое время у меня выдался настоящий выходной. Никаких съехавших стариков, уборки, стирки, никакой работы. Вчерашнее дело я выиграл с небывалой лёгкостью и теперь был абсолютно свободен, только свобода эта сегодня была мне на удивление в тягость. Время тянулось непередаваемо медленно, словно я снова в институте на последней, бессмысленной и бесполезной, паре. Мысли всё время возвращались в приют. Я даже решил, что соскучился по старику Бертольду. Я отложил книгу на стол, не прочитав даже трети, и отправился в магазин — закупать продукты для завтрашней вылазки за город. Планировал заскочить и в специализированный магазин для художников, купить что-нибудь этому загадочному чудовищу. Трудно сказать, зачем мне вообще сдался незнакомый мальчишка, который, к тому же, не слишком любит «новых людей», но его отрешённость и удивительный образ неземного существа завораживают. Было бы настоящим чудом увидеть мир его глазами, не тот мир, в котором живут обычные люди и от которого он так отчаянно отрекается, а тот, другой мир, где человек един с природой, где в лесах обитают удивительные существа, вроде эльфов и фей. Наивно было бы полагать, что мальчик заперся в волшебном королевстве от хорошей жизни, наверняка этому поспособствовало какое-то мрачное событие. В этом я вполне могу его понять, поэтому и хочу помочь, показать внешний мир с более привлекательной стороны, чтобы он забыл обиды и научился жить в гармонии между двумя мирами. Быть может, за все мои старания парень словно проводник в волшебную сказку откроет заветную крошечную дверь и покажет мне чудо, которого мне увидеть не довелось. Как бы там ни было, но мне хотелось подобраться к этому существу поближе, а для этого пока есть только один способ — рисование. Только вот этот вид деятельности не имеет ко мне ни малейшего отношения, и всё, чем я могу помочь мальчишке — пополнить его художественный арсенал чем-то новым. В магазине я брал с полок всё, что бросалось в глаза, даже не задумываясь над назначением некоторых вещей. Вдруг и парнишке приглянется эта спрессованная бумажная палочка, заточенная с двух сторон как карандаш, или цветные кусочки пластилина, именуемые «клячкой», а может он предпочитает что-то классическое, как, например, акварель. Домой я вернулся задолго до обеда. Время, несмотря не все мои старания, не уступало позиций и тянулось всё так же медленно. На покупки я потратил от силы два часа и теперь снова отдался в плен рутины, однако, вылазкой остался доволен: даже если парень не возьмет у меня всю эту вакханалию художественных принадлежностей, всегда можно передать её через миссис Хизер. Из рук этой чудной женщины не страшно взять и атомную бомбу, не говоря уже об интересных тебе вещах. Мелькнула шальная мысль — осуществить задуманное прямо сейчас. Дорога не займёт много времени, зато смогу потратить выходной с пользой. Хозяйка, конечно, удивится моему появлению, но выгонять не станет, а там уж совру что-нибудь убедительное для верности.***
— Ох, господин Мустанг! — удивилась женщина, открывая мне дверь. — Мы вас сегодня не ждали. Какими судьбами? Уже соскучились по Бертольду? Или, может, передумали? — гадала она. — Нет, — виновато улыбнулся я, — понимаете, мой сосед вот уже седьмой месяц делает ремонт, а у меня накопилось много работы, обычно я занимался этим у мистера Хоукай… Я подумал, быть может, вы приютите незадачливого работягу? У вас тут очень приятная атмосфера, то, что нужно для продуктивной работы. Я вам не помешаю, уверяю. — Конечно-конечно, что вы, — засуетилась женщина, — мы всегда рады гостям, проходите. Хотите чаю? — Нет, спасибо, — ответил я и понёс сумки с продуктами на кухню. — Кстати, миссис Хизер, я тут кое-что привёз вашему юному художнику, не подскажете, где его найти? — Эдварда-то? — замялась та. — Да на улице где-то сидит, тут уж и не скажешь наверняка. А что это вы ему привезли? — немного недоверчиво уточнила она. — Вы говорили, что кроме карандаша ему тут нечем рисовать, вот я и набрал по мелочи, — ответил я, демонстрируя пакет. — Что вы! Это же очень дорого! Я не могу принять такой подарок. — Да вы не переживайте, владелец магазина — мой хороший друг, так что это всё бесплатно, — спокойно соврал я, — он у нас альтруист, падкий на молодые таланты. Очевидно, мой нездоровый интерес к несовершеннолетнему подростку не внушал никакого доверия даже этой даме. Однако если у тебя есть лишние деньги и небогатые друзья с непробиваемыми принципами, то найдётся и бескомпромиссный, поверенный временем, а главное, очень лаконичный аргумент: — Ну не выкидывать же теперь? — Ну что с вами поделаешь? — вздохнула женщина и улыбнулась, сдавшись. — Если я это выкину, Эдвард меня никогда не простит. Спасибо вам огромное и другу вашему тоже, мало сейчас таких людей. — Да не за что, — улыбнулся я, — это же мелочи. Я пойду поищу его. — Вы только осторожнее, — напомнила женщина. — Конечно, не волнуйтесь, — ответил я и вышел за дверь. Славная всё же женщина миссис Хизер. Видно, что она очень любит мальчика, несмотря на столь непродолжительное и непродуктивное общение, хотя я могу её понять… этот парень завладел моим вниманием буквально с первой секунды. Самое смешное, что в подобную чепуху я никогда не верил, даже имея перед собой живой пример «любви с первого взгляда» — счастливую чету Хьюзов. Но Маэс тогда был готов жениться на первой встречной и любить её до конца дней своих. После того, что случилось с нами, подобное рвение никого не удивляло. Я же сейчас, кажется, основательно влип, хотя судить пока рано. Этот мальчик мне интересен, но не более того. К тому же меня всегда раздражали люди «с особенностями развития», как их вежливо называли на курсах. Никогда не забуду, как сидел в окружении излишне сентиментальных людей, смотрящих на «особенных» жалостливым взглядом, и не чувствовал ровным счётом ничего, кроме отвращения. Это ведь не люди уже — овощи. Конечно, далеко не каждый человек, рождённый с определённым отклонением, подходят под это определение, но и специальные курсы родителям, например, слепых детей посещать не нужно. В таких ситуациях, действительно, есть место жалости. Я же учился терпеть невыносимых даунов с кашей вместо мозга, к коим и относился Бертольд последние пару лет. Эдвард же вызывает у меня лишь снисходительную улыбку, которой родители награждают нашкодивших маленьких детей. Обнаружился парень всё там же, под старым раскидистым дубом, корни которого видно только с так удачно размещённого на участке пригорка. Не будь его там, я бы и не заметил мальчишку в такой высокой траве. Парень по-прежнему аккуратно выводил левой рукой замысловатые узоры на листке, то и дело поглядывая на растущий рядом ничем непримечательный цветок, и совершенно не обращал внимания на окружающий мир. Это позволило мне почти неслышно подобраться к нему по узенькой протоптанной одиноким художником дорожке. Было немного неловко прерывать его уединение, к тому же, в прошлый раз он не очень обрадовался моему появлению, но другого выбора у меня не было. — Привет, — негромко произнес я. Мальчишка дёрнулся от неожиданности, черкнул что-то неосторожно на бумаге и вперил на меня по-звериному настороженный взгляд. Я примирительно поднял руки, в одной из которых держал пакет, и очень спокойно произнёс: — Я тут тебе кое-что принес в качестве… извинения за неудачное знакомство. Миссис Хизер уже одобрила, не переживай. Я хотел было подойти, но, как только сделал первый шаг, парень вскочил на ноги и отступил к противоположной тропинке, явно намереваясь сбежать от меня в лес. Смотрел он недоверчиво и презрительно, во взгляде прекрасно читалось всё, что он обо мне думал, но я не собирался отступать. Только вот предотвратить его уже прекрасно спланированное бегство было не самой лёгкой задачей. В лес он, очевидно, наведывался часто, прячась там от враждебного внешнего мира и развлекаясь созданием потрясающе реалистичных пейзажей. Сейчас же угроза его хрупкому миру была как никогда реальна, так что вряд ли он станет меня слушать. На курсах подобные ситуации разбирались неоднократно, и разборы эти сводились к одному и тому же: спокойным тоном лепетать всякую ласковую чушь, но только в этот раз что-то пошло не так. — Так и будешь сбегать от своих проблем? — неожиданно выдал я. — Думаешь, спрятавшись в дебрях безразличия, сможешь чего-то добиться? Парень на мгновение замер, зрачки его сузились так сильно, что было заметно даже мне, он перестал дышать, и я понял, что своим случайно выбранным вопросом попал в его уже раненную душу. Попал точно в цель. Парень быстро оправился и постарался вернуть лицу отрешённое выражение, затем окинул меня оценивающим взглядом, и, видимо, решив всё же дать мне шанс, спокойно уселся на место. Правда, несмотря на молчаливое разрешение, с каждым моим шагом он всё больше напрягался, и я решил познакомиться поближе в другой раз. — Пожалуй, оставлю это здесь. — Я положил пакет на траву в метре от эльфёнка. — Тут всякие штуки для рисования, ты посмотри, может понравится что-то, а я пойду, не буду тебя смущать. Парень перевёл взгляд с меня на пакет и обратно, но на предложение никак не отреагировал, что вполне можно расценивать как согласие, поэтому я развернулся и не спеша пошёл назад, борясь с чудовищным желанием посмотреть, что он будет делать дальше. Первый шаг сделан, теперь можно заняться той самой работой, ради которой я сюда и приехал — рассортировать накопившиеся за два месяца фотографии. Да, не самый удачный предлог, чтобы ехать за пятьдесят миль, но ведь никто не спрашивал, какая именно работа у меня накопилась, а, значит, нужно просто состроить крайне сосредоточенное лицо, и никто не догадается об истинной причине моего здесь появления. Человек, мирно работающий за ноутбуком в беседке, не вызовет никаких подозрений, в чём я и убедился, приступив к делу. Сегодняшний день определенно можно считать удивительным — все дела делаются чертовки быстро, мне хватило пары часов, чтобы разобраться с тремя тысячами снимков, больше половины которых отправились в корзину. Десяток лучших отправился в папку «Распечатать», а остальные заняли своё место в положенных им по категориям. Другой работы у меня не было, и я решил написать небольшую статейку в один приличный деловой журнал, где у меня действительно работал друг альтруист, уважающий юные таланты — Маэс Хьюз. Тот самый, по вине которого я сейчас здесь. Если бы этот неугомонный идиот не разглядел в Глесии свою судьбу за каких-то десять минут, я бы не познакомился с Ризой и её отцом, и, вероятно, не сидел бы сейчас в беседке своеобразного приюта, имитируя оживленную деятельность, чтобы пустить пыль в глаза милой опекунше больного мальчика, который за те же десять минут занял в моей жизни значительное место. Большего абсурда я в жизни не слышал, но, как показывает практика, чем глупее ситуация, тем больше шансов на её успех. Статья неожиданно увлекла, я написал многим больше, чем требовалось, но остановиться никак не мог — нельзя обрывать дело на середине. Увлечённый процессом, я даже не заметил невидимого наблюдателя, безотрывно следящего за моей работой, поэтому, когда статья была наконец закончена и я стал воспринимать реальность как прежде, не на шутку испугался, заметив рядом мальчишку. — Напугал, — нервно выдал я, — чего ты так подкрадываешься? Мальчик посмотрел на меня возмущённо и даже чуть обиженно, припомнив, видимо, что всего несколько часов назад я проделал точно такой же манёвр. Стало не по себе. Обвиняю ребёнка непонятно в чём, а сам не лучше… — Прости, — виновато произнёс я, извиняясь за всё сразу. И, заметив свой пакет в его руках, спросил с лёгкой улыбкой: — Ты что-то хотел? Парень неловко помялся и вытащил из папки плотный лист картона, взятый явно из подаренного мной набора, положил на стол рядом с ноутбуком и хотел было уже положить рядом пакет, но я его остановил с усталым вздохом: — Нет-нет, это подарок, не нужно возвращать. Он смерил меня таким же неуверенным и оскорблённым взглядом, как несколько часов назад миссис Хизер, и я невольно усмехнулся. — Бери, малыш, не бойся, мне эти вещи без надобности, а тебе пригодились, как я посмотрю. Я взял со стола оставленный мне в качестве благодарности рисунок, наблюдая украдкой за его реакцией. Парень бросил на меня невероятно злой взгляд, причину которого я так и не смог подобрать, и быстро удрал, когда я отвлёкся на картинку. Кажется, парниша предвидел такой поворот событий, обеспечив себе тем самым пути к отступлению, потому что не поразиться, глядя на рисунок, было невозможно. На картоне чёрной тушью был изображен крупный пушистый лис, замерший в выжидательной стойке. Лис! Невероятно просто, неужели он рисовал его с натуры? Животное, словно с любопытством наблюдало за художником. Я знаю этот взгляд, ведь совсем недавно ездил фотографировать животных в один из национальных парков. Звери там были приучены к излишнему вниманию людей, поэтому объективов не боялись, смотрели только чуть насторожено, а некоторые, особо любопытные, даже подходили ближе, рассматривая диковинные аппараты в руках людей. Тогда я и заснял ещё совсем молоденького лисёнка, взгляд у которого был точно такой же, как у изображенного на рисунке. Я даже сравнил для верности, ноутбук, благо, с собой. Удивлённый до крайности, я положил рисунок в ноутбук — ничего другого, похожего на папку, у меня с собой не было — и направился к дому, в котором уже уютно горел свет. Вечер наступил быстрее, чем я его ожидал, видимо, компенсируя медленное утро. Миссис Хизер уже начала потчевать своих подопечных, которые даже не могли оценить её заботу, а её подруга, имя которой я не удосужился запомнить, убиралась в гостиной, готовя дом к ночи. Не хотелось никого отвлекать, но мне нужно было забрать список продуктов, иначе женщине придётся готовить в следующий раз тоже самое, а для неё это, как выяснилось, неприемлемо. Кормят в приюте не хуже, чем в ресторане, а обусловлено это всего лишь тем, что обе женщины очень любят готовить. К счастью, миссис Хизер сама меня заметила и попросила подругу её подменить. Если честно, не очень понятно, зачем здесь нужна эта женщина, помощи от нее немного, да и временами создаётся впечатление, что её нет вовсе. Видимо, даже неутомимой Элизабет Хизер нужна компания здравомыслящего человека. — Вы уже уходите? — немного расстроенно спросила женщина. — Даже не разделите с нами ужин? — Нет, спасибо, — ответил я. — Я сегодня немного устал, хотелось бы поскорее вернуться домой. — Понимаю, — смягчилась та. — Тогда вот список, ждём вас ко вторнику. — Я заеду ближе к вечеру, работа, сами понимаете. — Конечно, не беспокойтесь об этом, вы и так оказываете нам огромную услугу, господин Мустанг. — Кстати, миссис Хизер, а в вашем лесу водятся лисы? — Лисы-то, — задумалась женщина, — да водятся небось, сама-то я не видела, конечно, но вот сосед мой, если можно так сказать, иногда встречал. Он лесник, живёт парой миль дальше. Когда муж ещё был жив, мы иногда наведывались к нему, да только давно это было, сейчас и не знаю даже, что с ним, — посетовала хозяйка. — А вам-то зачем лисы? — Просто интересно, подумал, может получится сделать пару снимков, — соврал я. — Да это уж вряд ли. Они, может и есть у нас, только людей боятся. Тут раньше охотились даже, да потом запретили это дело, лесника, вот, назначили, а звери всё равно пуганные. — Вот как, — озадаченно произнёс я. — Что ж, спасибо за помощь, до свидания. — До свидания, — попрощалась мне вслед хозяйка.***
Работы в последнее время навалилось катастрофически много, поэтому поездки в приют стали не блажью одержимого придурка, а необходимостью. Приезжать получалось только поздно вечером и лишь для того, чтобы отдать продукты хозяйке. Дорога туда-обратно занимала два часа, а времени сейчас, к сожалению, отчаянно не хватало. Но даже в такой суматошно-сомнамбулической жизни, я не забывал про своего нелюдимого товарища. Конечно, о личной встречи и речи не шло, но в самый первый день моих полуночных приездов, помимо продуктов из полученного списка, я купил эльфёнку шоколадку и передал вместе с остальным хозяйке. Она каким-то неведомым образом умудрилась отправить гостинец по назначению и оповестить меня, что угощение мальчишке пришлось по вкусу. Парень, вообще, как выяснилось, жуткий сладкоежка. С того раза различного рода сладости стали обязательным пунктом в списке привозимых мной продуктов, а миссис Хизер, к счастью, больше мне ничего по этому поводу не говорила. Возможно оттого, что выглядел я в эти дни не очень, и она не хотела добивать меня скандалами по поводу моего нездорового интереса к её подопечному, но, как бы там ни было, я всё же проникся к ней уважением. На работе тем временем всё было далеко не так гладко, как в налаживании контакта с неземными существами, хотя некоторых моих клиентов иначе как гуманоидами и не назовёшь. Временами я даже жалел, что имею недурную славу в сфере своей деятельности, ведь все богатенькие отморозки липнут к моей персоне, как мухи, а временами, когда во мне всё же просыпается совесть, пропадает всякое желание отмазывать их от гениальнейших, чётко продуманных афер, которые разоряют законопослушных граждан и разваливаются в мгновение ока. Конечно, хорошему адвокату не пристало любить своего клиента, но когда испытываешь к высокомерному зажравшемуся прыщу искреннее отвращение, работать становится куда сложнее, а все эти долгие, постоянно переносимые процессы картину отнюдь не скрашивают. Порой причины переноса слушаний доходят до абсурда, чёртовы прокуроры делают всё, чтобы усложнить мне жизнь, но, благо, мысль о нескромном вознаграждении не даёт мне бросить это гиблое дело. С совестью, как оказалось, довольно несложно договориться, а мнение окружающих на мой счёт интересует меня в последнюю очередь. За прошедший год ушлые прокуроры накопали на моего подзащитного столько дерьма, сколько не находили ещё на моей памяти ни на кого. Этот урод — мой подзащитный — умудрился перейти дорогу ещё более влиятельному имбицилу, чем он сам, и тот просто жаждал размазать по стенке никчёмного гадёныша, посмевшего посягнуть на святое. Конечно, всё это время я не сидел сложа лапки, тревожно ожидая предстоящего столкновения тяжеловесов финансового мошенничества, а нашёл массу интересных фактов, обыграл их в свою пользу и был готов ко всему меня ожидающему, пока не доложили о весьма неприятной ситуации. Доложили, кстати, довольно поздно — за три недели до начала слушания, так что пришлось в ускоренном режиме составлять правдивую историю, нейтрализующую это почти неоспоримое обвинение. Процент победы был ничтожно мал, но судья совершенно чудесным образом не заметил изъянов в моём построенном буквально на добром слове опровержении, и дело мы наконец-то выиграли. Надо было видеть лицо обвинителя, который, кажется, угрохал в это дело немалое состояние и остался в итоге не просто в минусе — в заднице. Лицо моего подзащитного не изменилось ни на йоту, он так и остался тупоголовым напыщенным прыщом. В этом подобии на человека отлично работала только функция подсчёта убытков, и в данной ситуации выиграл он немногим больше, чем потратил на мои услуги, а тот факт, что, благодаря моей безупречной работе, он остался на свободе, его неполноценным мозгом не обрабатывался. Торжествующая морда на том слушании была только у меня, теперь я имел полное право, наконец, отдохнуть и не работать, по меньшей мере, несколько месяцев — гонорар позволяет. Наверное, только за это всепоглощающее чувство превосходства и кругленькую сумму стоит любить мою работу, а я её люблю, несомненно. Долго радоваться успешному выступлению мне не пришлось. Усталость, накопленная за эти недели, навалилась на меня как самосвал на таракана, стоило только приземлиться в салон ставшего уже родным автомобиля. Хотелось немедленно растянуться в удобном кожаном кресле и предаться забвению, но, к сожалению, спать в машине прямо на парковке суда молодому преуспевающему адвокату не положено по статусу, поэтому пришлось собрать волю в кулак и отправиться домой, где никто не помешает моему заслуженному отдыху. Не помню, когда в последний раз я засыпал до полуночи, но сегодня сопротивляться желаниям изнеможённого организма было просто невозможно, поэтому в пять вечера я был уже в постели в каком-то полуобморочном состоянии и до утра уже не просыпался. На следующий день меня разбудил ранний звонок моего дорогого друга, который решил поздравить меня с выигранным делом. Ещё один минус громких дел — гласность. Издательство Хьюза, конечно, не скандальная жёлтая газетёнка, а приличный деловой журнал, в котором, однако, не могли не отметить «выдающиеся способности молодого адвоката». — Поздравляю, Рой! — весело прокричал друг в трубку. — Благодаря твоему неоспоримому таланту, ещё один «святой» человек на свободе! — Очень трогательно с твоей стороны, Маэс, — пробурчал я, — обожаю начинать день с нотаций. — Да о чём ты, друг? — снова хохотнул Хьюз. — Я же от чистого сердца, без какой-либо задней мысли. — Кстати, о задних мыслях, — насторожился я. — Очень странно, что ты звонишь мне в семь утра в воскресенье, чтобы поздравить с очередной победой. Сдаётся мне, это не единственная причина? — Так это же не просто дело! — возразил друг. — Весь город гудит! Но ты прав, у меня действительно есть просьба, у моей дорогой дочурки сегодня утренник в саду, и она бы очень хотела, чтобы ты тоже пришёл. — Утренник в честь снятия обвинений с господина магната? — усмехнулся я. — Утренник в честь окончания детского сада, Рой. Моя малышка пойдет в первый класс в этом году, представляешь? — вдохновенно начал он. — Неужели? — я невольно улыбнулся. — Такое событие я не могу пропустить. Во сколько начало? — Через два часа ждём у нас! — радостно воскликнул друг. — Элисия, — сказал он куда-то в пустоту, — дядя Рой обещал приехать! На заднем фоне послышалось радостное детское «Ур-ра!», и я положил трубку. Крошку Элисию я люблю не меньше её папаши, не так фанатично, конечно, но тоже сильно. Дети — цветы жизни, и если не можешь завести свой цветочек, наслаждайся клумбой соседа. С Маэсом это не составляет особого труда, неутомимый папаша, помешанный на своей дочурке, каждый день оповещает меня о её достижениях, которые можно назвать таковыми с большой натяжкой. Сегодняшнее событие, конечно, исключение. Быстро же она всё-таки выросла! Я наспех собрался — всё же не на прием к королеве иду — и поехал в торговый центр, надо приобрести для маленькой леди достойный подарок. По пути в магазин я перебрал в голове все возможные подарки от интерактивных игрушек до золотых подвесок. Хотелось купить что-то такое, что родители купить никогда не осмелятся, и такой вариант нашёлся, только вот ехать нужно не в торговый центр… Я стоял перед дверью гостеприимного дома Хьюзов с небольшой яркой коробкой, уже предвкушая восторг в глазах рёбенка и ужас в глазах её папаши. Встретила меня жена семейства — Глесия, вот она, кажется, действительно, собиралась на приём к королеве, видимо, для неё такое событие важнее любых встреч с высокородными особами. — Привет, — поздоровался я, — а где виновница торжества? — Маэс решил сделать ей прическу, увидел на каком-то мастер-классе, — устало вздохнула девушка, приглашая меня на представление. — Папочка, ну всё уже? — донеслось из гостиной. — Нет, солнышко, я только начал, потерпи, — промурлыкал Хьюз с зажатой в зубах резинкой. Девочка в пышном розовом платье сидела на диване с выражением глубочайшего отчаяния, но не пыталась помешать отцу. Не понимаю, как она вообще выносит его выходки, наверное, эта черта досталась ей от матери. А прическа действительно поражала воображение: торчащие в разные стороны хвостики и косички, скрепленные странным образом заколками и огромный розовый бант на боку. — Маэс, перестань мучить ребёнка, — велел я, — жену не слушаешь, послушай хоть друга. — Дядя Рой! — обрадовалась девочка, вырвалась из цепкого папиного захвата и побежала встречать дорогого гостя. — Привет, крошка, — улыбнулся я, садясь на корточки перед девчушкой. — А у меня для тебя подарочек. Я поставил коробку на пол и с самой невинной улыбкой произнес: — Открывай скорее! Девочка подняла крышку и замерла, потрясённо глядя на содержимое, потом бухнулась на коленки и достала из коробки маленького голубоглазого щенка. Теперь уже замерли взрослые. — Папочка, смотри, собачка! — прошептала она, словно боясь спугнуть видение. — Мне же можно её оставить? — От подарков не принято отказываться, верно, Маэс? — оскалился я. — А… Да… не принято, — промямлил он. — Конечно, можно, милая, — вступила в разговор мама. — Ты ведь хотела щеночка, скажи спасибо дяде Рою. — Спасибо! — заверещала малышка и кинулась меня обнимать, даже чмокнула в щёку, позабыв о свой природной стеснительности. — Папочка, ты не рад? — виновато спросила она. Хьюз мгновенно оттаял, умиляясь своему сокровищу. Что такое небольшие хлопоты по сравнению со счастьем любимого ребёнка? Малышка ещё не понимала, какую власть имеет над своим отцом, хотя, уверен, даже в скором будущем она не будет злоупотреблять своим положением, не в её это характере. Через полчаса, когда Элисии сделали новую причёску, а щенка уложили спать в корзинку, которая лежала в коробке, наша небольшая свита двинулась к машинам. — Иди сюда, маленькая принцесса, — сказал я, поднимая малышку на руки, — поедешь со мной, если не против. — Да, — кивнула девочка, покраснев. Это создание влюблено в меня, кажется, с самого рождения, и не будь у меня иной ориентации, Маэс давно бы выставил меня из своего дома, не принимая во внимание нашу многолетнюю и многострадальную дружбу. Но, к счастью, мне повезло, и общение с Элисией было в открытом доступе, что, несомненно, радовало нас обоих. Так забавно наблюдать, как девчушка тянется ко мне, но безумно старается это скрыть, как от меня, так и от папаши, ибо тот всё равно периодически взрывается ревностью. — Точно, зайка, приедешь на праздник на настоящем коне! — усмехнулся Хьюз, желая отомстить мне за щенка. — На коне? — задумалась малышка, — Это потому что у дяди Роя машина с лошадкой? — Точно! — поддержал её я, целуя в пухлую щёчку. — Именно поэтому. Малышка засияла от счастья, Маэс второй раз за утро впал в ступор, а его верная супруга рассмеялась со мной на пару. Хорошее начало дня!***
Утренник прошёл ожидаемо скучно, а крошечные стульчики, на которых сидели любящие родители и друзья, оптимизма не прибавляли никому. Из всех присутствующих только Хьюзу всё было нипочём, он сиял как новогодняя ёлка и не сводил влюблённого взгляда со своего ребёнка. Сегодня его дорогая дочка не просто заканчивает сад, но и дебютирует на маленькой импровизированной сцене в роли какой-то там волшебной принцессы, так что наряд ей подобрали не случайно. Маэс с самым одухотворённым лицом, какое только может быть в такой ситуации, снимал развернувшееся действие на камеру, а меня заставлял периодически фотографировать маленькую волшебницу. Конечно же, в подобной двойной съёмке не было абсолютно никакого смысла, но Маэс был непреклонен. После двухчасового представления и награждения, где счастливый папаша пустил скупую мужскую лужу слёз, я сделал финальное семейное фото и оставил Хьюзов праздновать дальше. Несмотря на все неудобства, маленькая Элисия одной своей улыбкой скрасила мне весь день, поэтому в приют я направлялся в приподнятом настроении, что не скрылось от внимательной хозяйки. — Поздравляю вас с победой, господин Мустанг, — хохотнула женщина, — полагаю, теперь вы свободны надолго? — Всё-то вы знаете, миссис Хизер, — ответил я. — Приехал вот к вам отдохнуть душой, нравится мне это местечко, у вас тут даже дышится иначе. — Ну отдыхайте-отдыхайте, — загадочно улыбнулась она. — А Эдвард, кстати, сейчас в беседке, разбирается с вашим подарком. Неделю уже весь чумазый приходит. Ну и мороку вы мне привезли, — наигранно возмутилась она, — краска-то, знаете, как тяжело отстирывается! — Миссис Хизер… — Знаете, господин Мустанг, — перебила меня женщина, — с вашим появлением он изменился, кажется, мир для него снова начал что-то значить, но… Лицо её в миг стало серьезным. — Поймите, он очень многое пережил, ему сейчас очень тяжело, поэтому если для вас это общение — обычное развлечение или эксперимент, остановитесь, пока ещё не поздно. Мальчик не перенесёт, если его снова бросят… — Это не эксперимент и уж точно не развлечение, — уверенно заявил я. — Сам пока ещё точно не знаю, что для меня всё это значит, но уверяю вас, я не собираюсь причинять ему боль. — Я верю вам. Конечно, я вам верю, — женщина всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась. — Знаете, а ведь я была права, он не болен, по крайней мере не так сильно, как утверждает его врач. Вот уже неделю он старается научиться рисовать этими красками, несмотря на то, что ничего не получается. — Желание учиться чему-то новому исключает его болезнь. Я читал, что такие пациенты не способны отклоняться от привычного маршрута и совершать какую-то осознанную деятельность, помимо привычных действий. Рисование для него как программа, если он не может рисовать красками, то и не будет, а вернётся к удобным инструментам. — Всё верно, доктор говорит примерно так же, — сокрушалась женщина. — Мы ездим к нему каждый месяц, таковы условия суда, но на приемах Эдвард ведёт себя совершенно иначе: перестаёт реагировать на мои слова, словно хочет показать ему, что безнадёжно болен. Я никак не могу доказать его улучшения. — Зачем ему притворяться? — Откуда же мне знать? Может, хочет остаться недееспособным, чтобы не обязали посещать школу или что-то в этом роде, хотя вряд ли бы подобное случилось, у него всё равно есть психологическое расстройство, пусть и не такое серьёзное. Но если бы доктор знал, как на самом деле обстоят дела, думаю, подсказал бы, как его из этого состояния вывести. — Вы говорили, что ездите каждый месяц, когда следующий визит? — Так вот, в четверг уже. — Давайте я его сфотографирую в процессе, будут вам вещественные доказательства. Хотя на самом деле странно, что он вам не верит, у вас нет ни единой причины врать. Что это за врач такой? — На самом деле, я ему говорила об этом всего пару раз и не очень навязчиво, как предположение. Он его тестировал всячески и заключил, что никаких изменений нет. Вот только Эдвард после этих посещений переставал со мной контактировать, и я решила, больше об этом не говорить, раз на нём это сказывается негативно. — А врача вы выбирали? — с сомнением уточнил я, уже строя неприятные предположения. — Нет, он вёл Эдварда с того самого момента, как начались проблемы, мы тогда даже знакомы не были. Это было единственное условие родителей, посещать ежемесячно именно этого врача, они объяснили, что мальчик к нему привык и так ему будет гораздо легче. — Но ведь посещать других врачей самостоятельно не запрещено? — Нет, ничего такого не упоминалось, а я и не думала об этом. Какая разница, какой доктор? — Должна быть причина, по которой он старается скрыть, что не имеет серьезных отклонений, — задумался я. — Вы говорили, что врач ведёт его с самого начала, не интересовались, что поспособствовало появлению расстройств? — Его мама и младший братик погибли в аварии почти семь лет назад, — ответила женщина, помрачнев. — Машина вылетела с дороги прямо в озеро вместе с тремя пассажирами… — Он был с ними? — догадался я. — Да, это, наверное, настоящее чудо, он ведь даже плавать не умеет. Подробностей я не знаю, информация недоступна… После того случая всё и началось, отец тогда впервые отвел его психиатру. Через пару месяцев появились первые улучшения, мальчика даже стали обучать на дому, а вскоре остались только проблемы с речью, он не говорил, но общался письменно. Всё бы, наверное, закончилось хорошо, не влюбись его отец в одну особу, которую Эдвард отчего-то невзлюбил с самой первой встречи. Мальчик твердил ему, что она ужасная женщина, что он должен её ненавидеть, но не объяснял почему, поэтому мужчина счёл это нормальной защитной реакцией, тогда со смерти матери прошёл уже год, но для Эдварда это был, очевидно, недостаточный срок. Когда она переехала к ним в дом, мальчик не подпускал её к себе ни на шаг, не оставался наедине, отцу даже пришлось нанять ему некое подобие гувернёра на постоянном проживании, но со временем это перестало помогать, он окончательно отгородился от людей, не позволял к себе прикоснуться и углубился в искусство. Они поженились, когда ему было тринадцать, и жёнушка настаивала, отдать нахлебника в хорошую клинику с постоянным уходом, но отец никак не мог на такое решиться и в итоге привёз его ко мне, в надежде, что опекун будет гораздо приятнее парню, чем надоедливые санитарки, — закончила женщина. — Может, он притворялся, чтобы избавиться от общества той женщины? — предположил я. — Зачем тогда продолжать? — Не думаю, что дело в этом, по словам всё того же доктора, после переезда ко мне его состояние ухудшилось, а значит, он вовсе не хотел, чтобы его отдали на попечение совершенно незнакомому человеку. Да и какому ребёнку такого захочется? Вы как никто другой должны это понимать, наверняка сталкивались со случаями и похуже нашего. — Вообще у меня несколько иная специализация, — оправдался я. — Гражданские дела в моей практике скорее просто хобби: я даю обычные онлайн-консультации, но вынужден с вами согласиться, едва ли у него было желание расставаться с последним живым родителем. — Примерно через год Эдвард ко мне привык и доктор сообщил, что он пришёл в норму, разумеется, по своим меркам, а спустя пару месяцев я начала замечать улучшения, которые он так настойчиво ото всех скрывает. Не знаю даже, пошёл он на поправку, или же никогда и не болел. Женщина словно и не заметила моей реплики, видно было, как она хочет поделиться хоть с кем-то своей проблемой не впустую, а с надеждой получить помощь. — Миссис Хизер, почему вы мне всё это рассказали? — Я думаю, вы сможете ему помочь, назовём это женской интуицией, — улыбнулась она. — Ладно, пусть будет так, — согласился я. — Говорите, он в беседке? Пойду поздороваюсь. Я вернулся к машине, забрал оттуда ноутбук с фотоаппаратом и отправился на встречу с мальчишкой. Он сидел за столом и старательно выводил кисточкой мазки. — Привет, — поздоровался я, — миссис Хизер мне нажаловалась, что ты всю одежду красками изгваздал. Ещё раз так сделаешь — надаю по шее, она же во всём меня теперь винит. Парень едва уловимо улыбнулся, не отрываясь от работы, и сделал вид, что его эта тема ни коем образом не касается, а я сам виноват, поделом мне. Было приятно наблюдать за такой реакцией, пусть даже неосознанно и неохотно, но он шёл на контакт непосредственно со мной, поэтому я осмелился на просьбу: — Раз уж ты мне теперь должен, придётся рисовать в моём скоромном обществе, уверен, ты безумно рад, — произнёс я с легкой насмешкой. Мальчик никак не отреагировал, что вполне можно было принять за согласие, иначе он бы уже давно сбежал, оставив меня в гордом одиночестве. Я сел напротив, открыл ноутбук, сбросил туда почти две сотни снимков с выпускного маленькой мисс Хьюз и занялся работой. Медлить было нельзя, помешанному папаше срочно требовалась свежая кровь, ведь ещё не весь город видел новые фотографии его ненаглядной Элисии. В прошлый раз, когда я был приглашён примерно на такой же утренник, где Маэс заставлял меня фотографировать буквально каждую минуту, в благодарность от него получил лишь упрёк, что я отвратительный фотограф, раз не способен сделать несколько хороших снимков, взамен сотне плохих. «Краткость — сестра таланта, Рой». Журналюга чёртов. Художник напротив меня, кажется, тоже был не в восторге от своего занятия, он отложил в сторону листок и взял новый с обречённым вздохом. Я не хотел вмешиваться, но уж больно у него был расстроенный вид. — Не получается? Парень смерил меня странным взглядом, потом перевёл его на испорченный лист, подумал и подвинул его ко мне. Я взял рисунок в руки и улыбнулся, мальчишка явно излишне самокритичен. — Знаешь, я даже так никогда не смогу, ты слишком к себе придираешься, — заключил я. — А вообще, нас в академии учили, что нужно выбирать для совершенствования ту деятельность, которая даётся сама по себе, больше шансов, что не пожалеешь в будущем. Там был, конечно, немного иной смысл, но, полагаю, это высказывание можно применять и в гражданской жизни. Видимо краткая поучительная история с пикантными подробностями моего богатого прошлого эльфёнка совсем не впечатлила. На его сосредоточенном лице не отразилась ни одна эмоция. — Что, не самое лучшее утешение? — усмехнулся я. — Может ты и прав, на деле обычно никакие советы не работают. Я заберу это, если ты не против? Было очень странно разговаривать с человеком, который даже не удосуживался кивать на мои бессмысленные фразы. Я накидывал их просто для того, чтобы создать иллюзию разговора. — Будем считать, что не против… Покажу одному знакомому, я в этом ничего не понимаю, а он оценит, может, скажет, как исправить. Тут эльфёнок, наконец, не выдержал, резко вскинул голову и посмотрел на меня нагло и дерзко, мол, я не разрешал демонстрировать мои художества широкой публике. Я даже на минуту растерялся, не ожидал от него такой прыти. — Не хочешь? — уточнил я, а мальчик поджал губы и хотел было качнуть мне отрицательно головой, но вовремя себя одёрнул и снова безэмоционально уткнулся в листок. Права была миссис Хизер, он далеко не безучастный столб, не понятно только как квалифицированный специалист мог это пропустить?.. — Ладно, я просто оставлю рисунок себе, хорошо? «Хорошо», — ответил я сам себе и закончил наконец этот бессмысленный монолог. Внутри медленно, но решительно начала пробуждаться злость, и странно здесь было не это, странно было то, что я смог продержаться так долго и продолжаю держаться сейчас. Да, терпение всегда было моей сильной стороной. Временами казалось, что я могу вынести любого человека. Человека, а не растение. Находиться в обществе людей, подобных Бертольду для меня было настоящей пыткой, а парень сейчас строил из себя именно такое недоразумение. — Эд, зачем ты притворяешься? — спокойно спросил я, борясь с приступами совершенно ненужного сейчас раздражения. — Не очень, кстати, хорошо притворяешься. Я же вижу, что ты всё прекрасно понимаешь, зачем продолжать делать вид, будто не от мира сего? Парень не реагировал, рисовал всё так же флегматично, только пальцы сжались на кисточке чуть сильнее, выдавая его с головой. Я не выдержал и повысил голос: — Посмотри на меня, Эд! Парень и не думал меня слушать, и это раздражало ещё сильнее. Он спокойно отложил кисточку, потянулся за другой, а потом неожиданно резко вскочил и хотел было убежать, но я схватил его за руку чуть выше локтя и резко прижал к себе. Очень, как оказалось, зря. Хрупкий с виду парнишка бешено забился у маня в руках и заревел, как пойманный волк, совсем уж не по-человечески. Я в шоке отпустил его, и тот рухнул безвольно на уже влажную от вечерней росы траву, промочив насквозь штаны и футболку, и не вставая быстро попятился, не сводя с меня ошалевшего взгляда. Такого я никак не ожидал, в экстренных ситуациях мой мозг работает на автомате, руководствуясь выученными в академии правилами, поэтому я, не раздумывая ни секунды, рявкнул на мальчишку командным тоном: — Успокойся! К счастью, проверенный временем метод опять сработал безукоризненно: Эд перестал размазывать попой траву с грязью напополам и замер. Он смотрел на меня так растеряно и напугано, старался справиться со своими эмоциями, упрямо поджимая губы. Было видно, как ему тяжело сопротивляться с необузданным страхом, как он медленно, но неотвратимо сдаётся, поддаваясь не ясным мне эмоциям. В определённый момент, словно по щелчку, его и без того покорёженная психика не выдержала: он обнял грязные коленки и заплакал, совсем как ребёнок. Мне стало невыносимо стыдно за такой опрометчивый поступок, я опустился рядом на колени, совершенно не заботясь об одежде. Парень был абсолютно раздавлен, словно я сломал в нём очень важный предохранитель. Он сидел, сжавшись в комочек, такой меленький, беззащитный, мокрый, как мышонок, и рыдал. Беззвучно и безжалостно. Безумно захотелось его обнять покрепче, успокоить, но всё, что я мог сейчас — просто ждать и смотреть, как отвратительные страхи пожирают мальчишку изнутри. — Пойдём в дом, Эд, замёрзнешь, — произнёс я без особой надежды на отклик, а потом не выдержал, снял пиджак и накинул на его худые плечи, не встретив никакого сопротивления. Мальчик уже приходил в себя, но я не рискнул больше ничего сделать или сказать, пока он не затих окончательно, и только тогда повторил: — Идём домой. Он судорожно вздохнул, поднялся и покорно пошёл за мной, придерживая ещё подрагивающими руками мой пиджак.***
— Господи, что случилось!? Где вы оба так вымазались? — изумилась миссис Хизер, едва увидев нас за порогом. — Потрудитесь всё объяснить, молодой человек, — строго велела она. — Я к вам обращаюсь, господин Мустанг, вы же обещали мне… А ты чего стоишь? — обратилась она к парню, не дав мне ответить. — Бегом в душ, заболеешь же, а мне тебя потом лекарствами отпаивать. С вами, мальчишками, одни проблемы! Мальчик поплёлся вглубь дома, полностью игнорируя лестницу, но хозяйка и слова на это не сказала, хотя я знал точно, что обе ванные комнаты находятся на втором этаже. Видимо, у этого создания были иные пути наверх. Женщина же удобствами не пренебрегла и живо побежала по ступенькам, забыв, кажется, о моём существовании, и я, не долго думая, пошёл за ней, как оказалось, в комнату эльфёнка. Жил мальчишка на самом чердаке, где, на первый взгляд, царил полный хаос. Однако если присмотреться, проглядывалась некоторая упорядоченность, которая, однако, совершенно не касалась рабочего места. Думаю, можно смело считать, что уборку здесь проводит вовсе не юный художник. Миссис Хизер сразу же полезла в шкаф за вещами, оставив меня рассматривать совсем скромное жилище. Ничего примечательного я не обнаружил: кровать у стены, напротив рабочий стол, заваленный разными эскизами и художественными принадлежностями, большое для чердачного помещения окно с видом на лес и широкий подоконник. Шкаф с одеждой, в котором так озадаченно копалась женщина, находился за лестницей, совершенно отдельно от общего интерьера, там же висело зеркало в полный рост и несколько картин в рамках, как, собственно, и по всему периметру комнаты. Молчание затянулось, но рот мне открыть не позволила совесть. Так я и стоял, наблюдая за миссис Хизер, пока та, наконец, не выудила с дальней полки старые спортивные штаны. — Вот, переодевайтесь, — устало произнесла женщина, протягивая мне находку. — От мужа ещё остались, вам впору будут, не ходить же в грязном. — Что, прямо здесь? — улыбнувшись, уточнил я. — А почему нет? Стесняетесь старушку? Брюки ваши сразу застираю, пока трава не засохла, — пояснила она. Я пожал плечами и расстегнул ремень, освобождаясь от мокрых тряпок. Тела своего я, конечно, не стеснялся, стыдно было совсем по-другому поводу, а внимательный укоряющий взгляд хозяйки только подливал масла в огонь. — Господин Мустанг, вы обещали мне, что не навредите ему всего несколько часов назад, что произошло? — Я схватил его за руку, — честно ответил я, завязывая шнурок на чуть больших мне штанах, — думал, если всё расскажу, он перестанет притворяться, но, видимо, кое в чём он не лгал. — Вы, мужчины, неисправимые идиоты, — вздохнула она. — Всё вам надо сразу и в лоб. Я же сказала, что у него действительно расстройство, мальчик столько пережил, а вы… — Простите, я не думал, что так получится, — отчитался я, как маленький мальчик за разбитую вазу. — Не думал он, — пробурчала женщина. — И не надо тут передо мной извиняться, у него прощения проси, возьми, вот, вещи, да отнеси ему. И чтобы отвёл потом в постель, а я пойду чайник поставлю. Я забрал у неё стопочку, которую завершали почти детские боксеры с какой-то забавной мультяшной мордочкой, и молча вышел. Было интересно, конечно, кто обеспечивает мальчишку таким бельём, но уточнять я не стал. Женщина явно была мной недовольна, даже не заметила, как перешла на ты, так что на рожон я решил не лезть и просто спустился на второй этаж, надеясь отыскать там ванную. Благо, долго искать не пришлось, все подопечные миссис Хизер в это время находились в гостиной под её внимательным присмотром, поэтому наверху было совсем пусто, а через тонкие стены и звенящую тишину было прекрасно слышно характерный плеск воды. У нужной двери я невольно остановился, постучал на всякий случай, зная уже, что никто не ответит, дал парнишке немного времени и вошёл. Мальчик сидел в глубокой ванне, опустив голову на сложенные на бортике руки, и смотрел на меня вопросительно. Я заметил на его правом плече жуткие шрамы, которые всё это время прикрывала футболка, но решил не подавать вида. — Я тебе одежду принёс, — пояснил я. Он кивнул мне и прикрыл глаза, погружаясь в свои мысли. Скрывать своё истинное лицо теперь казалось ему бессмысленным, или же он просто устал и решил довериться незнакомому мужчине, проявляющему к нему ничем не прикрытый интерес. Я положил вещи на скамейку, предназначенную, видимо, для стариков, и опустился рядом на бортик, ни капли не потревожив мальчишку. Тишина не давила. Я так и сидел, внимательно разглядывая глубокие рытвины на его плече. Миссис Хизер была права, парень действительно пережил нечто очень страшное. Я уверен, что такая удивительная работоспособность его конечности восстанавливалась не один год, могу поспорить, что его нынешнее физическое здоровье — настоящее чудо. Эти ещё толком не разгладившиеся шрамы, плавно переходящие на грудь, резали глаза, заставляли вспоминать… — Прости меня, — произнёс я негромко. — Миссис Хизер сказала, что на приёме у врача ты специально выдаёшь себя за психа, полагаю, по каким-то причинам боишься демонстрировать обратное. Он повернул голову, не отрывая её от рук, посмотрел на меня так же устало и кивнул, подтверждая догадку. — Я подумал, что смогу тебе помочь, если узнаю в чём дело, но не учёл твоих реальных… проблем, прости. Да и рассказывать ты мне, конечно, ничего не собираешься? В его глазах отчётливо читалось: «Ты что, идиот?» — Если бы мог говорить, разумеется, — усмехнулся я. — Сдаётся мне, ты будешь не очень рад, если я вмешаюсь. Всё верно, парню вовсе не нужно, чтобы какой-то посторонний человек встревал в его личные проблемы, но, уверен, пройдёт время, и он посмотрит на меня иначе. Сдаваться я не собираюсь. А пока лучше сменить тему и задать давно волнующий вопрос: — Слушай, ты мне лиса нарисовал, помнишь? Кивок. — С натуры рисовал? Снова кивок. — И что, он тебя не испугался? Живой лис? Мальчик кивнул и вдруг улыбнулся так лукаво, что я не смог не улыбнуться в ответ. Поразительный ребёнок, из всего сказанного, он живо отреагировал только на мою непросвещённость в его вселенной. — Ты просто невыносим, — заключил я, и потянулся уже к его волосам, намереваясь потрепать, но остановился, заметив испуганный взгляд. — Давай вылезай, миссис Хизер велела уложить тебя в постель. Он нахмурился, мол, не маленький, сам знаю, что делать. — Не упрямься, сколько уже можно отмокать? Я с насмешливой улыбкой пересел на скамейку и наблюдал за парнишкой, тот расслабился, но вылезать не спешил, я даже не сразу понял, что он стесняется, а когда понял, рассмеялся и вышел за дверь. Эд появился довольно быстро (и пяти минут не прошло) и направился в комнату, демонстративно меня не замечая. В комнате сел за стол и принялся рисовать с самым невинным видом. — В постель, — строго сказал я, указывая на кровать у стены. Парень даже не подумал сдвинуться с места, зыркнул только на меня упрямо и продолжил своё занятие. — Давай-давай, как ты с таким характером столько времени строил из себя ангелочка? Я ведь даже называл тебя эльфёнком про себя. Мальчик удивленно вскинул брови. — Интересно почему? Кивок. — Вот ляжешь, расскажу, покажу даже. Он недоверчиво наклонил голову, потом подумал и всё же залез под одеяло, поджав под себя ноги, поёрзал немного и посмотрел на меня, предвкушая интересную историю. — Погоди-ка, я сейчас приду, — улыбнулся я и вышел за дверь, не заметив расстроенного взгляда. Внизу, когда я уже собирался выйти на улицу, меня остановила хозяйка. — Убегаешь, спасатель? — беззлобно спросила она. — Нет, продолжаю миссию, — улыбнулся я, — для внедрения во вражеские ряды нужна помощь современных технологий. — Шутишь, это хорошо, — выдохнула она. — Как он? — Думаю, вам стоит взглянуть самой, он сегодня на удивление разговорчив, если можно так сказать, видимо подействовала моя шоковая терапия. А вы говорили, нельзя так. — Он, что же, заговорил? — прошептала она, прикрывая рот ладонью. — Пока нет, только кивает, да плечами жмёт, но всё ещё впереди. — Врёшь, не может быть… вот так сразу… я же столько лет… — Он же тоже мужчина, а с нами надо прямо в лоб, мы по-другому не понимаем, — усмехнулся я. На кухне засвистел чайник, а женщина всё стояла и смотрела на меня с благодарной улыбкой. — Не переживайте, вылечим мы вашего парнишку, вы нам лучше чаю налейте, а я за ноутбуком. Когда я забежал в комнату, мальчик лежал с головой под одеялом, свернувшись комочком, и никак не отреагировал на захлопнувшуюся дверь. — Ты там уснул? Подъём! Ни один человек не заставит меня бегать туда-сюда просто так, не наглей. Он вздрогнул, завозился и высунулся из-под одеяла, потрясённо глядя на меня красными глазами. Неужели решил, что я не вернусь? В руки он взял себя мгновенно, состроив на лице крайне недовольное выражение. Думаю, будет правильно игнорировать моменты проявления слабости, пока он вновь не сможет себя контролировать. — Принёс тебе доказательство твоего нечеловеческого происхождения, — насмешливо выдал я, демонстрируя компьютер. Я открыл ноутбук и быстро нашел в папке «Распечатать» тот самый снимок маленького лесного эльфёнка под старым раскидистым дубом, сел рядом с парнем на край кровати и положил ноутбук ему на колени. — Смотри, ты здесь как с картинки, зазывающей простых смертных совершить незабываемое путешествие по Средиземью, — усмехнулся я. Парень покраснел и начал листать снимки дальше, желая скрасить неловкую ситуацию. Когда он дошел до фотографии лисёнка, с любопытством смотрящего в объектив, вопросительно уставился на меня, требуя объяснений. — Я снимал в национальном парке, там животные людей почти не боятся… В этот момент, дверь тихо открылась, и зашла хозяйка с подносом. — …а молодые лисята, вроде этого, ещё и крайне любопытны, вот и лезут в объектив, на радость фотографам. Эд всё это время внимательно меня слушал, с интересом рассматривая снимок, и лишь на мгновение поднял взгляд на вошедшую женщину, которая теперь потрясённо замерла у порога с дымящим подносом. Когда я закончил, смысла прятать глаза от хозяйки уже не было, но мальчик так и не решился оторваться от экрана. — Эдвард, — ласково улыбнулась она, глядя на стушевавшегося парнишку. — Посмотри на меня, малыш. Он едва заметно напрягся и стиснул зубы, словно фраза эта его разозлила, но заметить это удалось только мне, так как парень переборол себя и неуверенно выполнил просьбу. Во взгляде его легко проскальзывала вина, несмотря на первую реакцию, парень стыдился теперь за своё поведение. — Я ни в чём тебя не виню, глупый, — успокоила хозяйка, — ведь наверняка была причина… Кивок. — Господи, я так рада, Эдвард… Спасибо, господин Мустанг, спасибо вам, — всхлипнула та. — Да что вы, миссис Хизер, не нужно слёз, вы же меня с ума сведёте, — выдохнул я, а женщина только усмехнулась. — Ну и потрепали же вы мне нервы, оболтусы! — притворно рассердилась она, взяв себя в руки. — Ладно, отдыхайте, а я пойду. Боюсь, эти старикашки мне весь дом разнесут. Женщина вышла за дверь, а мальчик посмотрел на меня как-то неопределенно. Я взял со стола поднос со всевозможной чайной утварью и поставил к себе на колени. — Тебе с сахаром? — полюбопытствовал я, уже зная ответ. — Сколько? Мальчик с уверенной моськой показал четыре пальца. — Никто и не сомневался, — усмехнулся я, — боюсь, только попа у тебя слипнется, кладу две, съешь лучше конфетку. Он вздохнул, молчаливо соглашаясь. Так мы и сидели до вечера, пили чай, смотрели фотографии, а я рассказывал о своей довольно заурядной жизни: о работе, о парке с бесстрашными животными, об утреннике маленькой Элисии. Только у мальчишки даже такие истории вызывали небывалый интерес, а когда я излишне увлекался, он стаскивал из вазочки сладости, радуясь, как ребёнок, маленькой победе. Я подумал ещё, что ему наверняка здесь очень тоскливо, и, несмотря на свою отчуждённость, он хотел бы увидеть мир за пределами владений миссис Хизер. Вывезти его отсюда проблемы бы не составило, да и хозяйка ко мне отныне благосклонна, поэтому я решил обязательно забрать его к себе на пару дней. За всеми этими посиделками я и не заметил, как настала глубокая ночь. Домой ехать уже не было смысла, поэтому я остался в особняке, где благодарная хозяйка без лишних вопросов выделила комнату и комплект белья. Оказалось, подопечных у неё не так много, чтоб занять весь этот огромный дом, и моё размещение в нём никого не стеснило. А воздух здесь действительно был особенный, оттого, наверное, я и уснул, чуть только коснулся головой подушки. Уснул с дурацкой улыбкой на губах.