Возвожу очи мои к горам

      Первую неделю после бегства из Аллердэйл-холла нам всем было нелегко. Я, Томас и Алан страдали от ран в ближайшей гостинице Карлайла*. Алан неохотно ухаживал за Томасом и куда больше времени уделял мне. И если физически мы быстро шли на поправку, то душевные раны были куда глубже, и их невозможно было вылечить даже самыми современными мазями и порошками.       Мы жили в разных комнатах. Моя была по соседству с комнатой Алана, Томас жил напротив нас. Так с самого первого дня образовался наш треугольник. Мы были связаны прямыми произошедших событий, но при этом находились на трех равноудаленных точках.       Томас был раздавлен. Такой деятельный раньше, сейчас он долгими часами неподвижно лежал на диване и молчал. Люсиль, его возлюбленная сестра, умерла, и я могла только предполагать, что творится у него в душе. Иногда мне казалось, что время для него остановилось. Томас и раньше был сосредоточен на прошлом, но сейчас он полностью окунулся в него. Его новая жизнь не могла начаться, настолько он увяз в старой.       Когда Алан обращался к нему, он словно выныривал из глубины на поверхность и не сразу мог понять, что от него хочет угрюмый доктор. Иногда он сосредоточенно хмурил лоб, чуть слышно шевелил губами, и я понимала, что в этот момент он ведет мучительные бесконечные диалоги. С ней. Когда я это замечала, противоречивые чувства разрывали меня на части. Я познавала новые для себя эмоции: гнев, обиду, ревность и злость. Все это к умершей женщине, которой мой муж оставался верен и после ее смерти.       Если я и Томас терзались сомнениями, то Алан уравновешивал нас и демонстрировал уверенность в себе. Он знал, что и в какой последовательности надо делать. Во время наших ежедневных разговоров Алан настаивал на том, что мы вдвоем должны уехать, сдав перед этим Томаса властям. Его логика была безупречна, а доводы разумны. Разговор всегда заканчивался одним и тем же. Когда Алан становился излишне настойчив, я напоминала ему, что он всегда может уехать. Один.       - Могу, - признавал он. - Но не хочу.       - Там сверкают огни Буффало, проходят роскошные балы и совершаются великие научные открытия.       - А здесь ты.       Ну же! Ну, признай, наконец, что ты любишь меня. Я отвечу тебе "нет", мы забудем об этом и будем жить дальше.       Но Алан молчал.       Рыцарь в блестящих доспехах, который мчится на помощь беспомощной даме. Только дама оказалась не так беспомощна, как он думал.       Возможно, Алан считал разговоры бесполезными – ведь мы оставались в Камберленде, но для меня они не проходили даром. Каждый день он напоминал мне о том, что я сама прекрасно знала. С одной стороны, мой муж был убийцей, предателем и лжецом, с другой стороны он оставался преданным и верным возлюбленным своей сестры.       Это знание терзало меня и раньше, когда я ждала его у шахты лифта. Ждала, крепко сжимая окровавленную ручку. Ждала и не знала, за чем он вернется – убить меня или пойти за мной. Годы с Люсиль или несколько месяцев в моем обществе? Непростой выбор.       Единственный перерыв, который Томас сделал в своем молчании, случился через две недели после нашего переезда в гостиницу. И сподвиг его на это Алан, который в тот вечер чуть громче обычного рассуждал о будущем.       - Эдит, - редкий случай, когда Томас посмотрел на меня, а не сквозь меня. - По большому счету мне не важно, останемся мы здесь или уедем в любой другой город на земле. Сейчас мне кажется, что от этого мало что изменится. Мне много надо решить: кто я и кем хочу быть, но я знаю одно: решать это мне хотелось бы с тобой. Он протянул руку и нежно погладил меня по щеке. Легко, кончиками пальцев – не настоящая ласка. Так небрежно гладят кошку, сидящую рядом.       - Я очень хотела бы уехать отсюда. С тобой.       - Решено. Я заберу инструменты из поместья, и... – он запнулся. - Похороню Люсиль. Чуть позже, когда смогу самостоятельно это сделать.       Я выдохнула. Разделяй. Разделяй его любимую погибшую сестру Люсиль и безумную женщину, которая пыталась убить тебя. Разделяй их. Если ты поверишь, что это два разных человека, возможно, будет проще примириться со всей этой ситуацией.       Эдит резко выдохнула, и я понял, что допустил очередную ошибку. Это сложно - постоянно следить за собой, не давая ей и Макмайклу лишнего повода для обвинений и сомнений. Я видел, как они часами беседуют, но у меня не было ни сил, ни особого желания разбивать их союз. Если Эдит так легче – пускай, сейчас я ничем не могу помочь ей, а она мне. Впервые в жизни мне было настолько плохо. Каждую минуту я безумно тосковал по Люсиль. Ее волосы, шорох платья, аромат духов, нежные прикосновения - все это было со мной на протяжении многих лет. Все это окутывало меня и погружало в сонную дрему, из которой мне совершенно не хотелось выныривать. Да, я хотел уехать из Аллердэйл-холла, но вместе с ней. Возможно, мне хотелось поиграть в настоящую семью – любимая сестра, возлюбленная жена. Мы вместе на другом конце света живем в маленьком милом домике. Я мастерю свои игрушки, Люсиль играет на пианино, а Эдит пишет книги. Невозможное, абсурдное, но такое искреннее и сильное желание.       Уехать. Я обещал, что мы уедем. При мысли об этом во мне что-то оборвалось. Уехать отсюда – навсегда лишиться прошлого и Люсиль. Моей Люсиль. Бывают моменты, когда выбор сделан и ничего уже не изменишь. Но принятое решение настолько тебе не нравится, настолько противоречит твоим убеждениям, что ты искренне надеешься, что ничего не получится. Так бывало со мной раньше, тоже я чувствовал сейчас. Я знал, что мы должны уехать из Аллердэйла, но все во мне восставало против этого решения.