Возвожу очи мои к горам

      После того как Томас и Алан поднялись наверх, я решила оглядеться. Я стояла на широком утесе, откуда передо мной открывался чудесный вид на долину. Даже зимой Озерный край был великолепен. Из-за ветра все вокруг постоянно менялось. Когда солнце скрывалось за облаками, белоснежный пейзаж сливался с потемневшим небом и создавал иллюзию бесконечности.       Проходило несколько минут, ветер уносил облака прочь, яркое солнце освещало белые холмы, над которыми носился снег, и озера, которые не замерзали даже в самый сильный мороз. Я представила, как может быть красиво здесь летом, когда все вокруг позеленеет, а в воде будет отражаться голубое небо. Сказочный Озерный край, где действительно могут жить волшебные фейри и прятаться горные гномы.       Еще в гостинице Томас описал место, где Эдмунд возвел очи свои к горам. Оно находилось возле скалы, и мне пришлось уйти с утеса и подняться чуть выше по тропинке. Я чувствовала сильное волнение. Здесь на этом самом месте несколько сотен лет назад предок моего мужа возвел очи свои к горам. Здесь был отец моего мужа, который искал ответы на свои вопросы. Теперь возле скал стою я. Неторопливо я прошлась по тропе, оглядываясь на гору – ничего особенного. Везде холодный неровный камень. Возможно, что-то интересное есть наверху? Я посмотрела на гору, и подумала, что сейчас самое время сказать:       - Возвожу очи мои к горам!       Я внимательно посмотрела по сторонам и прислушалась – ничего. Никаких посторонних звуков или голосов. Никто не выпрыгнул на меня из скалы с предложением обменять душу на горшочек с золотом. Что же мне делать? Я снова прошлась по тропинке вдоль горы, и тут заметила небольшую расщелину. Я уверена, что первый раз, когда я осматривала скалы, ничего такого здесь не было. Что ж, это можно расценивать как приглашение. Перед поездкой я запаслась необходимыми вещами, поэтому сейчас вернулась к лошадям, и взяла из сумки свечу и спички. Расщелина была довольно узкой, и я с трудом в ней помещалась. Идти мне пришлось боком, сильно прижимаясь щекой к холодному камню. Свечку в таком положении было невозможно зажечь, поэтому я двигалась в полной темноте.       Я не боюсь замкнутых пространств, но с каждым шагом вперед мой страх нарастал. Что будет, если я застряну? Додумаются ли Томас и Алан искать меня здесь? И если догадаются, то как быстро? Мной начала овладевать паника. Я испугалась, что могу передумать и стала двигаться вперед быстрее.       Наконец, расщелина закончилась, и я оказалась в небольшой пещере. Несколько секунд я стояла на месте и пыталась отдышаться. Здесь было очень тихо, сыро и темно. Я зажгла свечу, и попыталась осветить стены, чтобы оценить масштабы пещеры и найти следующую подсказку, но тут почувствовала запах табака. Направив свет в эту сторону, я вздрогнула от ужаса, и пламя свечи задрожала в моей руке.       У одной из стен на камне сидело странное существо с курительной трубкой в руке. Небольшого роста, не выше одного метра с очень длинным носом и острыми ушам, он был одет как обычный рудокоп в простые удобные штаны и рубаху, поверх которой был повязан кожаный фартук.       Он старательно раскуривал трубку и рассматривал меня из-под своих кустистых бровей.       - Еще одна Шарп? – от его хриплого голоса я вздрогнула.       - Да. А вы? – мой голос весьма ощутимо дрожал от страха.       - А я Джон, стуканец, - голос у него был очень низкий и скрипучий, - и зачем ты к нам пожаловала?       - Это длинная история.       - У меня есть табак, и я очень давно не разговаривал с людьми, - он снова затянулся, - мне некуда спешить.       Я очень волновалась, когда начинала свой рассказ. От страха мой голос срывался, но перечисляя сухие факты, я постепенно успокаивалась.       - Я живу в Аллердэйл-холле. Мой муж, Томас Шарп, владелец поместья. С детства я могу видеть призраков, их я встретила и в поместье. Они попросили меня о помощи. Я начала искать информацию об Аллердэйле и людях, которые там жили. Так я узнала историю о вас и Эдмунде, и решила приехать сюда.       - Так ни ты, ни твой муж ничего не знаете? Не такого я ожидал, - пробурчал стуканец себе под нос, и внимательно посмотрел на меня. - Что ж, моя история будет длиннее.       Мы, гномы, живем в Озерном крае уже целую вечность. За это время через наши горы прошло множество путников. Одни проходили мимо, другие просили горы о чем-нибудь. Таким был предок твоего мужа. Измученный, он шел по тропе вдоль нашей горы. На него напали и ранили, он жаждал возмездия. Эдмунд горячо взмолился, и мы откликнулись на его призыв.       Мы показали ему, где находится глина. Люди высоко ценят эту горную породу. Из нее можно делать кирпич, посуду, украшения. При должной смекалке этот материал можно выгодно продать. Так он и сделал. На глине Эдмунд разбогател, нашел своих обидчиков и жестоко отомстил им. Но мы ничего не даем бесплатно. Таков закон. Мы заключили договор с первым из Шарпов, кто прошел через наши горы, и попросил о помощи. Эдмунд узнал, где находится глина в обмен на душу своей жены. Он так хотел отомстить, что не долго раздумывал.       - Но почему он не отдал свою душу? – мое возмущение не знало предела.       - Что я могу сказать? – он развел руками, - собственную душу он ценил гораздо выше, чем ее. Мы заключили договор, что от отца к сыну передаются условия сделки. Если новый Шарп хочет больше глины - он должен отдать взамен больше душ. Обходится без нее - и нам чужого не нужно.       Мы пожали друг другу руки, и заключили сделку. Он пообещал мне, что будет следить за правильным исполнением условий нашего договора. Здесь гном засмеялся скрипучим торжествующим смехом. Он был очень доволен этой частью истории. Мне показалось в том, что случилось с Эдмундом дальше, была и его заслуга.       - Он думал, что следить ему придется только пока он жив. Мы, гномы, решили иначе. После смерти он остался призраком на шахте, чтобы видеть всех тех женщин, которые будут гибнуть из-за его мстительности.       Здесь до тебя был мужчина. Он считал наш договор проклятьем, хотел разорвать его и освободить души. Наглый высокомерный глупец решил, что если прогуляет все деньги, полученные от добычи глины, то сделке конец. Я сказал ему тогда, что мы не давали никому из его семьи деньги взаймы.       Мы давали глину, и души по праву принадлежат нам. Они охраняют шахты от чужаков. Если глину будут добывать дальше, мы снова потребуем свое. Он клялся мне, что такого больше не будет, что он не расскажет сыну о договоре. Я не поверил ему, потому что люди склонны забывать о своих обещаниях. Не все битвы можно выиграть, сказал я ему тогда. Сотни лет его предки проигрывали в борьбе собственной жадности, тщеславию и пороку. В худшем случае убивали своих жен, матерей, дочерей и сестер, а в лучшем – передавали наш договор своим сыновьям.       Он ушел ни с чем, а новый Шарп, твой муж, придумал машину, которая увеличила бы добычу глины в разы. Я видел ее. Хорошая вещь. Иногда люди изобретают хорошие вещи.       Рассказ стуканца о предках моего мужа шокировал меня, но я обратила внимание еще кое на что. В глазах гнома загорелся огонек, когда он упомянул машину моего мужа. Он высоко ее оценил, а Томас был готов отказаться от нее. Может быть машина, которая принесла столько несчастий сможет мне помочь?       - А что если мы заключим новую сделку? Машина моего мужа взамен на женские души? – я намеренно сказала женские, судьба души Эдмунда меня не интересовала.       Стуканец вновь задымил трубкой. Было видно, что мое предложение заинтересовало его.       - Это будет хороший обмен. А я могу доверять тебе? – он недоверчиво посмотрел на меня. - Ты - женщина, а вами принято пренебрегать.       - Я женщина, но я Шарп, и могу отвечать за свои слова.       - Что ж, по рукам! - и он протянул мне свою сухую мускулистую руку.       - А вы какие гарантии сможете мне дать? – страх сделал меня бесцеремонной, поэтому прежде чем пожать его руку, я решилась на этот вопрос.       - Сотни лет мы сдерживали свое слово! – возмущению стуканаца не было предела.       - Так женщины свободны?       - Ты говоришь, что видишь призраков. Езжай в поместье и убедись, что их там больше нет.       После этого я поверила ему. Мы пожали друг другу руки, и он снова принялся раскуривать трубку. Наш разговор был окончен, и я стала осматривать пещеру. Стоило мне отвлечься, как стуканец исчез, оставив после себя в воздухе запах ароматного табака. Не смотря на мрачную историю, которую рассказал мне гном, я чувствовала легкость на сердце. Чтобы не происходило столетьями в Аллердэйл-холле, мне удалось закончить эту историю счастливым концом. Эту битву я выиграла.       Я поискала глазами расщелину, через которую пробралась в пещеру. Шире она не стала, и я со вздохом принялась протискиваться наружу, чтобы успеть к возвращению Томаса и Алана. ***       Мы с МакМайклом спускались с горы в молчании. Нам было, о чем подумать. Я исподтишка разглядывал его, пытаясь разгадать фразу про дно. Я знал его амбициозную мать, легкомысленную сестру – они не производили впечатление людей, которые были знакомы с большими трудностями, чем выбор платья к обеду. В Буффало я мало общался с ним, больше судил о нем по рассказам Эдит.       Характеристика прекрасный доктор и отличный друг мало что говорили о его человеческих качествах. Когда он приехал в Аллердэйл, чтобы обличить нас с Люсиль, я подумал, что такой поступок мог совершить очень наивный человек, который не знает, как могут повести себя люди, загнанные в угол. В Карлайле я был слишком увлечен своими переживаниями, чтобы думать о нем. Но несмотря на его открытую неприязнь ко мне, я мог лишь повторить о нем слова Эдит: прекрасный доктор и отличный друг. Ничего больше я об Алане МакМайкле не знал. Именно поэтому меня так поразили его слова про дно.       После своей откровенности я не рассчитывал на его сочувствие, жалость или понимание. Я ожидал, что он окажется категоричным мальчишкой, не знающим жизни и почерпнувшим свои суждения о порядочности, морали и нравственности из викторианских книг. Тогда все было бы просто. Разве может судить меня человек, никогда не знавший проблем? Но он знал, и не считал мой рассказ оправданием. Возможно, мы говорим с ним о разном дне? Надо будет расспросить Эдит о детстве ее отличного друга.       Я увлекся своими мыслями, и не заметил, как мы вернулись. Спуск занял гораздо меньше времени, чем подъем. Внизу рядом с лошадьми мы застали очень довольную Эдит.       - Ты вся светишься. Успешно возвела очи свои к горам, дорогая?       - Весьма! Здесь действительно сказочное место, Томас. Мы успеем добраться до города засветло?       - Если поторопимся.       Но мы не успели. На обратном пути Эдит устала, и мы решили остановиться в деревне, чтобы передохнуть и поесть. Пока нам готовили еду, мы смогли отдохнуть на удобных креслах перед горячим камином. А после вкусного ужина, мы совсем расслабились, и решили никуда не ехать, заночевать в деревне, а с утра вернуться в Карлайл. Трактирщик любезно согласился сдать нам верхние комнаты, и послал свою жену их подготовить. Нам с Эдит отвели одну комнату на двоих. Это было скромных размеров помещение, большую часть которого занимала кровать. Здесь было чисто, уютно, в камине горел огонь, и я вспомнил похожую комнату на почте несколько месяцев или жизней назад.       Я чувствовал смущение Эдит, и сам был крайне неловок, когда в этой небольшой комнате я пытался одновременно раздеться, не смотреть на жену и при этом случайно ее не коснуться. Ни словом, ни взглядом Эдит не показала, что хочет моих прикосновений, а я своим неуместным напором не хотел разрушать доверие, которое удалось нам восстановить за эти месяцы. Мы прошли длинный путь. Мы снова стали разговаривать, гулять вместе, я мог держать ее за руку, гладить и целовать пальцы, но не больше.       Проблема состояла в том, что мне не нужно было смотреть в ее сторону, чтобы знать, что она делает. Достаточно было услышать шуршание платья, и я вспоминал, как много раз Эдит в нашей спальне стягивала его через голову, слегка наклоняясь вперед. Щелкнули заколки, и я весьма живо представил, как волосы рассыпались по обнаженным плечам жены. Зашуршали простыни, скрипнула кровать - я знал, что в этот момент она удобно устраивается под одеялом.       Когда Эдит окончательно улеглась, я погасил все лампы, и присоединился к ней. Как эта ночь похожа на ночь на ту, что была у нас на почте, и как она отличается от нее! Мы лежали в одной кровати, но если раньше нас разделяла ложь, то теперь между нами была правда. Я вздохнул, и перекатился на другой бок. На против меня оказалась Эдит. Это будет очень длинная ночь, уж лучше б я разделил комнату с МакМайклом.       Лунный свет шел Эдит. Он подчеркивал ее белоснежную кожу и загадочно мерцал в распущенных волосах. Я обещал себе сдерживаться, но проиграл в этой битве сам себе - искушение было слишком велико. Протянул к ней руку и легко провел по щеке. Казалось, Эдит ждала моего прикосновения. Она открыла глаза, и я, не отводя взгляд, поцеловал ее. Без театрального надрыва, как в гостинце в Буффало, когда я хотел окончательно завоевать ее сердце. Без спешки, с которой мы целовались на чердаке в Аллердэйле, и я в любой момент ожидал прихода Люсиль. Не был наш поцелуй похож и на те исступленные ласки в комнате на почте, когда с помощью Эдит я хотел забыть прошлое.       Сейчас я целовал ее с ощущением того, что имею на это право, и знал, что она отвечает не придуманному загадочному красавцу-баронету, а настоящему Томасу Шарпу, которого она знает лучше, чем кто бы то ни было другой. Я терялся в ее губах, руках, запахе. Это было больше, чем я мог рассчитывать, но меньше, чем у нас уже было. Мне хотелось бесконечно ласкать ее, доказывая раз за разом свое восхищение и любовь. Но я не хотел подчинять ее своим желаниям, мне было важно, чтобы она сама захотела меня. Изо всех сил я сдерживался, и лишь слегка касался ее губ, заставляя тянуться ко мне, чтобы получить настоящий поцелуй. Легко проводил по ее телу кончиками пальцев, чтобы она выгибалась ко мне в поисках ласки.       В этой битве я победил. Через какое-то время Эдит прижималась ко мне всем телом, соблазняя и возбуждая. В этот раз я не хотел, чтобы между нами была одежда. Я стянул с нее сорочку, она принялась расстегивать мою рубашку. Кожа к коже, губы к губам, мои руки в ее волосах, а ее на моих запястьях – и никаких закрытых глаз.