«Пора, пора насмешкам света Прогнать спокойствия туман; Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан?»
М. Ю. Лермонтов
Мы заболели. Всей Четвёртой. Что-то вроде эпидемии, только в пределах стаи, пока что в её пределах. А началось всё с Нанетты. Она прилетела однажды с красными слезящимися глазами и очень слабая — много спала и почти не размыкала век, Горбач всё время отпаивал её разными травами и протирал глаза крепким чаем, не прошло и пары дней, как ворона выздоровела и радостно летала по комнате, счастливо каркая, но тут же её хворь перешла на людей, и первой — на Талант, под боком у которого Нанетта в последнее время взяла привычку спать. Талант, обычно живой и оптимистичный, с утра охрип, жалуясь на ужасно ноющее горло. К обеду стало совсем плохо: он, обычно смуглый, побледнел и ослабел, почти ничего не говорил и лишний раз не двигался. На следующее утро у него воспалились глаза. Шакал отдал ему полотенце, пропитанное в отваре разных трав, и Талант так и лежал весь день с этим полотенцем на лице, а Слепой всё усмехался, проходя рядом, хотя, кажется, и сам не был этому рад, но просто не мог сдержаться. Талант каждый раз вскакивал, держа полотенце в руках, смотрел на Слепого красными невидящими глазами и возмущался, что это ни разу не смешно, затем хватался за голову и снова ложился. Как бы Слепому ни было весело, но следующим заболевшим стал он сам, и до чего же было противоестественно ему самому сидеть в углу комнаты с задранной головой и держать на глазах полотенце. Теперь была очередь Таланта усмехаться — он, уже с температурой под сорок, лежал на кровати со здоровыми глазами, но всё ещё больным горлом, и хрипел, что так и надо Слепому, нечего было смеяться. Слепой отвечал, что даже не представлял, каково это. Но никто и не заикнулся о Могильнике. Табаки всё вертелся вокруг больных со своими настойками, а Слепой доставал свои запасы мёда и на пару с Талантом ел его с горячим чаем — это помогает от горла, хотя бы ненадолго — так говорил Талант. Чуть позже Слепой и Талант едва ли не в обнимку лежали под одеялами с температурой и постоянно спали. Следующим стал Македонский, дальше Толстый, Чёрный, Горбач, Сфинкс, Табаки… В общем, понемногу все заболели. К моменту, когда Шакал валялся, закутанный в одеяла, с неимоверно высокой температурой, Талант почти избавился от температуры, и главными его заботами стали больное горло и кашель. Македонский всё пытался за всеми ухаживать, пока в один прекрасный день не свалился в обморок и не получил от стаи пожизненный запрет заботиться о ком-то, будучи больным. — Божечки, когда же это закончится?.. — гнусаво из-за насморка проговорил Талант, держа в руках чашку с чаем и укутавшись в махровый халат Табаки. — И не говори, Талант, — согласился Слепой таким же гнусавым голосом, сидя напротив. Талант сказал, что его сдержанный тон вперемешку с заложенным носом звучит очень забавно, и рассмеялся, а затем зашёлся кашлем. Сначала я усмехнулся, но когда Талант согнулся в приступе кашля, замолк. — А ты как, Курильщик? — спросил меня Талант. — Вроде бы нормально, — ответил я и прислушался к своим ощущениям: — Только горло болит, а так — порядок. — Готовься, дружище, — предупредил меня он. Талант всегда был заботливым, всё спрашивал и интересовался, как мы и что с нами, пока хворь не охватила всю стаю, дальше он считал своим долгом быть чем-то полезным хотя бы в те периоды времени, когда сам не валился с ног. Но по нему всё ещё было видно, что он болен и слаб: он был непривычно бледен, так что тёмные брови и родинки на шее выглядели чем-то инородным, под глазами синяки, и взгляд такой уставший и замученный, что необычные переливы цвета на радужке больше не притягивали взгляд. Он смотрел на всё своими потухшими зелёно-желто-карими глазами, но так же добро интересовался самочувствием, допивая свой чай и заглядывая в погреба, где чая больше не осталось. — Чёрт, надо за чаем… — Я схожу! — вызвался я. — Сиди, я сейчас. — Я тоже пойду, — сказал Слепой. — Не надо, я смогу сам… — Да не за чаем, — прервал он. — Мёд кончился. — А я не смогу? В Кофейнике же… — В Кофейнике не осталось ни одной банки мёда с тех самых пор, как Талант стал там зависать, — прошипел с кровати Сфинкс. Я и Талант проводили Слепого печальными взглядами, будто отправляем его в последний путь. Талант — со смыслом, я — с примера. Затем я сам ушёл за чаем. В Кофейнике мне поначалу отказали, но после моего упоминания о Таланте и Слепом Кролик выставил на стойку едва ли не мешок чая с кучей пакетов в нём, разъяснил мне, где какой, и отправил восвояси. Когда я вернулся в Четвёртую, за столом уже сидели Лорд и Сфинкс вместе с Талант и о чём-то ожесточённо спорили, но когда я зашёл, утихли. Лорд повернулся ко мне. — Тебе повезло, — сказал он. — Что? Чем? — я непонимающе уставился на него и въехал в спальню. Тут моему взору открылась странная картина. Талант одной ногой стоял на стуле, а другой - на столе и, ссутулившись, строил башенку из сигаретных пачек. Все с ужасом следили, как он, пачка за пачкой, складывает башню и снова распаковывает очередной блок — откуда только в Четвёртой столько сигарет? — Мне скучно, — отозвался он, когда почувствовал тишину, сосредоточенную на нём. Тут в спальню ворвалась девчушка лет десяти с целым ящиком дребезжащих склянок. — Глоссария, — не оборачиваясь, сказал Талант, — я же просил не приходить. — Я не могу так! Я должна помочь вам! Вот лекарства из лазарета, — она поставила всё на стол, и башенка Таланта качнулась. — Что это? — заметив сие творение, нахмурилась Глоссария. — Взрослая башенка, — усмехнулся Талант, — вырастешь, будем вместе такие строить. — Курение убивает, Талант, — недовольно отозвалась малютка, кажется, её присутствие никого здесь не смущало. — О, я буду рад, если хотя бы курение не позволит мне дожить до старости, — он снова усмехнулся и шмыгнул носом. — Не говори так, — буркнула Глоссария. — Так вот, о чём это я? — спросил сам у себя Лорд. — А! Может, ты и не слишком по нраву ему, но ты не неприятен вожаку и поэтому всё ещё здесь. - Сказал он, тыча в меня пальцем. — Да ладно тебе, Лорд, — с презрением ответил Талант, — что бы, по-твоему, делал Слепой, даже если бы Курильщик ему не понравился? Кидался бы в него мебелью и визжал: «Я не принимаю его!»? — все рассмеялись, и Талант тоже, но вскоре снова закашлялся. — В общем, — продолжил он, когда кашель утих, — не слушай его, Слепой душка. Талант вытащил из заднего кармана джинсов свой портсигар, пристроил его на вершину башни и удовлетворённо развёл руки в стороны. Он весь сиял от счастья. — Серьёзно? — Лорд скривился. — Ты не помнишь, как тебе досталось от этого «душки»? — Прости меня, Талант! — Глоссария кинулась обнимать паренька, и он пошатнулся, обрушив собственную башенку. — Божечки, — проговорил он, оглядывая девочку и проверяя не зашибло ли её сигаретными упаковками. — Вот зачем ты так, Лорд? Тут я совсем ничего не понял, то есть я понял, что Таланту досталось от Слепого, но почему эта девочка так рьяно кинулась к нему? Это из-за неё? Может, он заступился за девчушку? Но я не могу представить, что такое могла сделать Глоссария, что из-за неё получил Талант. — Курильщик, — он повернулся ко мне, явно заметив мою задумчивость, — я понимаю, ты думаешь, что мне влетело от Слепого и в этом виновата Глоссария, но это не так, я тебе позже всё расскажу — долгая история. Я кивнул. — Так вот, Слепой, — продолжил он, — он хороший парень, только подход к нему нужен. — Подход? — Ну, да, здесь есть два пути, — он сел на стул, Глоссария всё не отпускала его из объятий, и Талант положил свою голову на голову малютки, снова начав собирать башенку. — Первый — втереться к нему в доверие, подружиться, но с его необщительностью, это практически невозможно, а второй — через Сфинкса. — Через меня? — поразился Сфинкс. — Да, звиняй, Сфинкс, но вы с ним лучшие друзья, поэтому твой друг — его друг. — Ну, не скажи… — протянул он. — Волк — исключение, — поправил себя Талант, и его голос неожиданно дрогнул, он откашлялся и продолжил: — Одно огромное исключение из общих правил. — А ты каким воспользовался? — прервала Глоссария звенящую тишину. — Ну, не то чтобы воспользовался. Я же не намеренно, — он улыбнулся, обнажив зубы, — но по сути получилось, что первым, Сфинксу я только докучал вопросами, хотя дружище Курильщик уже успел раза в три больше вопросов задать, чем я за всё время пребывания здесь. Я смутился, и тут в комнату вошёл Слепой. Глоссария крепче обняла Талант, обижено глядя на Хозяина Дома. Он поставил на стол баночку мёда и прошёл дальше, шатаясь и хватаясь за стену. Сел в углу комнаты и укутался банным халатом Таланта. — Ах! — вдохновлённо вздохнул Талант, — Слепой!.. Неужели ты ради меня вышел в Наружность?.. — Нет. — Обычным тоном ответил он. — Ну вот, — он приуныл, — всю романтику сломал… »Следует избегать любых упоминаний о Наружности, — вспомнилась мне отметка от Шакала, — за исключением…», Талант говорил о Наружности в связи с собеседником, то есть Слепым, и никто ничего не сказал. Кажется, никто даже и не заметил этого. Или это была «лёгкая форма извращения, допустимая лишь между близкими людьми-состайниками»? — А откуда? — спросил Лорд. — Из столовой. — Так, — сказал Талант тоном, будто вспомнил нечто важное, — Глоссария, иди к себе, нечего тебе с нами, заразными, сидеть. — Но… я должна помочь… Ведь это из-за меня… Ты больше не амбидекстер, и та железка у тебе в лопатке тоже из-за меня! «Та железка»? Я смутно понимал, о чём говорила Глоссария: пару раз я видел какой-то странный рельеф на левой лопатке Таланта, будто туда был вживлен прут. Железный прут — цвет ясно был виден под тонкой кожей Таланта. — Глоссария… — пропел Талант, — ты не виновата, я тысячу раз тебе это повторял, и если бы… — он гневно тычет пальцем в Слепого, — если бы он тогда не воспользовался тем, чем воспользовался, то я бы победил! — Ты хочешь стать Хозяином Дома? — Слепой откинул голову в сторону Таланта. — Я тебе и так могу уступить этот пост, — он сделал паузу, а затем продолжил каким-то странным тоном, от которого Лорд со Сфинксом скривились и позеленели: — Если попросишь. — Нет, увольте, — Талант уселся на место и поправил халат, — но ты поступил очень нечестно, дорогой вожак. Слепой усмехнулся. Я стал ещё больше ничего не понимать. — В общем, — снова начал Талант, — на чём я остановился? А, Глоссария, иди к себе, — он запнулся о свою интонацию, всё ещё зло напряженную после речи к Слепому, и продолжил спокойнее: — Смотри, мы старшие, и видишь, как нам плохо? А представь, что будет с тобой, маленькой, если ты заболеешь. — Хорошо, — отозвалась Глоссария. — Я уйду, но ты должен всё это пить точно по инструкции, — она показала на коробку с медикаментами. — Договорились. И девочка вышла из спальни, а дальше — из прихожей, тихо прикрыв за собой дверь. Как только дверь закрылась, Талант пододвинул дребезжащую коробку к себе поближе и начал в ней копаться, вытаскивая поочерёдно лекарства и читая длинные инструкции. Он перемешивал пилюли между собой, собирал горстями, пересчитывал и засыпал обратно в баночки, отдирая наклейки, затем, не отвлекаясь от чтения, спросил: — Шакал, ты как там? Огромная куча одеял, под которой был спрятан Табаки, дрогнула, и из-под неё послышался утомлённый голос: — Ещё жив. — Лови, — он кинул в сторону одеял одну из баночек и следом бутылочку воды, всё это упало за одеяло, где предположительно и была голова Шакала. Прозвучал чпок открытой баночки, дробь таблеток и громкие глотки, а затем ответ: — Спасибо, Талант. Он кивнул и пододвинул две другие баночки к Лорду и Сфинксу, те потрясли их, вглядываясь в содержимое, высыпали таблетки и горстями съели. Следующие баночки отправились к Македонскому, Лэри и Чёрному. — Держи, для горла, — Талант пододвинул мне пачку пластинок. Следующим Талант достал баночку с цветными пилюлями, опустошил её, высыпав всё содержимое на стол, и стал зачитывать инструкцию к таблеткам, параллельно наполняя пустую баночку таблетками из неё же и из других баночек — она выходила куда более заполненной, чем другие. — Это ты кому? — покосился на баночку Сфинкс. — Слепому, — не отвлекаясь, ответил он. — Мне совсем не нравится, что его шатает на ходу. Слепой, ты сколько весишь? — Не знаю, — глухо отозвался он. — Пятьдесят будет? — спросил Талант. — Будет, — ответил за вожака Сфинкс. — А не много это? — продолжил он, наблюдая, как Талант ищет в коробке что-то ещё. — Должно быть нормально. — Отозвался он, вытащил с десяток маленьких контейнеров и начал поочередно складывать в них таблетки. Затем продолжил копошиться в коробке, но, так чего-то и не найдя, хмуро отстранился и опёрся о спинку стула, затем бросил на меня беглый взгляд и сказал: — Курильщик, будь добр, подай сумку с лекарствами. Я послушно подал ему сумку. Он ещё немного порылся в ней, достал градусники, передал их Лорду и Сфинксу и попросил последнего передать третий градусник Слепому. Сфинкс передал и снова недовольно покосился на ещё не закрытую баночку с таблетками, предназначенную для Слепого. — Это ещё не всё? — сказал он. — Если будет высокая температура, то придётся подбросить ещё парочку, — Сфинкс нахмурился, Талант не поднимал голову со справок, но продолжил: — Спокойней, Сфинкс, я делаю всё точно по инструкции… — он поднял вверх дюжину бумажек, — инструкциям. Даже проверяю связь препаратов между собой, поэтому всё в порядке. Не подумай, у меня нет видов на смерть Слепого, я желаю ему только добра и солнечных зайчиков, — говорил он всё это монотонно, продолжая читать инструкции. — Очень надеюсь, — хрипло ответил Сфинкс и закашлялся. — А я всё ещё здесь. — Уведомил Слепой. Талант усмехнулся. Лорд чихнул. — Будь здоров, — машинально пожелал Талант. — Если бы… — устало ответил он, и Талант снова усмехнулся, задрав ноги на стул и укутавшись уже полностью. Сфинкс напряженно вертел уже опустошённую баночку в клешнях, о чём-то серьёзно думая. — А Сфинкс не верит, что у тебя нет видов на смерть Слепого, Талант, — перевёл Лорд, его голос в этой больной компании был самым гнусным. — Сфинкс, ну ты подумай, — начал Талант и, наконец, оторвался от чтения, — мне это попросту невыгодно. Вожаком Четвёртой, а так же Хозяином Дома я смогу стать только после твоей смерти, как первого заместителя Слепого. То есть мне придётся убрать и тебя, но в таком случае я растеряю всякое доверие стаи и всё это будет бессмысленно. — Хм… — поджал губы Сфинкс, — довольно убедительно. — Очень мило с твоей стороны, Талант, — снова подал признаки жизни Слепой. — Я тоже тебя очень люблю, Слепой, — Талант лучезарно улыбнулся. Я усмехнулся. Что удивительно, Сфинкс и Талант довольно просто говорили о Слепом в третьем лице (как и в прошедшем времени) в его присутствии. При том что разговоров о Таланте в третьем лице здесь стараются избегать, особенно со связкой «он», вместо этого часто говорят просто «Талант». — Так, — Талант глянул на циферблат наручных часов, который был надет с внутренней стороны — это было необычно, так же как и то, что у Таланта, живущего в Четвёртой, вообще были часы, — сдаём градусники. Первым на проверку он взял градусник Слепого, всё перебирая приготовленные тому таблетки. — Это точно Слепого? — он нахмурился, переведя взгляд на Сфинкса. Тот кивнул. — Слепой, — возмущённо отозвался Талант, — у тебя температура всего тридцать семь и три, а вид у тебя на все сорок, вставай и иди сюда, — он взял следующий градусник, — в отличие от тебя у Сфинкса вот… Ой-ой-ой!.. — с ужасом вздохнул он, снова закашлялся и пододвинул цветные пилюли Сфинксу. — Пей, — твёрдо сказал Талант, и Сфинкс послушно выпил таблетки. Слепой к тому моменту уже сидел рядом со мной, облокотившись о стол и едва ли не лёжа на нём. Талант всё перебирал баночку с пилюлями для Слепого, ворча, что тот ведёт себя, как ребёнок, который не хочет идти в школу, и в конце концов вышло, что пилюль ему нужно было на треть меньше планируемого. Слепой так же выпил все таблетки. Затем Талант сбил показатели градусников и попросил меня передать их Шакалу, Македонскому и Чёрному, сказав, что, к несчастью, градусников у него всего три. — Ничего, — сказал Талант, когда повисла тишина, — мы прорвёмся, мы же Четвёртая — самая сильная и стойкая стая! Да, вожак? — Да!.. — вяло отозвался Слепой. — Как-то не вдохновляюще, Слепой, ты же наш предводитель. Он повёл плечами. Потом Талант дорвался до сиропов и, спросив, у кого здесь кашель, получил положительный ответ в виде поднятой руки от Сфинкса и Лорда; каждый, включая Таланта, взял по столовой ложке и набрал себе сиропа, который, судя по их сморщенным лицам, был просто отвратительным, поэтому я немного спокойней стал разгрызать пластинки для горла, радуясь, что у меня нет кашля. Чуть позже оклемался Македонский и принялся варить всем бульон. В карантинной Четвёртой не было только Горбача и Лэри, первый был сейчас во внутреннем дворике, второй — с Логами бродил по коридорам, оба по какой-то причине не заразились, по крайней мере пока.