"Рухнут стены крепости, — зови не зови, — станет меньше ревности и меньше любви…"
Роберт Рождественский — "Ревность"
Дни лениво идут один за другим, утягивая меня за собой. Ситуация налаживается: это касается и моего психического здоровья, и физического. Сегодня приятный день — выходной, солнце совсем слегка согревает землю, оставляя жителей Дома в легком ознобе — я очень люблю такую погоду. Для лета, конечно, она кажется удивительно холодной, но от этого не становится менее приятной. Я сижу за столом и старательно пытаюсь разложить пасьянс, которому меня научил Табаки пару дней назад. У меня совершенно это не выходит. Собираю карты в очередной раз, перемешиваю их и раскладываю пасьянс с начала, тяжело вздыхая. Сегодня я немного скучаю: дел никаких запланировано не было, и, воспользовавшись возможностью, я репетирую раскладку пасьянса и развиваю свой навык подслушивания. С каждым днём получается всё лучше и лучше. Но изо дня в день я слышу всё то же самое: Псы усиленно готовятся к перевороту, и даже во сне Помпей бормочет что-то о том, каким Хозяином Дома он будет — его амбициозность и целеустремлённость вызывают у меня улыбку, но она быстро затухает под воспоминаниями о последней моей встрече с вожаком Псов, после которой у меня остался шрам на щеке — Помпей прибегает к низким методам, не стоящим похвалы. Но я не собираюсь посвящать ему слишком много мыслей в своей голове. С утра мне удалось ухватить самый классный наряд, состоящий из сборной солянки вещей жителей Четвёртой: чёрный джинсовый комбинезон, увешанный цепями — наряд Лэри — удивительным образом прекрасно на мне смотрится, разве что пришлось изрядно закатать штанины; рубашка Сфинкса в мелкий горошек, которую я не раз видела на нём, и потрясающий удлинённый пиджак Слепого, который, наверное, любые лохмотья может превратить в шедевр. Меня очень радует, что новость о том, что я девушка, никоим образом не повлияла на эту прекрасную традицию. Разве только обувь мне может подойти только моя. Горбач на своей полке вяжет для меня свитер. Мне очень приятна эта его забота. Он очень сосредоточен и ранее несколько раз снял с меня все интересующие его мерки. Свитер должен получиться замечательным: светло-серого цвета с объёмным воротом и прелестными пампушками-бубушками на нём. Жилет уже готов, и сейчас Горбач вяжет рукава, тихо насвистывая незамысловатую мелодию. Табаки копается на моей полке с джинсами, что-то бормоча себе под нос. Не представляю, что могло заинтересовать его там, но не спешу спрашивать его об этом. Когда пасьянс в очередной раз не складывается, я откладываю карты и подхожу к Шакалу. — Что ты творишь? — Спрашиваю я, замечая, как он бережно кладет что-то в каждый карман моих джинсов. Подойдя ещё ближе, я понимаю, что это... презервативы. — Между прочим, о тебе забочусь, Талант, — важно говорит он и, видя моё поражённое лицо, продолжает: — Юный Дофин нам здесь ни к чему, ты хоть сама задумывалась о предохранении, Талант? Смотрю на Горбача с надеждой, но тот только пожимает плечами. Я собираюсь с силами и говорю: — Ценю твою заботу, Табаки, но совсем необязательно распихивать их во все мои джинсы. — Ещё как обязательно! — Восклицает он. — Я ещё во все джинсы Слепого распихаю! — О, Боже, Табаки... — Я смеюсь. — Ладно, хорошо. С улыбкой оставляю Шакала заниматься своим делом дальше, пока он не начал давать мне урок полового воспитания. Где он только достал их в таком количестве? Разминаю шею, стараясь сменить вектор своих раздумий. Это получается с большим трудом. Организму необходим кофе. Я подхожу к электроплитке и, вооружившись туркой, приступаю к приготовлению. Сегодня мне хочется кофе с гвоздикой. Уже через десять минут у меня в руках кружка прекрасного кофе, замысловато отдающего специей, не предназначенной для него. На вкус это тоже кажется слегка странным, но у меня всегда были специфические вкусы. Предлагаю кофе Табаки, он отвечает, что обязательно отведает, как только закончит, и просит добавить в его кружку побольше мёда. Я киваю. Расставив кружки на столе, удобно устраиваюсь на стуле, задрав ноги на сидение. Запах кофе расслабляет и бодрит одновременно. Табаки заканчивает копаться в моих джинсах и приступает к джинсам Слепого — а я-то до последнего надеялась, что он шутит. — Табаки, кофе скоро остынет, — напоминаю я. — Мне осталось совсем немного! Я уже представляю, как буду объяснять вожаку наличие презервативов в каждом кармане его джинсов, ведь Шакал вряд ли удостоит его такой чести. В комнату неслышной походкой входит Крыса, напряжённо глядя в свои зеркала. Я чуть не давлюсь кофе, а Шакал возмущается: — Ты бы стучаться научилась, честное слово! Мы тут, может, голые расхаживаем, а ты тут заявляешься, совсем совесть потеряла! — Надрывается он, отвлекаясь от своего занятия. — Я ненадолго, — тихо отвечает она. — Мне нужен Слепой. Мне повезло, что кофе я уже отставила подальше, а то так и захлебнуться можно. Табаки же замолкает, смотря на неё с подозрением. — Зачем он тебе? — Хмурясь, спрашиваю я. — С одним делом Рыжий послал. Так он скоро вернётся? — Она легко садится за стол, пододвигая к себе кружку Табаки. Я даже не знаю, с чего начать. — А что за дело такое? — Это неважно, — уклончиво отвечает она, — я тут слышала, к вам Рыжая начала часто захаживать. — Ммм... Ну есть такое, — неопределённо отвечаю я, наблюдая, как она пьёт кофе. Рыжая действительно начала захаживать к нам с весны — вместе с кошками; она с парнями мило беседует на какие-то известные только им темы. Я совру, если скажу, что в восторге от этих её приходов, особенно когда она недвусмысленно даёт понять, что по уши втрескалась в Слепого, который, наверное, единственный, кто не понимает этого. Я не совру, если скажу, что её приходы меня прямо-таки раздражают, но не могу не признать прелестным рассказ про Джонатана, который тайком пролезал в комнату парней и оставлял им милые сувениры. А как же мои состайники были поражены, когда Джонатаном оказалась Рыжая — не передать слов! Собственно, это и есть причина, по которой я и слова не сказала об этих приходах Рыжей. Парни считают её своим старым другом, и не моё собачье дело совать нос в их отношения. — Очень вкусный кофе, — говорит Крыса, выводя меня из раздумий. Табаки поднимает голову и поражённо смотрит на Крысу. — Это мой кофе! — Кричит он. — Ты какого чёрта себе позволяешь?! — Так Рыжий переживает за Рыжую? — Каламбурю я, игнорируя ругань Табаки. — Ну что-то в этом роде, — неуверенно говорит она и мнётся, вставая со своего места. — Ладно, я пойду. — Крыса отставляет кружку. — Прости за кофе, Табаки. — И уходит. Пока Шакал запихивает все джинсы обратно в ящик и зло подъезжает к столу, в красках описывая своё недовольство, я не могу понять, что связывает беспокойство вожака Крыс за нашу постоянную гостью, Летуна и Хозяина Дома. Что-то здесь не так. — Табаки, — прерываю я его стенания, — можешь выпить мой кофе, я едва притронулась к нему. Пойду пройдусь. Он провожает меня недоверчивым взглядом, но кружку принимает и придвигает к себе поближе. Выхожу в коридор. Сейчас время завтрака, так что неудивительно, что никто не встречается мне на пути. Все, включая моих состайников, сидят в столовой, и мне хочется верить, что в комнате Крысы всё будет обстоять точно так же. Мне требуются некоторые усилия, чтобы найти комнату Летуна — в девчачьем коридоре я была всего пару раз. Открыв нужную дверь, я ловлю на себе взгляды не меньше чем десяти кошек — они явно не рады моему приходу — и на секунду отшатываюсь, но затем всё-таки вхожу в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. — Это Кошатницы, — сообщает мне голос Крысы из глубины комнаты, — я слышала, что ты стучишься, прежде чем войти. — Я решил последовать твоему примеру, — отвечаю я, перестраиваясь говорить от мужского лица. — Чего пожаловал? — Интересуется она, когда я подхожу к её матрацу, лежащему на полу. Она смотрит на меня через свои зеркала и улыбается. — Хотел поблагодарить за портсигар, — нагло вру я, доставая свою прелесть. Портсигар в шотландскую клетку с простеньким замком-защёлкой и резинкой, держащей сигареты. Он уже был наполнен разнообразными сигаретами от многих жителей Дома. Несмотря на такую простоту, я прониклась к нему самыми тёплыми чувствами. — У меня не было возможности сделать это раньше. — Незачем, — она усмехается, — я делаю это не за бесплатно. Я киваю. Мне действительно пришлось заплатить немаленькие деньги за него. Она мешкает и достаёт из-под одеяла бутылку чего-то мутного, что, несомненно, является спиртным. — Выпьешь со мной? — Спрашивает она. — Раз ты всё равно здесь, я хоть не буду чувствовать себя алкоголичкой. — Хорошо. Что за повод такой? — Жизнь тяжёлая нынче пошла, — многозначительно говорит она. — Это точно, — соглашаюсь я. И каждая из нас думает о своём. Я вижу в этой пьянке определённый плюс: возможно, мне удастся разговорить её и выяснить, зачем ей нужен Слепой. Она достаёт из своих закромов два простеньких стакана и наливает в них выпивку, мы чокаемся. — За вожака, — автоматически говорю я первый тост. Крыса замирает. — Не надо. — Кхм, хорошо, — пристыженно отступаю, — за нас тогда. Она кивает и залпом опустошает стакан. Мне приходится последовать её примеру. Мысли начинают путаться, и мне приходится прилагать усилия, чтобы выстроить их в логичные цепи. После пятого тоста и разговоров об отвратительных родителях и мерзких парнях, изрядно выпившая, я, наконец, задаю роковой вопрос: — Так зачем тебе нужен Слепой? — Я не узнаю свой голос. — Все мужики — скоты, а ты так разыскиваешь его... — Это всё Рыжий! — Она почти кричит. — И Рыжая... Он там совсем кукухой поехал, переживает за неё, что Слепой её под себя положит. А она ж... Она ж втюрилась в него по уши — да ты заметил, наверное. — Да, заметил, — киваю я и быстро жалею об этом, потому что вернуть голову в прежнее положение получается у меня с большим трудом. — Ну так вот он и попросил отвадить её от него, замутить с ним то бишь. А я, дура, и согласилась! — Она хватается за голову. Я определённо не в том состоянии, чтобы делать какие-то выводы, но у меня появляется острое желание начистить Рыжему лицо. — Хороший ты парень, Талант, — неожиданно говорит она, — у нас полкорпуса по тебе сохнет, а я всё не понимала, отчего. Теперь поняла. Не зная, что ответить на эти её слова, я улыбаюсь и пытаюсь встать. — Пора мне, — вру я, — сегодня ещё уборка в Четвёртой, — и снова ложь. — Уже? — Я даже верю, что ей грустно. — Ну ты приходи потом, как сможешь. Я киваю. — Пока, хорошо посидели, — я закрываю за собой дверь, не слыша её ответа. В лицо через коридорные окна бьёт яркий солнечный свет, врезаясь в мою голову острой болью, отчего я быстро прикрываю глаза рукой и спешу выйти из девчачьего коридора. Я должна зайти к Рыжему, объяснить, что Крысе не место в нашей стае и что за Рыжую ему беспокоиться не нужно. Сейчас, возможно, не самое лучшее время для этого, но заняться чем-то другим я всё равно не смогу. Я почти бегу по коридору, ловко маневрируя между людьми — как у меня это получается, остаётся загадкой даже для меня. Меньше чем через пять минут я добираюсь до Крыс. — Мне нужен Рыжий, — важно говорю я, оперевшись о дверной косяк в спальне Крыс. Все собравшиеся в комнате резко замолкают и глядят на меня, продолжая молчать. — Я здесь, — слышится мне голос из ванной, — я одетый, так что можешь зайти. В моей голове не проносится ни единой мысли подождать его, и я резво захожу в ванную. Комната абсолютно такая же, как и в Четвёртой, разве что гораздо более грязная: вещи разбросаны по всему полу, раковины в волосах и белых разводах зубной пасты, на туалеты даже страшно смотреть. Одним пальцем я захлопываю крышку унитаза и сажусь сверху, одергивая пиджак - комбинезон Лэри определённо может пострадать, а вот пиджаку такое непозволительно, потому что на его ярлычке красуется "только сухая чистка". — Что тебя привело сюда? — Рыжий сушит волосы полотенцем, и, кажется, я впервые вижу его без очков — его взгляд завораживает. — Я от Крысы, — отвечаю я и не чувствую своей прежней злобы, слишком красивы его большие зелёные глаза. Но вот он надевает очки, и всё приходит на круги своя. — Это чтоб не смущать тебя, — он ехидно ухмыляется. — Очень верно, — киваю я и вновь жалею об этом. — Ты пьяный, что ли? — Да, есть немного, — я соглашаюсь, — но это не важно. Что за махинации ты проводишь с Крысой? Ты зачем пытаешься свести её со Слепым? — Ах, Талант... — Вздыхает он и садится на край раковины. — Это сложно объяснить. — А ты попробуй. Он усмехается. — Ты всегда такая настойчивая? — Неожиданно он начинает говорить обо мне в женском роде, и я шикаю на него, боясь сплетней от его крысёнышей, которые, несомненно, вжались в дверь ванной всем скопом. — Да, прости. — Он делает глубокий вдох. — Я переживаю за Рыжую, она мне как сестра, понимаешь? Она совсем голову потеряла от Слепого, лет десять уже влюблена в него... — А он ей не пара? — Я почти смеюсь. — Ну... Что-то вроде того, — Рыжий явно смущён и под своими огромными очками смотрит на меня с мольбой. — Я не хочу, чтобы она была с ним. — Я понял, — отрезаю я, вставая, — короче, о Рыжей не волнуйся, а Крысе скажи, чтобы вообще не лезла в Четвёртую, окей? Вопреки всему, я продолжала пьянеть. — Аааа, Талант? — Он не понимает. — Что я хочу сказать? Что волноваться о Рыжей и любой другой девушке, которая может быть рядом с ним, тебе не стоит. И ты всё правильно понял. Скорее всего. — Я опираюсь головой о дверь, борясь с головокружением и тошнотой. — Талант! — Крысиный вожак подбегает ко мне и обнимает со всей силы, кружа по комнате, от чего мне становится совсем плохо. — Спасибо тебе огромное! Талант, ты такая умничка! — Только без лобзаний, Рыжий, — я отстраняюсь от него в надежде, что меня не стошнит прямо здесь, но надежды не оправдываются, и мне приходится поспешно открыть крышку унитаза, на которой я сидела до этого. — Ой, прости, — виновато говорит он. После того как любые намеки на завтрак покидают мой организм, я выпрямляюсь, подхожу к раковине, полощу руки и рот, высмаркиваюсь. Рыжий всё это время стоит молча. — Нельзя такое проделывать с выпившими людьми, Рыжий, но мне стало немного лучше, — я выхожу из ванной, и вожак следует за мной, Крысы же усиленно делают вид, что всё это время занимались своими делами. — Обращайся, — он улыбается. Я выхожу из Второй. Не пройдя и пятнадцати метров, оказываюсь у дверей Четвёртой и долго думаю, прежде чем войти. "Чего это я?" — поражаюсь я сама себе и открываю дверь. Быстро пройдя по коридору, оказываюсь в спальне, где никого нет. Неужели уже начался обед? Как же я пропустила звонок? Хотя чему тут удивляться — в своём состоянии я и выстрела в упор могла бы не заметить, разве что сейчас мне стало немного легче, и моё тело перестало устремляться вниз. Оглядываю одежду на предмет "успела ли я замараться" и обнаруживаю влажные пятна на джинсах. Вот чёрт. Лэри явно не обрадуется, узнав, что меня стошнило на его комбинезон, поэтому я поспешно снимаю его, натягиваю свои привычные джинсы и забрасываю испачканную одежду в корзину с грязным бельём в надежде, что Лэри никогда не узнает об этом. Затем подхожу к раковине и умываюсь холодной водой. Вода немного помогает. Упираюсь руками в раковину и выжидаю, пока капли стекут с лица, затем аккуратно снимаю пиджак и устраиваю его на крючке в ванной. И только в этот момент замечаю, что душ включен и кто-то стоит за полупрозрачной дверцей. Реакции явно решают покинуть меня, и даже чувство неловкости не спешит появляться. Наверное, я уже свыклась со всем этим. — Слепой, это ты? — Спрашиваю я чуть громче, чем говорю обычно. — Да, — тихо отвечает он. Бросаю взгляд на щеколду двери и удостоверяюсь, что закрыла дверь — обычно это происходит непроизвольно. Во мне горит сиюминутное желание подтвердить, что наш дражайший вожак принадлежит только мне, и я решаюсь на то, на что в трезвом состоянии не решилась бы никогда. — Ты не против, если я присоединюсь к тебе? — Спрашиваю я, медленно расправляясь с рубашкой Сфинкса. — Нет. Он немногословный, как и всегда, но я слышу в его голосе какую-то ещё не знакомую мне игривую нотку. Рубашка падает на пол, за ней джинсы и бельё. Я аккуратно открываю дверцу душевой и прохожу внутрь, Слепой придерживает меня за талию. Его вид для меня необычный: обнаженный, волосы собраны наверху и покрыты мыльной пеной, и смотрит он на меня так, будто видит. Я начинаю чувствовать неловкость, прикусываю губу и неожиданно для себя прокусываю её до крови. От боли я прикрываю рот рукой и опускаю взгляд. Замечаю, что он возбуждён не меньше моего. Трезветь я начинаю очень быстро, а неловкость накрывает меня до самых ушей. Он берёт мою руку, которой я прикрываю лицо, в свою и, медленно поглаживая шрамы на запястье, заводит её себе за голову, второй рукой поднимая моё лицо к себе. Я смотрю на него почти с восхищением, сердце трепещет в груди, а щёки пылают. Он наклоняется ко мне и целует в губы, я неловко отвечаю ему. Вода заглушает все посторонние звуки и нежно согревает моё тело, контрастируя с холодом эмалированного поддона. Волосы очень быстро становятся мокрыми и налипают на лицо, закрывая глаза. Я чувствую себя очень взволнованной, но вместе с этим расслабленной под тёплым душем. Я завожу вторую руку за голову Слепого и притягиваю его ближе, в свою очередь он перемещает свои руки мне на талию и прижимает к себе, теперь я физически чувствую его возбуждение — моё тело отвечает на него, стягиваясь напряжением внизу живота. Время перестаёт существовать для меня, и я не знаю, сколько мы стоим под душем, прежде чем он спрашивает: — Ты не боишься? — Я?.. — Мне нужно немного времени, чтобы мысли вернулись в голову. — Нет. Разве что совсем чуть-чуть. — Честно отвечаю я. Он улыбается и открывает дверь душевой одной рукой, выключает воду, и моё тело сковывает дрожь от прохлады окружающего воздуха. Я поднимаю голову к его лицу, пытаясь прочесть его мысли, но всё тщетно — оно ничего не выражает, как и всегда. Он ловко поднимает меня над землёй и несет прочь из комнаты, мне только и остаётся держаться за его шею. Шаги его выдают только влажные всплески воды, стекающей с наших тел. Он медленно подходит к постели и аккуратно кладёт меня на кровать, нависая сверху. Я притягиваю его к себе и целую неловко и неумело, покусываю губы и горячо выдыхаю ему в рот. Кажется, мои неискусные ласки всё же срабатывают, потому что Слепой подминает меня под себя и начинает целовать более требовательно, руки опускает к плечам, затем к груди, его зрячие пальцы терзают моё и без того разгорячённое тело. Когда он ловко сжимает мою грудь и поглаживает соски, я роняю тихий стон и прижимаю его к себе крепче. Мои пальцы впиваются в его спину, и я замечаю это, только когда мои изрядно отросшие ногти пронзают его плечи. Я отдергиваю руки. — Извини, — тихо говорю я, не справляясь с дыханием. — Ничего, — отвечает он и спускается к челюсти, прикусывает мочку уха и жарко целует шею. Дыхание его настолько же горячее, как и моё собственное, и я чувствую, как начинаю плавиться под ним. Он продолжает спускаться всё ниже, а я извиваюсь под ним от переполняющего меня желания. Каждое касание его губ отдаётся во мне маленьким пожаром, что перерастает в огромное неконтролируемое пламя, способное испепелить всё на своём пути. Я зарываю пальцы в его влажные волосы, кусаю губы, стараясь сдержать стоны, боясь, что нас может услышать весь Дом. Он сжимает мои бёдра в своих сильных руках и медленно приближается к самому сокровенному. Я чувствую, как он вводит в меня палец, и сжимаюсь всем телом от столь необычного для меня ощущения, отдающегося приятной негой в каждой клеточке моего существа. Беру его лицо в свои руки и притягиваю к себе. — Хватит терзать меня, — умоляюще говорю я. Он улыбается, заводит свою руку мне за голову, под подушку, и вытаскивает незамысловатый фантик, такой же, как те, которые я уже видела сегодня в большом количестве. — Ты приготовился? — Спрашиваю я с усмешкой, Табаки-то вряд ли засунул бы их под подушки. — Я знал, что ты придёшь, — шепчет он мне на ухо, и пожар во мне начинает пылать с новой силой. Краем глаза я вижу, как обертка летит на пол, и чувствую, как руки Слепого вновь вцепляются в мои бедра; он пододвигает меня к себе, и я сползаю с подушки вниз. Его волосы щекочут моё лицо, когда он нависает надо мной; я смотрю в его глаза с трепетным ожиданием и затягиваю его в поцелуй. Я чувствую его напряжение и даже не знаю, кто из нас сейчас волнуется сильнее. Он перехватывает мои руки, в которых я держала его лицо, и заводит их за голову, спускается к шее. Даже простое моё дыхание становится слишком громким, и стоны, которые у меня уже нет сил сдерживать, звучат особенно звонко в окружающей нас тишине. Он убирает руки, и через мгновение я чувствую, как он входит: медленно и до предела, прижимая меня к себе, и я вновь цепляюсь за его плечи. Меня переполняет дюжина чувств, и боль среди них занимает самое последнее место, вопреки всем моим переживаниям. — Продолжай, — молю я почти шепотом, когда он замирает на мгновение, ожидая моей реакции. Он не отвечает, вновь припадает к моей шее и начинает медленно двигаться. Я прижимаюсь к нему сильнее и ощущаю, как наши сердца бьются навстречу друг другу, напряжение внутри меня продолжает нарастать, и весь мир вокруг нас перестаёт существовать. Есть только мы, остальное не имеет значения. Я слышу его быстрое дыхание и ловлю его своими губами, поцелуй получается небрежный и отрывистый, перебиваемый толчками Слепого. Отстраняюсь и притягиваю его к себе крепче, целуя плечи. Чувствую, что совсем скоро достигну вершины наслаждения, и кладу ладонь на поясницу Слепого, призывая двигаться немного медленнее и глубже. Он подчиняется. Его дыхание обжигает, он покусывает мочку уха, выпирающую кость челюсти и шею, непременно оставляя отметины. Его руки крепче сжимают мои плечи, а движения перестают быть ритмичными. Он тоже уже совсем скоро достигнет финиша. В моём теле взрывается фейерверк, я глубоко и громко вдыхаю и чувствую, будто вся жизнь во мне замирает на несколько секунд: сердце останавливается, как и кровь в моих венах. На секунду будто и мой разум покидает голову, оставляя бездушную куклу. Я прогибаюсь в спине навстречу Слепому, он чувствует это и замедляется, давая насладится апогеем. Ещё мгновение, и каждая мышца в моём теле расслабляется, хотя казалось секунду назад они испытывали немыслимые нагрузки. Через пару толчков Слепой замирает и, прерывисто дыша, устраивает свою голову у меня на плече. Я чувствую, как он пульсирует внутри меня. Наше дыхание глубокое и частое, с тел, на которых совсем недавно была вода, стекает пот, и только сейчас я чувствую, насколько же мне невыносимо жарко. Но, несмотря на это, я обнимаю его за плечи, и он обнимает меня в ответ, и оба мы выжидаем, когда же успокоятся наши сердца. Через полминуты, немного отдышавшись, мы отстраняемся, Слепой аккуратно выходит из меня и валится рядом, прижимая меня к себе. Я чувствую бесконечную нежность к нему и легко касаюсь пальцами его волос и лица, а он смотрит на меня и улыбается. — Люблю тебя, Талант, — тихо говорит он и целует меня в волосы. — И я тебя люблю, — отвечаю я, обнимая его и утыкаясь лицом в его грудь. Он отстраняется от меня и целует в губы, а затем осыпает короткими поцелуями шею и грудь — его волосы щекочут меня, поэтому я тихо посмеиваюсь. После он вновь прижимает меня к себе. Мы лежим так совсем немного, наслаждаясь объятьями друг друга, затем я привстаю и поспешно говорю: — Нам нужно одеваться, остальные могут вернуться в любой момент. На удивление раньше эта мысль даже не приходила ко мне в голову, хотя я абсолютно уверена, что мы не закрыли дверь. Он кивает и встаёт, говоря, что я могу полежать ещё немного; я слушаюсь и зарываюсь одеялом, из-под него наблюдая за Слепым: как он находит обёртку от презерватива и выбрасывает всё в мусорное ведро, как он подходит к ящику с одеждой и надевает трусы, а затем джинсы, что первые попались ему под руку. Футболку он, видимо, решает не надевать и, снова подойдя ко мне, тихо говорит: — Я приготовлю кофе, — и взъерошивает мои волосы, а я только угукаю. Тишину разрывает тихое шебуршание Слепого у кофеварки. — Ты только мой, — говорю я твёрдо. Слышу усмешку. — А ты только моя, — отвечает он. Его слова вызывают у меня улыбку, и в попытке скрыть своё смущение я накрываюсь одеялом с головой. Очень скоро мне становится тяжело дышать, я вновь выныриваю из-под одеяла и, не дожидаясь, когда Слепой приготовит кофе, усаживаюсь за стол прямо в одеяле. Чувствую себя очень комфортно. Слепой ставит передо мной кружку и садится напротив. Как и обычно, я не смогла услышать его шагов. Мы мирно пьём кофе, пока вожак не начинает говорить: — Талант, ты станешь моим Близким? — Очень проникновенно спрашивает он, а я не совсем понимаю, что он имеет в виду. — Если это предложение встречаться, Слепой, то уже немного поздновато, — отвечаю я, хмурясь. — Нет, — он усмехается, — не хочешь ли ты взять полномочия Хозяина Дома, если что-то случится? Как это часто бывает, я не совсем понимаю, что он имеет в виду. — Что-то случится? Это что же, например? — Я смотрю на него с подозрением. — Что-то, из-за чего я не смогу исполнять свои обязанности, — многозначительно отвечает он. Мне нужно немного времени, но шум за дверью не даёт мне времени хорошенько задуматься. Обед закончился, а это значит, что состайники уже мчатся сюда со всех ног и что мне не помешало бы одеться. — Я в ванную, — вскакиваю со стула, оставив на нём одеяло, и бегу нагишом к двери. — Так ты согласна? — Не унимается Слепой. — Да, согласна, — легко отвечаю я, не понимая до конца, на что подписываюсь. Закрываю за собой дверь и поспешно собираю одежду с кафельного пола. На то, чтобы одеться, у меня не уходит и полутора минут; чтобы до конца удостовериться в своём нормальном виде, я поворачиваюсь к зеркалу, и моё отражение ввергает меня в шок: волосы на голове превратились в гнездо, но это ещё не самое страшное, вот моя шея точно выдаёт всё наше времяпровождение со Слепым — она покрыта алеющими засосами от челюсти до самых ключиц. Я поправляю ворот рубашки, ставя его вертикально, но это не то чтобы сильно спасает ситуацию. Что ж, сегодня мне вроде бы никуда выходить не нужно было, а состайники, я надеюсь, отнесутся с пониманием. Включаю воду и старательно зачесываю волосы влажными пальцами в надежде хотя бы бардак на голове привести в божеский вид, и это получается у меня довольно неплохо. Затем умываюсь, стараясь избавиться от раскрасневшегося лица и особенно раскрасневшихся губ. — Талант! — Кричит Табаки. — Она в ванной, — тихо отвечает Слепой. — Талант, — голос Табаки звучит у самой двери, — я слышал, ты на полчаса закрылась в ванной с Рыжим, а потом вышла оттуда мокрой, а Рыжий — довольным. О, Боже, насколько же это ужасно звучит с его слов. Мне практически страшно открывать дверь уже не только из-за своего устрашающего вида, но и от вида таращащихся состайников, ярко возникших у меня в голове. И моё воображение было очень близко к тому, как они выглядели на самом деле, когда я всё же решилась открыть дверь и выйти из ванной. — В общем-то это правда, Табаки, — я вижу, как ко всем поражённым взглядам добавляется не менее поражённый взгляд Слепого, — но из твоих уст это звучит очень двусмысленно. Мы просто разговаривали. Я могу поклясться, что следующие несколько недель Рыжий шарахался от меня, как от чумы.