***
Он знал этот лес, как свои пять пальцев. Ладно-ладно, четыре пальца — пятого он лишился ещё в детстве, когда свалил своё первое дерево. Но, как ни странно, отсутствие пальца не омрачило его радости от удачно и правильно сваленного дерева. Да и, какой он дровосек с пятью пальцами? Ещё тогда он счёл это всё как причастие, обряд посвящения, который требуется пройти, чтобы примкнуть в ряды Храбрых и Сильных Мужчин Дистрикта. Парень осторожно пробирался сквозь густые сучья поваленного дерева. Правда, это результат не его трудов, а сильного ветра, бушевавшего накануне. Звание Старшего обязывало его обходить ближайшую территорию, чтобы оценить состояние посадок и распределить работы по ликвидации последствий. Сейчас же он направлялся к Деревне Победителей — деревня, которую он, вместе со всеми остальными жителями дистрикта, многие годы обходил, но в которую его тянет беспокойство и озабоченность — не снёс ли ветер один из домов. Особенно тот, в котором недавно поселился житель, о появлении которого знал только он. Он встретил её случайно, сидящей на опушке леса. Она была пуглива и неразговорчива, поэтому выяснить, кто она, удалось только выследив и, со временем, опознав. Китнисс Эвердин. Когда он вспомнил, что она Победительница из Двенадцатого, что она, так называемая, Сойка-Пересмешница, всё встало на свои места — хочет покоя и уединения. Он не стал к ней приставать и навязывать свою помощь и, тем более, дружбу — охотница, сама о себе позаботится, благо, перестав обеспечивать капитолийцев, еды теперь хватало вдоволь. Сначала он появлялся раз в неделю, потом — реже. Никому о ней не сообщал, не хотел стать причиной того, что ей снова придётся искать себе новое убежище подальше от людей. Он уважал её желание предпочесть одиночество человеческому обществу. Заметив как-то с улицы стол, накрытый на четыре персоны, он предположил, что с ней кто-то живёт. По правде сказать, он даже обрадовался этому — одиночество не самая лучшая из компаний. Он возвращался сюда и днём, желая познакомиться с теми, кто здесь обитает, озвучить им свою расположенность и сообщить, что те могут на него рассчитывать, если им нужна помощь. Но никого не нашёл, а самая охотница в то время, наверняка, расставляла силки. Он не спорит, что поступил плохо, но он заглянул в каждое окно, так и не обнаружив признаков жизни внутри дома. Всё же, жила она одна и использовала только гостиную, которую он тогда и видел из окна. В тот же день он расспросил о Сойке у своей жены. Жена, всегда считавшая, что он чудной (скажем по секрету, за это его и полюбившая), не стала расспрашивать причину его любопытства, а лишь упомянула, что когда-то у той была сестра и мать. «А кто четвертый?» — не удержался её муж, но, смекнув, что может выдать свой секрет, сменил тему. Со временем он понял, что стол на четверых — это дань памяти. Иногда он садился неподалёку от её дома, так, чтобы она не могла его увидеть, чтобы безмолвно почтить тех, кто погиб, так и не дожив до мирного неба над головой. Он как сейчас помнит, о чём думал под падающими бомбами. «Добраться домой». Почему-то когда сидишь дома кажется, что неуязвим. Сейчас он знает, что есть повседневное, тихое негромкое мужество тех, кто вернулся — достоинство, отсутствие пафоса, стоицизм, самоирония. Они научились под огнём ходить не горбясь... Когда-то они уходили из своих домов не по собственной воле, уходили не зная, что вернутся только когда дома уже будут разрушены. «Мы наш, мы новый мир построим». Мир без Игр, жестокости и тирании. Чтобы они играли на Луговине; темноволосая девочка с голубыми глазами танцевала, а сероглазый малыш с белокурыми локонами пытался её догнать. Пройдут годы, прежде чем женщины согласятся. Ведь мужья так хотят детей. Когда почувствуют, как кроха зашевелилась в них, их охватит страх — такой сильный, что усмирить его сможет только радость оттого, что мать держит на руках своего малыша. Арены будут уничтожены, построят мемориалы, Голодные игры больше не проведут. Но историю будут изучать в школах, и дети будут знать, что родители в них участвовали. Как им рассказать о том мире, чтобы не напутать их до смерти?Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они.
Дети, которые не догадываются, что играют на кладбище. Всё будет хорошо. Есть семья. Мамы и папы сумеют всё объяснить детям так, что они станут храбрее. Но когда-нибудь им придётся узнать и о кошмарах — о том, почему страшные сны никогда не исчезнут из жизни их родителей. Детям расскажут о том, как справляться со всем с этим, о том, как в плохие дни ничто не радует — ведь существует страх потерять всё. Именно в такие дни составляются в уме списки всех добрых дел, свидетелем которых стали. Это похоже на игру. Которая повторяется снова и снова. И даже становится немного утомительной. Но есть игры гораздо хуже.***
Китнисс свежевала белку, когда рядом начала летать оса. В какой-то момент оса села на тушу, девушка спокойно поднесла её к крану и резко включила воду. Оса стремительно ушла в небытие. Через пару минут, закончив свои дела, Китнисс поднесла руки к крану, чтобы сполоснуть их. А из дырочки, куда уходит вода, вылезла та самая оса. Девушка взяла её аккуратно и вынесла на улицу. И отпустила. Если хочешь жить — должен жить.