Камилла - рыжая куртизанка.

- Мамочка... - тихо выдохнула Камилла.       Нет, ничего страшного не произошло. Просто из дверей Храма Юлианоса вышла мать Камиллы, и женщина вынуждена была прислониться к стене.       Боги, как давно это было... Проклятая память упорно подсовывала ей образ нестарой ещё женщины с прямыми каштановыми волосами, такой же маленькой и изящной, как она сама. Она плакала, сидя в уголке, уронив лицо в ладони, и причиной этих слёз была она, Мила. Скампова дурища, променявшая душу на тряпки.       Теперь мать как будто стала ещё меньше, похудела, в волосах появились серебряные нити. Броситься бы ей сейчас в ноги, покаяться, да выплакать былые ошибки и грехи...       Нет. Нельзя. Только лишнюю боль причинишь и так исстрадавшейся женщине. Да ещё и беду накличешь. Пусть лучше думает, что дочка умерла, замуж вышла, превратилась в пену морскую, чем так... Ей, Камилле, всё равно не так много осталось. Это она чувствовала отчётливо, словно сама Намира-смерть шаркала по её следам костяными ножками. Может, Юлианос подскажет, как избежать этого ужаса. А нет, так хоть душу поможет сберечь. Но мать должна жить. Ради младшей сестрички, которая и вовсе ни в чём не виновата.       Проводив взглядом удаляющийся в глубину улиц хрупкий силуэт, Камилла вошла в Храм. - Дитя непутёвое, ты ли это? - на лице священника появилось выражение крайнего удивления. - Только что твоя мать была здесь и молилась за тебя. Она каждый день тут молится. Просит мудрости для дочки, и... о боги! Ты беременна, да ещё на таком сроке! Может, целителя... - Нет времени, святой отец, - перебила его Камилла. Я в большой беде, и эта беда вот-вот придёт за мной в Скинград. У меня всего сутки, чтобы испросить милости Юлианоса. Потом я уйду. Навсегда, скорее всего. - Х... хорошо, дитя моё, - растерянно произнёс священник. Ибо сказаны были те слова таким тоном, от которого кровь холодела в жилах. Словно беда Милы стояла за его плечом и теребила его костлявым пальцем.       И Камилла пала пред алтарём. - Юлианос Премудрый, не для себя, проклятой даэдропоклонницы, прошу - для дитя моего нерождённого. Дай мне мудрости уберечь его душу от погибели! Сама я смерти уже не боюсь, но пусть мой малыш будет спасён! Не дай ему превратиться в тварь мохнатую, дай ему человеком вырасти и самому судьбу выбрать! А мне лишь немного времени дай - унести его от беды, от напасти! Пусть не увижу я, как он вырастет, пусть не моим молоком он будет вскормлён - лишь бы был он свободен, да не затронула его душу тьма! Помоги мне ради него, Юлианос!       Что ещё бессвязно шептали её губы, Камилла уже с трудом понимала. Возможно, она уже по десятому кругу бормотала одну и ту же молитву. Но в какой-то момент она услышала: - Помогу я тебе, дева непутёвая, ибо мудра ты в своей молитве. Не пожалела себя - пожалела чадо своё. Значит, не так уж безнадёжна ты, как казалась. Слушай. Купи у магов свитки: два огненных шара больших, заморозку да парализацию, а так же исцелений и скорости, сколько сможешь. Из ворот выходи в сторону Имперского города, осторожно, да не жди, пока солнце сядет, лук крепко держи, да стрелу серебряную наложи на тетиву. До поворота дойдёшь без опаски, а дальше в оба смотри: там ждёт твоя беда. До жёлтой скалы дойдёшь - остановись. Как появятся недруги твои - предложи им игру, да прояви первую мудрость. На какое-то время оторвёшься, там отдохнуть сможешь, но не долго. Как настигнет тебя беда - вторую мудрость прояви и дальше беги. Коль сызнова догонит тебя несчастье твоё - третью мудрость прояви, да исцели себя, коль не увернёшься. А там, уже совсем недалеко, встретишь ты своё спасение. Доверься ему, да не оглядывайся, ибо временное оно. Тут уж держись до последнего, пока вновь не встретятся тебе добрые люди. Вот тут-то и закончатся все твои мытарства, и ребёнок твой спасён будет." - Спасибо тебе, о Премудрый, за науку твою, - прошептала Камилла. - Не знаю, смогу ли, но попытаюсь сделать по слову твоему...       Из Храма она вышла другим человеком. Не сломленной и измученной женщиной - грозной воительницей, готовой сражаться до последнего. И не мешкая, отправилась в Гильдию магов. - Куда же ты собралась на ночь глядя? - спросил стражник на воротах. Тех самых, в которые она выбежала на рассвете. - Самое время волкам и оборотням! Да ещё Хирсинов день на носу! - Так надо, - необычайно твёрдо ответила та. - Мне ли не знать Скинграда и его окрестностей. Здесь же всё утыкано пещерами, словно сыр дырками. А ну как моя беда по тем пещерам в город проникнет? - А как же ребёнок твой? - Ребёнку моему великую судьбу предначертали, значит, жив останется. А я... пожила, погуляла - и будет. Не надо обо мне жалеть.       Так сказала Камилла и вышла в сумерки. Добрела до желтого камня и застыла - лук натянутый, стрела наложена, ни дать ни взять - статуя! А за поворотом, как по заказу, кусты зашевелился, и один ретивый волчище не сдержался и выметнулся на дорогу. Тут щёлкнула тетива, и угодила серебряная стрела твари прямо в плечо! Покатился он в пыли, завыл, как будто заживо разрываемый, да принялся выгрызать из себя наконечник. А тот глубоко ушёл - не вынуть...       Завыли по кустам - поняла Камилла: за день новые оборотни набежали, призвали их выжившие Гончие к себе на подмогу. Но она победила свой страх - тут не до него, спастись бы, да маленького унести! И крикнула: - Эй вы, блохастые комки меха! Поиграем? - Издеваешься, добыча? Всё равно загрызём! - прорычал ей в ответ самый большой волк. - А вы, видать, сами щенки шелудивые, а не охотники, - расхохоталась она в ответ. - Вам только та добыча мила, что сама в лапы идёт? Поиграем, - прорычал тот же волк: попробуй - ка, не ответь на такой вызов! И тут Мила бросила два файербола: один в кусты, другой в тех волков, что на дороге расселись. Полыхнул кустарник - оттуда с десяток хвостатых теней кто куда рванули. А из тех, что путь перегораживали, двоих разорвало, остальных разметало. Хорошее заклинание ей маги продали, не зря кошелек до дна выскребла. А сама из кармана зелье ускорения вытащила, выпила - и ходу в пробитую брешь, пока враги не очухались!       Ненадолго хватило ей того зелья - как выпрямилась дорога, так и кончилось его действие, и ноги вдруг страшно заболели, и живот. Вспомнила Мила, что уж срок ей пришел рожать. А останавливаться нельзя. И она бежала, пока не услышала шум за спиной - то стая её нагоняет, и вот уже одна из Гончих вперёд вырвалась, да к прыжку изготовилась. "Значит, пришло время второй мудрости," - подумала рыжая, да над самым своим плечом обратила волка в глыбу льда. Упал он под ноги собратьям, покатился, а Мила в это время второе ускорение в себя влила.       И это зелье кончилось, а уже и город растаял во тьме, и дорога пуста, и боль всё сильнее. Боги, так вот как это бывает... За болью - то Камилла и прозевала оборотня, прыгнувшего ей на спину. Повалил он её, в азарте начал трепать. Еле успела она руку изогнуть да приласкать поганца третьей мудростью - парализацией. Кое-как с тряхнула с себя неподвижную тушу, третье ускорение выпила, да уже на ходу исцелила себя, как могла...       Ноги уже не шевелятся, а как будто кто-то механически дёргает их за ниточки. Сколько зелий ты уже выпила, Мила? Невозможно бежать с такой болью, даже с "ускорением". А стая всё ближе. Где же оно, её спасение?       Вот оно. Легионеры, патрулирующие дорогу. Спешились, схватили измученную женщину под микитки: - От кого бежишь? - От них, - ткнула пальцем Камилла. Из-за поворота вымахнули серые звери - числом десять. Впереди трое огромных, страшных волчищ. - Оборотни! - ахнул один из парней. - Ребята, плечом к плечу! А вы, миледи, бегите, мы их задержим!       Из последних сил заковыляла рыжая по дороге, не оглядываясь и стараясь не думать, что ребятам, скорее всего, тоже не выжить. Ещё одна смерть на её совести. Даже три.       Так оно и вышло. Из оборотней уцелел один простой перевёртыш и двое Гончих. Из патрульных не выжил никто.       Неласу и Арвене Ллетри не повезло. Накануне они вполне успешно сторговали прошлогодние мочёные фрукты и перебродившее вишнёвое варенье - в Скинграде из них состряпают вполне приличную настойку. Только одна бочка не нашла покупателя. Было там дешёвенькое бренди собственного изготовления. Да и кто в Скинград со своим вином ездит? В Имперском городе продавать постеснялись, теперь, вероятно, придётся толкнуть его где-нибудь в прибрежном квартале, там такое возьмут с удовольствием.       И трети пути не одолели - спица у колеса лопнула. Крякнул данмер и взялся за работу, да меч прихватил, чтобы жену и кроху-сына от недобрых людей оборонять. Так до полуночи и чинил колесо, да всё оглядывался - Хирсинов день пугал его темнотой небес и полными лунами. Самое время для волков.       А что это за неуклюжее существо бредёт по дороге, спотыкается? Вот остановилась, схватилась за живот, взвыла не хуже волка. - Батюшки, - вскрикнула Арвена с телеги. - Это женщина на сносях, вот-вот родит! Тащи её сюда!       Схватил Нелас бедолагу, дотащил до телеги, и с помощью жены на неё поднял. Да так и ахнул: спина у неё вся волчьими когтями разодрана! - Спасайтесь, эльфы добрые, беда за мной идёт! - не крикнула - просипела она.       Эльфам дважды повторять не надо - вскочил Нелас на козлы, да как хлестнул лошадёнок! Те рванули с места - знать и сами беду учуяли.       Только куда деревенским клячам против оборотней? Пусть израненных, хромых, но злых и по-прежнему полных азарта. В отчаянии Арвена схватила бочонок, что нетронутым остался... с трудом подкатила к краю, стараясь не зацепить женщину и сунутого ей в руки собственного сына... и столкнула на дорогу!       Покатилась бочка прямо под ноги волкам, вернее, даже по ногам, с разгону ударилась о камень, и расплескалась на дорогу, на волков, растеклась лужицей... и случилось странное: пали оборотни на четвереньки и начали эту жидкость лакать. Толи горло у них от долгого бега пересохло, то ли решили, что всё равно догонят свою добычу и слопают.       Не ведали они, что где-то в планах Обливиона Сангвин потёр руки и с усмешкой уставился на брата: - Око за око, Хирсин. Ты у меня любимую игрушку забрал, теперь я твои ненадолго присвою. - Знаю я твоё "ненадолго", - пробурчал Повелитель Волков. - Сопьются же... - А это уж от них самих зависит, - хохотнул Сангвин и искорку силы своей в лужу вина смахнул.       До утра оборотни вино лизали, а как солнце проклюнулось - людьми обратились. Тут-то их и повязал патруль, который на помощь соратникам прибыл, да только трупы застал. Долго теперь не будут волки в Сиродиле на двух ногах бегать, а на людей охотиться только с голоду станут... - Тужься, родненькая, тужься!       Нелегко дался забег Камилле - чудилось ей, будто разрывает её изнутри, она и головой о борт телеги билась - чуть дыру не пробила, и солому всю на дне разбросала. А данмерка всё удивлялась, как она с таким животом пробежала столько. - Жить захочешь... ещё не так побежишь, - из последних сил улыбается женщина, а у самой губы в крови, и зубы в крови - искусала от боли. - Зато... свободна. И дитя моё... волкам не достанется. Судьба его... Аааа!!! - Ой, головка показалась! Давай, моя хорошая, давай! - Аааа!       Ребёнок вылетел из Камиллы, как пробка из бутылки. Так показалось Арвене, перепуганной не меньше рыжеволоски. Нелас пытался править лошадьми, но поминутно вздрагивал - и ему эта жуткая ночь далась нелегко. И тёмной эльфийке пришлось ловить этот скользкий красный комочек, чтоб не улетел на дорогу. Потом ещё искать нож, чтоб перерезать пуповину. К счастью, доводилось ей в прошлом ученицей лекаря подвизаться, и роды принимать. - Надо до ближайшей деревни доехать, там колодец должен быть. - не оборачиваясь, побормотал Нелас. - Ночь ещё не кончилась, останавливаться опасно...       Арвена обтёрла малышку собственным подолом, показала матери: - Смотри, у тебя дочка!       Слабая, измученная улыбка озарила лицо женщины. - Девочка... драконорождённая... она будет рыжая, как я, и голубоглазая, как он... Дайте мне её потрогать... в последний раз...       Она закашлялась. Обуянная ужасом данмерка (какие драконы? Какой последний раз?!) протянула малютку рыжей. Та потянулась к ней ослабевшими руками, прикоснулась, провела пальцами по сморщенному личику. - Судьба её, говорю... Мать - великая дурища, а дочь будет просто великой. Права была Аранвен, не узнать мне её судьбы. Но душа моя теперь свободна. И она сама... выберет... кем ей стать...       "Кровь бежит, не останавливается... что же делать, что? Чует моя душа - не довезём мы её до лекаря," - вдруг поняла Арвена. Знать, перед смертью несчастную одолели видения. Но какие это видения - пророческие, или просто бредовые - не известно ни одному богу, а уж ей, простому потомку велоти - и подавно. - О, Юлиано... - произнесли губы женщины, и глаза её закрылись. Рука, задержавшись на лобике малышки, соскользнула, безвольная и беспомощная, со стуком ударилась о борт телеги. Вот тут данмерке стало совсем нехорошо. Она ухватилась за эту руку, принялась прощупывать пульс, потом припала к груди потерявшей сознание рыжей... Начала изо всех сил надавливать на эту грудь, вдувать в несчастную воздух изо рта в рот...       Тщетно. Камилла отдала всё, что у неё было, за это последнее счастье - быть свободной. Спасла свою дочь от смерти души. И ушла, оставив на телеге бездыханную оболочку, бывшую когда-то её телом.       В углу телеги запищал грудной сын Арвены и Неласа, и в ответ ему пока ещё безымянная девочка разразилась тонким, но яростным воплем.       Похоронили Милу неподалёку от Имперского города, на берегу Нибена. Нелас позвал на помощь мужиков из ближайшей деревни, сообща вырыли могилу. А вместо памятника вкопали простую доску с надписью "Неизвестной красавице, подарившей нам дочь. Пусть сон твой будет светел". Имени рыжей чета Ллетри так и не успела узнать... - Экая красота, - жалостливо вздохнул один из "могильщиков. - Жалко её, не должны такие красивые так страшно погибать. - И он посадил возле "памятника" черенок розы, пообещав, что будет ухаживать за ним.       Погоревали на берегу, посмотрели в небеса, помолились, кто кому, распили вино - в общем проводили. Место Камилле досталось красивое - этакий мыс, достаточно крутой и высокий, чтобы не заливало весной. И Имперский Город видно, и закатами можно любоваться, а невдалеке лес шумит. Жить бы здесь, а не под землёй лежать.       И поехала пустая телега по Красной кольцевой в Чейдинхал. В столицу заглянули на час - только чтобы еды на дорогу взять да пелёнок новому младенцу купить. Какая тут торговля, когда и товара нет, и два ребёнка на руках, один другого меньше? - Как девочку назовём? - спросил Нелас жену. - Улени, Алину, Идрени... - начала перечислять Арвена. - Стой, нельзя ей наше имя давать! Она же имперка. И без того нашу фамилию получит, но имя ей надо дать имперское!       Данмерка призадумалась. - Вроде, мать девочки назвала какое-то имя... - Юлиана? - неуверенно предположил Нелас. - Что-то слишком похоже на Юлианоса, бога мудрости. Может, просто не договорила? - А с чего ей перед смертью Юлианосу молиться? Если бы Аркея помянула, было бы понятно... Ты лучше послушай, как красиво звучит: Юлиана Ллетри. - Действительно красиво. Что ж, Юлиана так Юлиана... А сокращённо - Юли.       Только что получившая имя девочка Юли опять запищала, давая знать, что неплохо бы её покормить, и данмерка прислонила её к свободной груди - другую уже занял их собственный малыш. Пока она ещё совсем крошка, двоих удержать не проблема, а когда Юли вес наберёт, мальчик уже от груди отнимется. К тому же неды растут быстрее, и молока хватит, чтобы обоих выкормить...       Дух Камиллы тем временем шёл рядом с повозкой, приглядывая за дочкой и любуясь её уже сейчас симпатичной мордочкой.       "Как же мне повезло, что на моём пути попались именно эти данмеры, - думала она. - Теперь моя душа совсем спокойна. Не пропадёт дочка." - Ты молодец, рыжая, - услышала она. Это был голос Юлианоса. - Столько шансов упустила, а за этот зубами схватилась. И душу свою вызволила, и дочь спасла. - Да какой там шанс, - печально засмеялась Мила. - Я и не могла выжить, они бы меня догнали и съели. Или разродилась бы прямо на дороге и кровью изошла... - Спасти душу - это тоже шанс. Уйти в Этериус не волчьей сытью и не пьянью бесстыжей - это спасение. Ты ведь и раньше могла спастись. Могла послушать внутреннего голоса - он тебе ведь тогда подсказывал не ходить к Сангвину. Могла не менять Мартина на его друзей, не подбрасывать подругам - и он бы помог тебе, замолил бы твои грехи да от Сангвина выручил. Уйдя от Сангвина - не кидаться в волчью пасть, а сразу прийти в мой Храм. Мама твоя ведь каждый день за тебя просила... И уйти могла не по Второму Зерну, а ещё по первому, кабы не дала тоске себя утопить и разум твой затмить. Но этот, последний шанс ты не потратила впустую. Дивная судьба у твоей дочки, и раз уж ты нечаянно назвала её моим именем, я присмотрю за ней. А теперь пойдём, рыжик, да друга твоего прихватим, что от погибели тебя уберёг и свою душу спас. - Какого друга? - удивилась Мила и увидела, как за телегой на четвереньках бежит большой волк. Встретившись с ней глазами, волк вдруг встал на две ноги и оборотился человеком. Усатым северянином. Это был Торвар.       Две души, рука об руку, вознеслись в небеса. Теперь они действительно обрели покой.       И за всем этим, отойдя в сторону от спорящих братьев, ворчливого Сангвина и недовольного Хирсина, - загадочно мерцая глазами из-под капюшона, улыбаясь, наблюдала Азура. Она видела три метки на новорождённой. На челе малышки сияла солнечная метка Акатоша. Напротив сердца - её, Азурина, метка. Теперь дитя окончательно избрано. А в районе солнечного сплетения туманным пятном виднелась метка Волчьего Пастыря - это значит, рано или поздно Хирсин попытается забрать Юли к себе в стаю. Но Азура не беспокоилась насчёт неё, ибо видела будущее. Девочка столкнётся с Хирсином и устоит перед его соблазнами. И выполнит предначертанное.       А маленькая Юли ничего этого не знала. Ей пока было не до таких сложностей - лишь бы мама любила и молоко было вкусное. И ничего, что эти добрые руки и эта мягкая грудь не того цвета, а глаза похожи на пылающие угольки в камине. Она чувствовала любовь, исходящую от этих эльфов, и была счастлива. - Вы хотите знать конец этой истории?       Юлиана Ллетри выросла, отправилась в Имперский Город, по ошибке попала в тюрьму и... стала Нереварином. Много о тех временах говорят, но на одном сходятся: Нереварин спасла Тамриэль от беды страшной и омерзительной.       О судьбе Мартина Септима вы знаете и так. Впрочем, ходят слухи, что каменный дракон - Хранитель Нирна - над столицей Сиродила теперь не Мартин, а просто Хранитель, а душу принца освободила леди Шеогорат. Да, тогда он был именно леди... Но дракон до сих пор стоит, и даэдра не проникают с войной в мир смертных - так что неизвестно, правда это или нет.       Могилу Камиллы теперь и не найти, за прошедшие эпохи она сравнялась с землёй, а Имперский город разросся в большой мегаполис и захватил земли по берегам Нибена.       А Принцы Даэдра по-прежнему заняты своими даэдрическими играми, хотя уже не столь злы - может, дети Творцов тоже взрослеют, хоть и медленно? Да и светлые дети Творцов, именуемые Аэдра, тоже изменились. Словно примирились со своей полусмертной участью и нашли иной способ обрести божественность, нежели бегство за пределы Мундуса.       Но так ли было дело, или совсем по-другому - о том молчат скрижали. Имена Нереварина и леди Шеогорат словно нарочно стёрлись, остались только их подвиги, и вот они-то никогда не забудутся. Помяните же добрым словом тех, благодаря кому мы пережили те жуткие времена, Починили Дракона, и живём в этой, счастливой эпохе без войн. И пусть она продлится как можно дольше!       Так сказал менестрель Седьмой эпохи, закончив своё выступление в таверне "Западный вельд", перед тем как отключить электролютню от питания. После чего он направил свои стопы в храм Юлианоса, дабы восславить его мудрость, а притихший зал понемногу оживал и наполнялся голосами. Молчали лишь те немногие, кого эта история задела за душу.       Пусть же поможет она им когда-нибудь на жизненной тропе, да убережёт от неправильного пути!