***
Эван, поджав под себя ноги, сидел на диване, держа раскрытую книгу на коленях, поверх помятой мантии. На столике рядом с ним, по правую руку, находилась железная клетка с крысой, которая металась из стороны в сторону, будто предчувствуя беду. Эван, сосредоточенный на тексте, игнорировал поведение грызуна. Он в который раз за вечер пробежался взглядом по светло-коричневой, как тростниковый сахар, странице из кожи, где готическим шрифтом описывалось пыточное проклятие, а яркая иллюстрация изображала корчившуюся от невыносимой боли детально прорисованную симпатичную женщину лет сорока. Эван хотя и выучил формулу заклинания на зубок, но испытывая волнение еще раз прочитал и повторил ее. Собравшись с духом, он отставил фолиант и извлек палочку, приклеенную чарами к ткани, из рукава мантии, направив проводник на крысу. Древесина боярышника казалась матово-серой под тусклым освещением только одной похожей на шар включенной лампы, зависшей над потолком в центре комнаты. — Ульцэрэ сангвис*, — четко выговорил Эван слова, борясь с неуверенностью и мысленно вызывая желание причинить боль. Из конца палочки вышло красное, как спелая вишня, облако, которое, вопреки описанию, вместо того, чтобы окружить жертву, перекинулось на Эвана. Он почувствовал жар, будто по жилам вместо крови потекла горячая вода, вызывающий дискомфорт, и едва ощутимое болезненное жжение, будто к коже приложили крапиву. Эван навел на себя палочку и произнес: — Фините Инкантатем. Красный луч поразил его, но ничего не произошло. Он заволновался, ощущая, как разрастается боль, словно снежная лавина, спускающаяся с горы. Эван скосил взгляд на деревянный стол, где расположился блокнот связи с друзьями, и отвернулся. Его щеки раскраснелись, по лицу потек пот. Жар становился почти невыносимым. Он попробовал применить охлаждающие чары, но они не дали ожидаемого результата. На него снизошло кристально ясное осознание потери контроля над ситуацией. Страх сдавил сердце в груди липкими паучьими лапками. Дыхание участилось, конечности охватил тремор, сознание помутилось, предвещая обморок, перед глазами появились разноцветные круги калейдоскопа. Не давая себе возможность трусливо передумать, Эван, борясь с подступающим беспамятством, непроизвольно закусил губу до крови и схватил нагретую телом подвеску с инициалами «Г» и «П» и наставил на украшение палочку, активируя возможность посылать сообщения, прошептал: — СОС. Эван, облегченно выдохнув, неуклюже сполз вниз и сжался в комок на восхитительно холодном полу, и порадовался, что Гарри предусмотрел возможность экстренной связи, используя кодовое слово. Даже если друг будет спать, то услышит в своем сознании противный звук, напоминающий трель маггловского будильника. Даже дыхание, казалось, причиняло боль. Но мысль о смерти всё меньше вызывала тревогу под гнетом невеселых мыслей. Иной страх протянул свои мерзкие щупальца. Эван до дрожи в коленках боялся, что Гарри отвергнет его из-за темных искусств. Ведь он всегда пресекал о них разговоры, демонстрируя нежелание иметь с ними дело. Мрачные картинки рисовало сознание, воплощающие его жуткие грезы. Эвана словно одолела лихорадка, и он что-то бормотал, будто в бреду. Кажется, то его сознание отключалось, то Эйвери снова погружался в пучину боли и кошмаров. Сколько прошло времени, прежде чем он услышал долгожданный голос Гарри, звавшего его, Эван не знал. — Прости, — прохрипел он. Ему казалось очень важным сейчас извиниться. — Маледикционэм пэрдэрэ**, — услышал Эван в ответ и узнал в нем высшие чары, уничтожающие проклятия. Находись он в обычной ситуации, подивился бы, что Гарри смог применить столь сложное заклинание. Сам Эван мог только мечтать повторить такую магию… лет через десять. Агония, как и невыносимый жар, резко отступила. На их смену пришла спасительная прохлада. Гарри взмахнул палочкой, очищая Эвана от пота и разглаживая мантию, затем еще раз, накладывая чары диагностики. — Теперь с тобой всё в порядке, — вынес он вердикт, призвал фолиант с проклятиями и, поднявшись с колен, направился к креслу. Повисла гробовая тишина, и страх вернулся с новой силой. Эван, стараясь унять участившееся сердцебиение, пытался дышать ровно и сосредоточиться на магии разума, но без толку. Щиты, вместо того, чтобы подавить ненужные ему сейчас эмоции, пошли трещинами, как некачественное стекло от кипятка. Он, медленно поднимаясь с пола, мысленно проклял свой заурядный талант к окклюменции. Эван виновато посмотрел на Гарри, расположившегося в кресле, и пытался понять насколько тот зол. Но по его лицу ничего нельзя было прочитать. Тишина начала давить. — Извини, — произнес он, не зная, что еще сказать. Эван не обладал красноречием и плохо представлял, как ему исправить казавшуюся безвыходной ситуацию. — Садись, — Гарри махнул рукой на диван, расположенный возле кресла. Эван быстро повиновался. Их разделяло всего ничего, если бы Поттер захотел, то мог запросто к нему прикоснуться. Эйвери сложил ладони на коленях, чувствуя себя провинившимся ребенком, ожидавшим выговора отца за шалость. Его монолог обычно состоял из огромного, как марианская впадина, списка претензий, и он не ленился каждый раз выражать разочарование таким наследником, как Эван. «Ты такой же никчемный, как твоя мать, — говорил отец заплетающимся языком семилетнему сыну, имевшему неосторожность опрокинуть полупустую бутылку огневиски. Резкий запах алкоголя, как и произнесенные слова, навсегда отпечатался в памяти. — За что мне такое наказание?» Через год после того случая, когда родители привычно выясняли отношения на повышенных тонах, Эван услышал, что отец взял мать в жены только из-за огромного приданного по настоянию дедушки. Он презирал влюбленную в него миссис Эйвери. Хотя это не мешало отцу пользоваться деньгами жены, из-за чего он и не помышлял о разводе. Время от времени тот притворялся, что любит, обманывая мать Эвана. Пока любовница не разбила розовые очки миссис Эйвери, и она не покончила жизнь самоубийством. Эйвери-старший не забывал напоминать, что главная задача Эвана — продлить род, а на остальное он махнул рукой. «Из тебя не выйдет толкового мага, — сказал отец на последних летних каникулах, когда Эван не смог сотворить темное проклятие. — Будь добр, найди поскорее приличную ведьму и сделай мне внука… может он будет не таким никчемным, как ты». Эван привычно не опускал руки. Ведь смог же он стать лучшим на курсе по чарам? Конечно, времени для исследований катастрофически не хватало из-за выпускного года и дополнительных тренировок с друзьями, но Эван выкраивал часы для чтения книг о темной магии. И лишь недавно он приступил к практике. Упорство принесло плоды. В прошлую субботу у него вышло разбить тренировочную мишень с помощью темного заклинания. Окрылённый успехом, он попытался изучить более сложное проклятие, но нынешний результат его не радовал. Эйвери снова все испортил и стал разочарованием не только для своей семьи, но уже и для Гарри, который всегда поощрял его интерес к чарам, тратя драгоценное время на обучение Эвана, веря в его успех. Только с Поттером он почувствовал себя нужным, ощутил, что его мнение кого-то интересует. Эван непроизвольно сгорбился. Возникло неприятное ощущение тяжести под ложечкой. — За что ты просишь прощения? — ровным тоном спросил Гарри. — За темную магию, — с трудом выдавил из себя слова. — За то, что потревожил среди ночи… — Эван с трудом обличал в слова мысли и чувства. Он замолчал, не находя, что еще сказать. — Ты знаешь, почему вредно использовать темные искусства в детском и подростковом возрасте? — задал вопрос Гарри, пристально посмотрев ему в глаза. Эван замялся, сомневался, стоит ли озвучивать известные ему сведения. — Ну же, — более мягким тоном произнес Гарри. — Я жду. — Потому что из-за своей несдержанности дети могут нанести необратимый вред другим людям, — сказал Эван то, что считалось самым часто используемым в обществе доводом против изучения темных искусств. — Это все? — с нажимом спросил Гарри. — Бытует мнение, что это вредно, — добавил он, после непродолжительной заминки. — Чем? — Эвану показалось, будто взгляд Гарри стал более пронзительным. — Отец говорит, что ничем, все это пропаганда, — сознался Эйвери. — Нет разницы между темной и светлой магией. Мы не должны себя ограничивать. — Частично истинно, частично ложно, — с улыбкой прокомментировал Гарри, довольный его ответом, и давящая тяжесть в груди слегка ослабла. — Магия делима лишь в сознании магов, — продолжил он, его голос приобрел бархатные нотки. — Эмоции, которые мы используем, за редким исключением, являются одним из главных факторов, влияющим на то, как мы называем творимую волшбу. Положительные — значит магия светлая. Отрицательные — темная. А если нет надобности в эмоциях, как в тех заклинаниях, которые в основном мы изучаем в школе, то такую магию сейчас модно называть нейтральной. Достаточно правильно произносить вербальную формулу и верно воспроизвести движение палочки, чтобы она работала. Нейтральные заклинания можно усиливать эмоциями, меняя их «окрас», но речь не об этом. Эван согласно кивнул. Для него эта информация не являлась новостью. — Большая часть магии, именуемой темной, в основном, требует от колдующего желания причинить вред, иногда ей хватает и злости, а бывает только ненависть способна продемонстрировать всю мощь заклинаний. Редко выходит, что волшебник, не прибегая к негативным эмоциям, может получить какой-либо результат от такой магии. Тут необходимо разбирать каждый отдельный случай, ведь причины такой одаренности могут оказаться самыми невероятными. Проклятая вещица, по незнанию носимая на теле, империус… Но я снова сбился с темы, — виновато улыбнулся Гарри. Эван, слушая лекцию Гарри, безуспешно старался задавить медленно прорастающие ростки надежды, что всё обойдется. — Среднему по силам и умениям волшебнику для изучения азов темных искусств необходимо несколько лет постоянной практики, — продолжил Поттер. — Пока не выучишь основы, не станешь достаточно опытным, придется каждый раз вызывать яркие отрицательные эмоции, — Эван отстраненно подумал, что ему, обделенному талантом к темной магии, понадобится еще больше времени для освоения базиса. — Их продолжительное намеренное использование во время колдовства непроизвольно вплетает их в ауру юного волшебника, с целью облегчить применение подобных заклинаний. Впоследствии отпадет нужда в настоящем желании причинять вред для, предположим, пыточных проклятий. Подобная «помощь» усиливает не лучшие черты характера, и колдующий становится более вспыльчивым, импульсивным и жестоким, — более строгим тоном произнес Поттер. — Чтобы убрать последствия, нужна магия разума. — А с окклюменцией придется всегда полагаться на эмоции при темном колдовстве? — взволнованно выпалил Эван, увлекшись речью друга, на время забыл страх. — В том-то и дело, что нет, — улыбнулся Гарри. — С практикой в них отпадает нужда. Так что оказанную собственной магией услугу сложно назвать помощью. К тому же самый сильный негативный эффект проявляется у тех, кто не достиг зрелости. Также без дисциплинированного разума сам колдующий может причинить себе вред. Эван содрогнулся, вспоминая свою сегодняшнюю оплошность. Он сомневался, что в ближайшее время будет способен заниматься темной магией. Боль и отчаяние были еще слишком свежи в памяти. — Мне посчастливилось узнать эти сведения из дневника предка Сириуса, — признался Гарри. — Тебе отец ничего не говорил? — Нет, — Эван вспомнил, как Эйвери-старший без объяснений вынуждал учить окклюменцию перед тем, как позволить применить первое темное заклинание. Но Эван небезосновательно предполагал, что Эйвери-старший обучил его менталистике не из-за беспокойства о психическом здоровье сына, принимая во внимание его слова о том, что вред от темной магии — всего лишь бредни светлых волшебников. — Я могу помочь, — неожиданно сказал Гарри. Эван с нескрываемым изумлением уставился на него, услышав то, о чем в тайне желал, но боялся поверить, слушая лекцию, которая намекала на данный исход. — С темными искусствами? — переспросил Эйвери, желая услышать подтверждение из уст Гарри. — Да, — тот кивнул и строго добавил. — Но сначала нужно разобраться с твоими навыками в окклюменции. Пока не достигнешь нужного уровня — никаких изысков с темными искусствами. А когда придет время, отрабатывать заклинания ты будешь только под присмотром. И ты не должен снимать амулет, защищающий разум от посягательств извне… Мне не нужно объяснять, почему не стоит даже друзьям рассказывать о нашем разговоре? — Само собой, — глупая улыбка появилась на лице. — Можешь не таиться от Корвина и Дэвида, — добавил Гарри. — Но пока больше ни с кем не обсуждай наши индивидуальные занятия без моего дозволения. Эван закивал, ничуть ни удивленный, что Роупер и Линч владеют сомнительной для общества магией. У него имелись подозрения насчет Корвина, а Дэвиду, как будущему аврору, преподавали ее основы в академии. — Я научу тебя как правильно скрывать наши тайны, — пообещал Гарри. — Ты готов? — Сейчас? — растерянно спросил Эван. — А чего тянуть? — с усмешкой поинтересовался Гарри. Эйвери согласно кивнул и решительно спросил: — Что мне делать? — Расслабься и очисти сознание, — Гарри направил на него палочку. Эван послушно и с радостью выполнил недвусмысленный приказ.***
В середине марта у Гарри закончилось терпение по отношению к Эйвери, который втайне от всех занялся практикой темной магией. Эван, конечно, желал поделиться секретом с ним, но давил порывы откровенности, находясь под гнетом страха быть отвергнутым. Поттер редко встречал столь сильные чувства, когда любое вмешательство, как, например, усиление желания открыться, привели бы к подсознательному ощущению неестественности, которое могло бы в будущем сыграть свою негативную роль. Гарри пресекал разговоры о темной магии с друзьями, не владевшими ментальной магией на должном уровне, не только из-за пристального внимания директора к его персоне и желания скрыть от Дамблдора мастерство в этом разделе колдовства. Его не прельщало заиметь подсевших на насилие друзей (а точнее последователей, если называть вещи своими именами), которые выработают привычку решать проблемы с помощью жестоких методов. Гарри слукавил об источнике осведомленности относительно ущерба, наносимого темной магии колдующему. Существовала лишь официально недоказанная теория об этом, основанная на словах известных волшебников. Ее подвергали жестокой критике чистокровные, активно поддерживающие политику Волдеморта, как Эйвери-старший. Зерно истины, конечно, находилось в их речах. Поскольку к темной магии приравниваются еще и иные заклинания, не требующие негативных эмоций, но их не так уж много и они, зачастую, еще сложнее в освоении, чем обычные. Сторонники теории акцентировали внимание оппонентов на ощутимых эмоциональных изменениях и на примерах плохо кончивших темных магов. В ответ приводился довод, что взрослый человек с нормальной психикой может и не ощутить никаких значительных изменений в своем поведении и эмоциях. При условии, если не будет злоупотреблять темными искусствами и не запятнается чернейшей магией. Аура, естественно, «потемнеет», но длительный перерыв в их использовании и положительные эмоции нередко способны ее «осветлить». Гарри ссылался на Блэков, как на источник информации, желая добавить весомости словам о вреде темных заклинаний и пояснить наличие специфических и никому не известных ментальных техник. Он не поленился создать мемуары якобы дальнего родственника крестного, которые намеревался предоставить друзьям для ознакомления. «Магический мир много потерял из-за скрытности последователей Гриндевальда, чьи негуманные опыты подтвердили истинность теории о вреде заклинаний, требующих негативных эмоций для их сотворения», — с ноткой сожаления подумал он. Гарри в начале его пути как мага выучил не одну технику, способную справиться с последствиями темной магии… и светлой. А в дальнейшем он научился работать с подсознанием и пресекать его поползновения облегчить эмоциональное колдовство. Приспешники Гриндевальда с помощью окклюменции могли повторить последнее, но для этого необходимо иметь выдающиеся для этого мира способности к магии разума и дюжину лет ментальной практики за спиной. «Контроль над магией, приближенный к идеалу, и сильная воля способны заменить эмоциональные костыли», — мелькнула мысль. Длительная практика одного и того же колдовства дает детальное представление об его эффекте сознанию и подсознанию волшебника. Также частое применение того же самого заклинания учит вкладывать ровно столько магии, сколько нужно для его полноценной работы. В совокупности это имитирует псевдо-идеальный контроль и сильную волю. И тогда, как он и говорил Эвану, отпадает нужда в эмоциях. Гарри собирался преподавать Эвану самые простые очистительные техники, переделанные им под местную магию, но и они требовали приличной базы в менталистике. Эйвери еще предстояло подтянуть навыки окклюменции до нужного уровня. Гарри потратил столько времени на свое окружение не для того, чтобы вырастить марионеток без мозгов. Он учел свой прошлый опыт и пришел к выводу, что поистине лояльные умные подчиненные горы свернут ради его блага. Импульсивные и вспыльчивые люди своей несдержанностью способны загубить даже самые идеальные планы. Окклюменцию рекомендуют изучать для того, чтобы подавлять ненужные мысли и волнения во время темного колдовства. Ведь опасно смешивать необходимые эмоции с посторонними из-за, зачастую, непредсказуемого результата. Кстати, это одна из причин, почему в том же Дурмстранге изучают окклюменцию вместе с темными искусствами. Эйвери не имел толкового наставника и обладал невыдающимися способностями к менталистике, так что когда-нибудь он бы совершил оплошность. Гарри не желал дожидаться этого момента. Он создал ментальную симуляцию ошибки с темным заклинанием. Весь разговор, чувства и реакции Эвана являлись настоящими, Гарри на них не влиял магией. Только ситуация была придумана, но и произошедшее для Эйвери теперь является реальным: даже Омут памяти не найдет различий. Это самый простой, эффективный и безопасный способ показать, чем опасны игры с тем, что пока еще не по плечу. В результате действий Гарри преданность Эвана вышла на более качественный уровень, и тот, благодаря неудачному опыту и боли, прекратит калечить свою психику изучением темных искусств, когда он к ним не готов. Гарри начал преподавать Эвану, как и когда-то Корвину, более совершенный и простой метод работы со своим разумом. Остальных он тоже не намеревался обделять, но обучать их будет постепенно. Как и Роуперу, Гарри скрыл в его сознании их разговор от здешних менталистов. Будущие занятия он тоже не собирался оставлять на откуп никчемной защиты Эвана. «Нужно будет привлечь Дункана, Джеймса, Виктора и Люсьена к этим урокам, — мелькнула мысль. — Они уже сейчас, в отличие от Эвана, способны освоить некоторые очистительные ментальные техники».***
Дни не изобиловали разнообразием, и, казалось, время ускорило свой темп как минимум в два раза. В апреле Гарри закончил принимать зелье Шульца. Чудесный отвар позволил телу выдерживать больше сил, что положительно сказалось на боевом потенциале, который он мог демонстрировать только в искусственном ментальном мире во время тренировок. Помня о планах по обогащению, Гарри выбрал одно из самых не затратных и перспективных изобретений, появившегося во время изучения рун этого мира. Также у него возникла идея воспользоваться Турниром, чтобы прорекламировать свое изделие, и в этом деле ключевая роль отводилась Корвину. «Может получиться», — отписался Роупер. — «Но необходимо подать заявление на патент, желательно не только в наше Министерство. Мой отец имеет связи в Отделе международного патентования Конфедерации, так что регистрация не отнимет много времени». Гарри знал о законе, обязывающем патентовать изобретения, которые маг хочет продавать, с целью не только обезопасить авторские права создателя новинки, но и для возможности сохранить сведения о процессе сотворения артефактов. Ведь многие магические вещицы до сих пор не могли воссоздать. Тем же вечером Поттер отправил Корвину образцы недавно созданных артефактов с нужными документами. Гарри, как правило, дарил друзьям собственноручно сделанные предметы. В этом месяце праздновали дни рождения Дэвид и Корвин. Линча он намеревался порадовать жутко сложным в приготовлении и баснословно дорогим по ингредиентам зельем. Непривлекательная жижа, похожая на фекалии, на удивление с приятным ароматом хвои, значительно повышала эффективность физических тренировок на месяц. Правда, повторно, без страха отравиться, порцию можно было выпить только через полгода. Гарри не понаслышке знал о чудесных свойствах подарка. Из-за ритуала, подарившего ему иммунитет к большинству ядов, он злоупотреблял им во время ежедневных ментальных тренировок. Для Корвина чародей создал похожее на слизь подслушивающее приспособление. При соприкосновении с любой поверхностью устройство сливалось с ней, меняя свой окрас, как хамелеон, и только для взора владельца оно фосфорицировало. В случае обнаружения посторонним человеком слизеподобное вещество самоликвидировалось, превращаясь в воду. В начале пасхальных каникул Гарри поглотил очередного мага, коллегу Клауса. На этот раз ему достался природный дар целителя, как у Элисон. Весьма полезное приобретение, особенно в совокупности со знаниями выдающегося колдомедика, которого он поглотил после первого задания Турнира. Его душа стала жертвой из-за врожденного таланта к преобразованию, позволявшего на равных конкурировать с теми, кто имел дар целителя. На следующий день Гарри наведался в совятню. Уменьшенная коробочка с подарком для Корвина, которую он привязал к лапке Морганы, была надежно зачарована. Ее мог открыть только адресат, а артефакт, находившийся внутри упаковки, работал лишь в руках Гарри и того, кому он предназначался. Поттер наслаждался видом с высоты и безоблачным небом, синим, как лазурь. Ласковый ветерок трепал его волосы, до слуха доносилось копошение сов. Фигура белой птицы медленно исчезала вдали. Когда Морганы и след простыл, он окинул напоследок взглядом совятню и направился обратно. Спускаясь по лестнице, Гарри, на ее середине, столкнулся с директором. — Добрый день, профессор, — вежливо поздоровался он, в который раз замечая странную магию палочки Дамблдора. Он не мог полностью разобраться из чего и как ее создали. Лишь остро тянуло пространственной магией, а часть свойств вовсе не ощущалось, только едва заметный намек на то, что они есть. — Добрый, Гарри, — рассеяно улыбнулся профессор и продолжил путь. Чародей снова подумал, ступая по ступенькам, что в мире существуют артефакты, частично скрытые от его чувств. Гарри быстро вернулся в секретную комнату, где находились почти все друзья. Заняв дожидавшееся его кресло, он взял один из научных журналов, который не успел прочитать утром, краем уха прислушиваясь к разговорам. — Я скучаю по квиддичу, — ныл Малфой, обложившись книгами, и находил поддержку в лице Седрика и Пьюси. — Не было бы Турнира, скоро бы готовились к последнему в сезоне матчу, — меланхолически вздыхал Эдриан, поглядывая на недописанное задание по трансфигурации. — Может, полетаем? — предложил Диггори. Они переглянулись, заметили, что никто больше не заинтересовался их идеей, кивнули друг другу и молча сорвались с места. Не прошло и минуты, как их словно ветром сдуло. — Гарри? — медленно протянула Эрида, отрываясь от учебника по трансфигурации за седьмой курс. — Да? — он отложил журнал и взглянул на чем-то озадаченную Селвин. — Тут написано, — постучала по обложке книги, — что можно создавать магией еду… Но это противоречит закону Гэмпа! — в голосе звучало возмущение. Все с любопытством повернулись к Гарри. — Ошибка в учебнике? — неуверенно предположил Джастин. — Отнюдь, — улыбнулся Гарри. — Тогда законы Гэмпа неправильные? — неуверенно прозвучал голос Эйвери. — Нет, — покачал головой Поттер. — Они верны… для элементарной, — он выделил слово голосом, — трансфигурации. А то, о чем ты читаешь в последнем разделе учебника, является высшим преобразованием. На последнем курсе ему уделяется непозволительно мало времени и дается лишь краткая информация о том, что оно существует. — То есть можно создать магией золото? — возбужденно произнес Джастин. — Конечно, — ответил Гарри. — Например, с помощью алхимии, подраздела высшего преобразования и, что часто оспаривают, зелий. Или если тебе хватит мастерства и силы для сотворения благородного металла… Официально считается, что лишь двое ныне живущих волшебников способны на подобное. — Дамблдор и Фламель? — предположил Эван, заметив, что никто не торопится высказывать свои догадки. — Верно, — одобрительно кивнул Гарри, вызвав мимолетную улыбку у Эйвери. — Но и с помощью элементарной трансфигурации можно изменить вкус и форму еды. — Я пытался преобразовать, как указанно в инструкции, хлеб в сдобную булочку, но, кроме сладкого вкуса, я ничего не добился, — смущенно признался Шафик. — По формуле Мэлфиса? — уточнил Гарри. — Позволяющую менять не только форму еды, а и ее вкус? — Да, — подтвердил Альфаред. — Удивительно, — искренне произнес Гарри. — У тебя настоящий талант. — Серьезно? — недоверчиво переспросила Фиби. На лице Ала также проглядывалось неверие, как и у других присутствующих. — Не каждый выпускник, сдавший ТРИТОНа по Трансфигурации на «превосходно», способен добиться такого же результата, как у Ала, — развеял их сомнения Гарри. — Формула этого заклинания слишком сложная. Дамблдор, будучи выпускником, был единственным известным магом, который мог полностью изменять одну пищу на другую. Шафик раздулся от гордости. Фиби с нежностью посмотрела на своего любимого.***
Занятия и домашние задания были, как обычно, элементарными для Гарри. Ранее полезная астрономия, после получения памяти множества магов, не могла больше увеличивать его знания. Лишь уроки прорицания, травологии и уход за магическими существами не являлись для него бессмысленным времяпровождением. Предвиденье развивалось со скрипом, хрустальный шар так и не сменил изображение, а карты, как и иные гадания, давали слишком обобщенные данные. Травология давала практику. А вот Хагрид принес забавных зверьков — нюхлеров. Из-за их природной предрасположенности к пространственной магии Гарри нацедил у них крови, чтобы, когда появится лишнее время, провести несколько экспериментов с ней. С Анной он виделся всё меньше, но это не влияло на их отношения. После пасхальных каникул вышел новый номер «Пророка», вызвавший небывалый ажиотаж. — Все мы равны перед законом, — напыщенно вещал Фадж с передовицы. — И каждый волшебник заслуживает справедливого судебного рассмотрения его дела. Пришла пора восстановить справедливость. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- *Ulcere sanguis — кипение крови. **Maledictionem perdere — уничтожить проклятие.