Black Pearl

Лухан блаженно потягивается на полу, тихо напевая и подстраиваясь под хриплый голос Армстронга. Он слегка приоткрывает рот, облизывает губы, принимая сигарету-самокрутку из тонких и длинных пальцев своего друга/любовника(?). Воздух и вся комната наполнены марихуаной и смоговой романтикой. Он поднимает затуманенный взгляд на Чанеля, который с умным видом читает книгу, которую в обычном состоянии он никогда не возьмет в руки. Лухану всегда казалось, что тот даже не понимает, о чем читает. Однако после Пак мог очень долго рассуждать вслух о мыслях и словах автора, о прекрасных оборотах речи и приятном послевкусии книги, осевшем на кончике языка. Хань только кивает, вслушиваясь в голос младшего, понимая, насколько тот похож на голос Луи. А после, когда Пак делает очередную затяжку, целует его, втягивая в себя вкус напечатанных страниц и дым от сигарет. Пак затягивается, встречается со взглядом парня и, усмехаясь, откидывает голову назад, выпуская тонкую струйку дыма вверх. Хань снова закрывает глаза, погружаясь в атмосферу джаза и легких наркотиков с запрещенной для общественности литературой. Он расслабляется до тех самых пор, пока его затылок не встречается с полом. Чанель встал, лишив старшего подушки в виде своих ног. Лухан недовольно мычит, но не встаёт, потому что не чувствует своих ног и рук, тела, мыслей, чувств, да и вообще. Пак нависает над ним, затягивается и выпускает дым в губы Лухана, даря поцелуй. Что опьяняет сейчас больше: марихуана или Пак Чанель? Ответа на этот вопрос Хань дать не может, потому что сейчас ему кажется, что даже воздух в комнате стал каким-то не таким. Его так мало. И кислорода, и парня напротив. -Ты – мой, – тихо рычит Пак на ухо старшему, больно впиваясь губами в кожу на шеи, заставляя дыхание сбиться, а сердце сжаться до предела и бабочек внизу живота. Но только сейчас, только на эти три часа, в которые Хань помогает младшему с подготовкой к экзамену по зарубежной литературе. На трезвую голову Чанель не может читать, а вот после второй или третьей затяжки и пары джазовых композиций он просто утопает в книгах, он утопает в словах и историях, а потом он утопает в Лухане, как и тот в нем. Медленно, мучительно, без меры, нечеловечески. Долгие поцелуи с откровенными касаниями, тихие вдохи и громкие выдохи, пошлые стоны, скрежет зубов, багровые засосы и красные полумесяцы от ногтей – неотъемлемая, обязательная и самая важная часть их еженедельных бесконечно тянущихся занятий. Через час Пак снова закручивает "травку" в ровный листок бумаги, пытаясь завернуть так, чтобы ничего не развалилось и не просыпалось. Но сколько он не пытается, самокрутка распадается снова и снова, а сам парень начинает нервно смеяться и комкать в руках все новые и новые чистые и белые листы. В этот момент в ход идёт тихий, ласкающий слух, голос хёна и его нежные прикосновения к таким красивым рукам Чанеля. Все начинается заново: младший берет книгу и впитывает в себя каждое слово, каждую строчку, целые абзацы. Ни марихуана, ни голос из старого и потрепанного временем граммофона не мешают ему читать вслух совершенно четко и эмоционально. Только лишь изредка быстрый взгляд, направленный на Лухана, который хватает ртом воздух и ласкает себя через тонкую ткань белья под бархатный и сексуально-низкий голос Пака, отвлекает и заставляет с придыханием повторить последние мысли, чтобы не запутаться в тексте. И в самом себе.