***
Очнулся, молодой Шеавин, у себя в комнате. Чувствовал он себя устало и разбито. Телу отчаянно не хватало воды. Старшому было, пожалуй, забавно-ностальгически, вспоминать тот шок, с которым приходило понимание происходящего. Впрочем, через несколько минут в комнату вошла Месалтиель. — Добро пожаловать в новую жизнь, Шеавин, — в первый раз за все время пребывания младшего у неё, она улыбнулась. — Ты познал свой первый урок, ты познал себя как часть жизни. Отдыхай и прими изменения, которые произошли в тебе. — Сказав это, женщина подала Шеавину воды, позволяя утолить жажду. — Медитировать тебе пока лучше в подвале, взаимодействие с окружающим миром может тебя шокировать. Действительно, оказалось, что в его комнате осталась только его постель и голые стены. Вспоминая те события, Шеавин даже порадовался, целых два месяца в подвале он медленно расширял количество объектов, с которыми взаимодействовал: от жидкой пищи до сложных блюд из растений, мяса и минеральных приправ; от одного матраса до полноценной кровати; от полной изоляции с внешним миром до открытия циркуляции воздуха с улицей. Окончательно покинуть «покои» в подвале Шеавин смог только через полгода. Все это время так же медленно нарастали и физические тренировки. Еще через четверть года вернулись и тренировки в стиле «забросьте этого салабона в очередную ловушку», правда в этот раз, не смотря на то, что на гране сил рефлексы дяди опять просыпались, младший Шеавин мог их запоминать осознанно, что увеличило эффект как минимум в два раза. К концу второго года прошел и второй ключевой урок. В этот раз это было предрассветное время в месте, где сходилась топь с одной стороны и лес отделенный рекой с другой. Наставницу молодой Шеавин опять не видел, хотя её присутствие ощущалось где-то на периферии чувств. — Дитя, что познало себя, слушай меня, настал черед познать частицу мира, что вокруг тебя, — прозвучал её голос в разуме юноши. Да, теперь он мог определить практически любое влияние из вне, осуществляемое на него, но будучи предупреждённым, не сопротивлялся. — Познай себя, — прозвучал на распев её мелодичный голос где-то рядом. Юноша опять погрузился в себя, восстанавливая в воображении полную виртуальную систему самого себя. — Познай это насекомое, что село на тебя, познай его мотивы и желания. — Все так же на распев произнес голос наставницы, вгоняя молодого Шеавина в транс. Медленно в воображении прорисовывалась система насекомого, но не такая как его. Если он сам себя воспринимал как биологический объект. То насекомое он видел как примитивный блок… логики действий? Да, это была переливающаяся разными цветами диаграмма принятия решений в реальном времени. Вот оно определило, что в этом месте пищи нет, и устремилось вслед за запахом, который принес ветер. — Предвидь его действия, — опять голос наставницы, вгоняющий еще глубже в транс. Диаграмма развилась в древо действий, каждый узел которого представлял диаграмму, а корни последствия решений. — Представь его действия, — продолжая свою мантру на распев практически пела Месалтиель. В этот раз, каждый переход между узлами стал действиями насекомого. Выпить воду, вкусить еду, опорожниться, улететь. Каждое это действие обрисовывалось в его разуме на местности. — Увидь влияние из вне. Древо развилось новой пространственной координатой, оно стало трехмерным. И в третей плоскости появились корни, врастающее в узлы из ниоткуда. — Почувствуй влияние из вне. Следом, новые корни приварилось в эти влияние: дуновение ветра, мой удар, нападающий хищник, новая пища… много, очень много влияний и дерево постоянно достраивалось, становясь пугающие огромным. — Узнай свой предел, — прозвучала последняя строка мантры. Древо уже насчитывало тысячи вариантов в прогнозе всего на несколько сотен ударов сердца, когда сознание не выдержало информационной нагрузки и вырубилось, отправив Шеавина младшего в обморок. Но картина происходящего на этом не закончилась. Усталая женщина, хотя кто по-младше, навряд ли бы разобрал что-то на словно высеченном из мрамора лице, выбралась из ближайшей тени и присела рядом. — Надо же, целых тридцать секунд выдержал, — холодным, безэмоциональным голосом сказала женщина, — выходи Хелавель, от меня ты можешь не прятаться. — Сумрак на опушке дерева буквально сгустился и выплюнул вторую женщину в одеяниях провидца. — Ты же знаешь правила, — укоризнено добавила Месалтиель. — Но, я же не показывалась, — недоуменно сказала женщина, сопроводив это соответствующей позой и тоном. — В его состоянии он может случайно заметить и искажения пространства, вызванные переходом по паутине, не то, что одну спрятавшуюся видящую, — с сарказмом сказала наставница, — но можешь прийти в следующий раз… Если хочешь его убить. — Прости, — повинилась женщина, — просто… — Я поняла, приходи в гости через полгода, сейчас его разум балансирует на острие лезвия. С одной стороны медленно ассимилируемая личность Лиматиеля способная взбунтоваться в любой момент, с другой безумие не выдержавшего нагрузок разума. — Прости, я просто должна была его увидеть, — сказала Хелавель, и жестом попросив разрешение, провела рукой по щеке своего сына, который сейчас, уже безмятежно спал глубоким сном. — Ибо я скоро отбываю и я хотела последний раз его увидеть. — Все же, не смотря на твои профильные таланты, это неоправданный риск и для тебя и для него, — наставительно сказала Месалтиель. К этому времени прибыл легкий транспорт, и она аккуратно погрузила тело юноши в ложемент. Женщина за спиной Месалтиель вздохнула, бросила последний взгляд на умиротворенное лицо сына и попрощавшись с наставницей, отправилась к еще одному, только прибившему транспорту. В этот раз куда большему. — Куда движемся, любовь моя? — спросил мужчина в пилотском ложементе вошедшую на борт судна женщину. — Порт Потерянных Душ, нужно подготовиться к будущим свершениям, — жестко сказала женщина. — Коммораг? Ты уверенна, что эта язва на теле империи именно то место, которое нам нужно? — удивился пилот, впрочем, не отвлекаясь от диалога, он вел свое небольшое судно к ближайшим вратам паутины. — Нам нужны темные дары Кхаина, а в этом месте можно будет найти много и сразу в одном месте, — озвучила Хелавель свои мотивы. В этот момент судно прошло портал паутины, оказавшись в пространстве между реальным и не реальным (имматериум, он же варп) миром. Корабль принял координаты и начал отрабатывать заложенный маршрут по очередному туннелю паутины. — Что же, я не смею спорить с тобой любимая, — ответил пилот, когда закончил все манипуляции с психоматрицей корабля, — Будем там через два месяца. — Отлично, — игриво улыбнулась женщина, — я думаю, мы найдем, чем заняться в пути. — Одновременно с прозвучавшими словами балахон медленно соскользнул с её тела, открывая взору пилота гладкую женскую кожу.***
Пожалуй, последний, достойным упоминания, мнемосон произошел на четвертый год обучения Альтер эго Шеавина. — Что же, ученик мой, — сказала Месалтиель, — настало то время, когда ты, не спотыкаясь на каждом шагу, будешь способен их применять. — Их? — удивленно спросил юноша. Жестом, попросив терпения, женщина продолжила вести молодого Шеавина за собой, в глубины подвала под полом, как ему раньше казалось, обычного ангара для транспортной «ласточки». Опустившись на глубину около двадцати метров, под поверхностью, они вышли в небольшой зал, стены которого были увешаны, нет, не оружием в прямом смысле слова, но инструментами войны в основном направленные на добычу информации. По крайне мере, к такому выводу пришел молодой Шеавин, старший воздержался, его жизнь отучила делать поспешные выводы. Интересовало пару наставницы и ученика один закрытый стеллаж в конце зала. Покрытый предупреждающими и активными охранными рунами, он буквально излучал опаску. Месалтиель прикоснулась к рунам охраны в определенном, одной ей известном порядке, после чего дождавшись, пока стеллаж превратиться в стол-инструментарий, вытянула из нижних полок под верстаком огромный контейнер без рун вообще. Просто матово-черный прямоугольник. Юноша уже догадывался что это, впрочем, это не умерило его восторгов, когда контейнер открылся и показал его взору свое содержание. Старший не удержался от ехидной и ностальгической улыбки, когда смотрел на свое молодое воплощение, на лице которого проскальзывали разные эмоции: непонимание, недоверие, обида, разочарование. — Это твое будущие орудие труда! — торжественно объявила наставница, неимоверными усилиями скрывая прущее из неё ехидство. Младший еще раз посмотрел на запчасти внутри контейнера потом на наставницу, проверить, не шутит ли она. Но раньше, чем он решился задать вопросы, Месалтиель объяснила ситуацию. — И это же твой последний экзамен. Винтовка рейнджера, это продолжение его самого, его души и мыслей. Еще одна функциональная рука, способная убить и спасти, ранить и вылечить, поймать или отпустить. В конечном итоге, у молодого эльдара, спустя сотни справочников и наставлений, тысяч часов работы и испытаний вышло орудие, которое прошло с ним, хм, пожалуй, несколько тысячелетий, благо псикость позволяла неограниченно себя ремонтировать, модернизировать и дорабатывать. Винтовка даже свое собственное имя впоследствии заработала — «Бесшумный Искатель», за любовь Шеавина отмечать жертвы самыми разными маркерами, от феромо́нов опасного хищника, до люминесцентной краски или радиоактивного изотопа. Ух, а уж номенклатура боеприпасов к этой винтовке не одно столетие была личной гордостью Шеавина после «падения».***
Мнемосон окончился в тот момент, когда молодое Альтер эго Шеавина взошло на борт межпланетного транспорта в сопровождении наставницы, которой надоело сидеть в глуши. А впереди меня ждала суровая будничная реальность в сумасшедшем (конечно не Коммораг, но перспективы есть), закрытом богами мире. А старому эльдару всего лишь нужно сделать так, чтобы этот мир продолжал быть закрытым, в счет старого долга, так сказать. Тоже, нашли кого выбрать…