Сто семидесятая

От собственного решения всё внутри трепетало: впервые за долгое время у меня появилась достойная цель. Мне не повезло, как и многим моим соплеменникам до меня. Я оказалась в плену и моя дорога — сгинуть среди чужаков. Но сделать это хотелось достойно, и наконец чувствуя силу осуществить задуманное, я тихо радовалась, как, наверное, делают помешанные. Ведь не могла же я в здравом уме и твёрдой памяти желать собственной гибели и испытывать при этом томительное возбуждение? Наверное, неизвестная технология ратенмарцев всё же оказалась способной повредить тейанский рассудок. И для меня это означало, что я не собиралась становиться кормом ни для ратенмарца, ни для его чудовищной машины. Я поставлю точку чужими руками, не дав ран Альрону и техногенному монстру высосать меня до капли. Удивительно, но мне удалось заснуть и, более того, прекрасно выспаться. Совершив привычные процедуры, облачившись в чистое платье, я села на кровать и стала ждать. В теле слабо вибрировало напряжение, пока я продолжала смотреть перед собой, обдумывая детали. В предвкушении задуманного в горле продолжало сохнуть, заставляя в очередной раз пригубить воду из стакана. Время подошло и на экране комма отразилось напоминание о первом приёме пищи. Я не спешила, подождав ещё немного, и неторопливо отправилась в обеденную. Там уже было людно и шумно. Получив свой поднос, я отправилась в известном направлении и нисколько не удивилась, обнаружив двух знакомых мне Синих там, где и надеялась их разыскать. Я шла прямо к ним, не чувствуя смущения за то, что могу помешать компании. — Могу я к вам присоединиться? Парни не заметили моего приближения и потому, слегка удивившись прибытию гостьи, согласием ответили с запозданием. — Будем рады, — отодвинул для меня стул Кэртис. Улыбка Синего убеждала в искренности его слов, чего нельзя было сказать про Джена, тот глядел на меня с подозрением, не преминувшим всплыть на поверхность, стоило мне сесть. — Выбрала бы ты себе другую компанию, Хранящая, — прогнусавил он, намеренно не называя меня по имени. — Джен! — Кэртис был возмущён и, кажется, совсем не ожидал такого поведения от товарища. — Всё в порядке. Я понимаю страх Джена. Блондин крепче сжал вилку и сузил глаза, ответив: — Это тебе бы стоило опасаться капитана.  Мои слова или, может быть, снисходительный тон явно задели его за живое. — С чего бы? — спросила я так, словно действительно не понимала, о чём говорит Джен. Он бросил на Кэртиса недовольный взгляд, словно это тот был во всем виноват, и, не ответив на прямой вопрос, заметил: — Хранящие капитана сидят у себя в каюте как мыши и не высовываются. — И? — с вызовом спросила я. — И тебе бы стоило следовать их примеру, если хочешь протянуть подольше. — И без того отталкивающее лицо перекосило от злости. Этого я не хотела абсолютно, но, само собой, промолчала, подёрнув плечами и принявшись за еду. Наша короткая перепалка не оставила Кэртиса равнодушным. — Юна, не обижайся. Просто мы решили, что из-за нашего разговора у тебя могли быть проблемы… — Это у нас могли быть проблемы, — пробурчал Джен с набитым ртом. Кэртис сжал губы в узкую полоску и продолжил, словно ничего не слышал:  — …и во всем виноват только я. — Не бери в голову, — отмахнулась я от извинений, словно в них не было нужды. Кэртис правильно понял мою реакцию. — То есть тебя не наказали и всё действительно нормально? Я кивнула. — Фух, — с явным облегчением выдохнул Синий. — Я рад, что всё обошлось. — Похоже, ты прирождённая Хранящая и отлично знаешь, в чём заключается твой долг, — двусмысленно заметил Джен, расплываясь в гаденькой улыбочке. — Джен, прекрати уже. Чего ты взъелся? — А того, — прорычал в ответ Джен. — Из-за её болтовни мы могли не просто вылететь с Зигмы, но и понести наказание. — Но ведь она просто отвечала… — У дуры нет мозгов держать язык за зубами, а нам потом расхлёбывать. Кэртис хотел продолжить спор, но я его остановила: — Не нужно. Джен просто трясётся за свою шкуру. Я понимаю, что храбрость при рождении, как и ум, распределяется между ратенмарцами не в равных долях. — Я откровенно грубила, но Синий был сам виноват, дав такой приятный повод привести мой скромный план в исполнение. Лицо Джена побагровело. — Ах, ты, маленькая сучка! — Его глаза сузились. — Язык тебе не для того, чтобы им чесать, а чтобы ублажать капитана по требованию. Будешь болтать, останешься без него! Джен даже не догадывался, что попал по больному месту, напомнив мне одну из последних встреч с Альроном. — Забыла спросить Синего десятого уровня! — Уничижительный взгляд упал на Джена сверху вниз. Руку ужалило лёгкой вибрацией, похоже, нас слушали. Кажется, кроме меня этого никто не заметил и потому я не стала проверять экран. Не хватало ещё потерять такую замечательную возможность завершить всё так скоро. Я почти ликовала внутренне, видя, как пылает яростью лицо Джена. — Кто бы пасть разевал. — Ребята, прекратите, — Кэртис уже не на шутку нервничал. — Пусть твоя подружка заткнётся, а то мне придётся научить её хорошим манерам! — Джен! — Сначала научись правильно держать вилку, а потом записывайся в знатоки этикета. Я знала, о чем говорю, многим Синим не хватало элементарных манер. Впервые я заметила это на Матере — зацепил вид неправильного положения локтей, постоянное пригибание к тарелке, чересчур громкое плямканье. У Хранящих с этикетом было строго и потому это было первым, что я освоила на борту Матеры. Синий сжал вилку в руке так, что побелели костяшки. Может, вот он, момент истины? Сейчас он просто воткнёт мне её в глаз и… Руку прошило более ощутимым разрядом, заставив меня скривиться и задержать дыхание. — Юна? — вопросительно уставился на меня Кэртис. Джен мерзко усмехнулся, похоже, догадавшись о причине моей гримасы: — Проваливай, Хранящая, и отлижи своим длинным языком как следует. — Отлижи сам. У такого труса должен непременно присутствовать опыт, я права? — невинно спросила я, глупо моргая. В этот момент случились две вещи. Джен всё же не выдержал и замахнулся вилкой прямо мне в лицо. Я уже видела, как три острых конца мелькнули перед глазами. Но Синий промахнулся, его вдруг странно скрутило, он издал сдавленный вопль и повалился в конвульсиях на пол. Опечалиться тому, что попытка провалилась или обрадоваться, что осталась с глазом я не успела — тело прошил третий разряд. Мышцы сжало в едином спазме, на миг перехватило дыхание, перед глазами погас свет. Я почувствовала, как меня откинуло на стуле и разом затрясло. В себя я пришла не сразу. Сначала восстановилось дыхание, затем я осознала, что крупные тёмные пятна, хаотично скользящие в разных направлениях, ни что иное как головы Синих, сгрудившихся надо мной. Они разговаривали, со мной или обо мне — удалось разобраться не сразу. В голове медленно прояснялось и, оглядевшись, я увидела, как с пола подняли Джена и усадили в нескольких шагах от меня. Другой Синий сжимал его запястье и глядел на комм, считая пульс. Кэртис кивнул, видя показания с того места, где находился. Наверное, убедившись, что товарищу не грозят серьёзные последствия, он направился ко мне. Подойти он не успел. Прямо передо мной возник ещё один Синий. — Идти можете? — спросил он. Словно заторможённая, я ответила не сразу: — Да. — Идёмте. Поднявшись, я почувствовала, как меня накренило в сторону — в голове слегка шумело, мышцы отказывались выполнять команды. Синий, обратившийся ко мне с вопросом, оказался рядом, подхватил под руку и волоком потащил на выход. Ноги слегка заплетались, заставляя сбиваться, но уверенная рука провожатого просто дёргала меня выше каждый раз, когда я норовила упасть. Оказавшись перед уже хорошо знакомой каютой, я нисколько не удивилась. Нам позволили войти. В приёмной комнате никого не было, и Синий тоже не собирался задерживаться. Подведя к уже знакомому дивану, он бесцеремонно толкнул меня на сидение и поспешил покинуть каюту. Где находился ран Альрон, я не знала и выяснять не собиралась, поднявшись на нетвёрдых ногах, направилась к панели. Оказавшись в собственной комнате, я собиралась лечь, но не успела сделать и двух шагов, как услышала позади: — И как это расценивать? Ран Альрон оказался прямо за моей спиной. Он вышел вперёд, встал передо мной, складывая руки, по обыкновению затянутые в чёрные перчатки, на груди и посмотрел так, как смотрят на напакостившего в доме домашнего питомца. — Восстание на моем корабле? — Кажется, его слегка забавляла моя выходка. Признаться, я рассчитывала на другую реакцию: недовольство, раздражение, угрозы. Мой план, родившийся накануне вечером благодаря словам ран Альрона, а может быть, просто потому что у всего есть предел, был стар как мир: я хотела довести ран Альрона или любого другого ратенмарца настолько, чтобы кто-нибудь из них отнял мою никчёмную жизнь, оставив каплю гордости и чести. В конце концов, у меня был длинный счёт к ратенмарцам и потому они вполне могли помочь осуществить задуманное. Более того, я уверена, что убийство доставит удовольствие любому из них. Они звери, Джен был ярким тому подтверждением. Но сейчас передо мной оказался не он. Если с Синим всё выглядело проще — довести такого, как Джен, было раз плюнуть, то ран Альрон казался крепким орешком, и я была уверена, что в его силах заставить меня пожалеть о своем решении. Выпрямившись под взглядом ратенмарца, я мысленно подстегнула себя. Да, я боюсь, но чем скорее дойду до точки невозврата, тем быстрее этот кошмар закончится. И я навсегда позабуду, что такое страх. Ран Альрон всё ещё продолжал сверлить меня любопытным взглядом, ожидая ответа. — Да, мой капитан, — исковеркала я фразу младших по званию. — Вы, как всегда правы, бунт! — кивнула я, продолжая издеваться. Ни у кого из моих соплеменников не повернулся бы язык назвать меня подарком. С детства я была беспокойным ребёнком, который едва ли мог усидеть на месте дольше уты, чтобы не найти куда засунуть нос, руки и другие части тела. По мере того как я становилась старше, мои проделки «взрослели» вместе со мной. Больше я не била мамину посуду и не прятала папины инструменты, но не стеснялась говорить старшим что думаю, и не всегда моя правда подходила остальным. Соседи и знакомые недовольно щурились и старались меня попросту игнорировать. Родители не раз пытались объяснить, что так вести себя девочке не полагается, однако все их попытки вбить в меня немного рассудительности пошли прахом. Возможно, всё дело было в том, что меня никогда не наказывали. Не запирали дома, не лишали редких радостей, будь то прогулки или танцы по вечерам, не корили за то, какая я уродилась и, тем более, не поднимали руку. Я знала, что не все воспитывают детей так, как мои мама с папой и это меня искренне возмущало, слыша от друзей, что кому-то крепко досталось за непослушание, выпучивала глаза и предлагала немедленно восстановить справедливость. Но надо мной только посмеивались и называли «принцессой», зная, в какой неге воспитывают меня родители. Думаю, те, кто знал меня с детства, жалели о тех временах, когда я воровала плоды с чужих деревьев и выпускала редкую домашнюю птицу бродить по окрестностям. К своим семнадцати дюжинам я стала настоящей занозой, отпускавшей замечания, на которые не решились бы и взрослые. Не говоря уже о том, что я любила совать свой нос уже не только в мамин шкаф с платьями, но и в чужое грязное бельё. Было забавно наблюдать над тем, как трясётся Родот Кер, зная, что вчера я видела его у обрыва с любовницей. Или, скажем, было приятно улыбаться ангельской улыбкой Синтри Агт, укравшей вчера из лавки головку лука и жутко боявшейся, что я выдам её. Для такой крошечной общины, как наша, поступок был вопиющим и достойным порицания соседей. На меня смотрели с ожиданием очередной гадости, зная, что мне ничего не стоит устроить представление средь бела круга. Но, как ни удивительно, мне всё всегда сходило с рук. Я думаю, что страх перед ужасными ратенмарцами родился во многом благодаря тому, что я ни разу не несла ответственности за свои выходки, не испытывая ни физического, ни морального наказания. И вот когда какие-то чужаки не оставили от нашей деревни камня на камне, окрасив землю алой кровью, я будто бы наконец прозрела и поняла, насколько хрупка жизнь и сколько в ней боли. Но я не была готова с ней расстаться и не была готова наконец узнать значение слов «крепко досталось». Ратенмарцы церемониться не стали, обращаясь со мной как со скотом, и тогда я впервые почувствовала толстые скользкие щупальца страха глубоко внутри. Страх взял полный контроль над моим разумом и телом, и как только я поняла, что мне не сбежать, то засунула своё мнение, желания, гордость, самоуважение и все остальные достоинства, которыми всегда кичилась, подальше и стала послушной марионеткой в чужих руках. Моя выходка в столовой была скорее ребячеством, но важен был не размах, а сам факт неповиновения. Я собиралась продемонстрировать ран Альрону, что больше не собираюсь строить из себя Хранящую, делая вид, что происходящее в порядке вещей, во чтобы там ни верили ратенмарцы. Я — тейанка, и если то, что говорит ран Альрон хотя бы отчасти правда, мне невыносимо стыдно жить дальше. Нужно наконец взглянуть страху в глаза — пусть издевательство будет издевательством, насилие станет насилием. Мой враг продолжал разглядывать меня с нескрываемым интересом. — А ты таишь множество сюрпризов, Сто семидесятая, — вдруг припомнил он опостылевший номер. — Надеюсь, то, что вы ратенмарец, убийца, мутант и сумасшедший, это полный список. Не хотелось бы узнать, что и вы раскрыли не все свои лучшие стороны. Похоже, мне всё же удалось перегнуть палку. Лицо ратенмарца слегка дёрнулось, темнея на глазах… или мне это только казалось? — Не слишком ли быстро ты позабыла, в чьих руках твоя жизнь? — низко прошипел он, тараща на меня свои сумасшедшие глаза. Я ощутила смертельную угрозу, волнами исходящую от него. Не знаю, что именно в моих словах задело его за живое, но это был мой шанс. От опасности кровь вскипела в единый миг, заставляя внутренности гореть. Если сейчас мне не откажет недавно проснувшаяся храбрость, я смогу завершить всё немедленно. Главное, не думать об этом, главное — действовать, пока осознание, что эти уты станут самыми последними снова не сделало меня трясущимся червяком. Но этого бы не случилось, я сгорала от ненависти, словно кто-то невидимый убрал наконец заслонку, сдерживавшую пламя. — А что ты можешь сделать? — зашипела я в ответ, брызгая слюной и, наверное, напоминая умалишённую, совсем как сам Альрон в эту уту. — Что, ратенмарец? Убьёшь меня? — презрительно выплюнула я в чужое лицо. Время между нами словно остановилось на целую долю вечности. Мы оба провалились в странный вакуум, оставшись наедине, и я почувствовала себя на равных. Словно мы оба замерли на одной плоскости и не было этого жуткого перевеса сил. Там, по ту сторону непроницаемого стекла, он был физически сильнее как мужчина, он был завоевателем, уничтожавшим стопою народы, он был знаменитым капитаном, которому поклонялась целая империя. Но сейчас всего этого не было за его плечами. Мы были одинаковы. Не знаю в чём, не знаю почему, но я не чувствовала, что уступаю ему. Время тянулось неизмеримо долго, пока в глазах напротив вдруг не разверзлась тьма, поглотившая ратенмарца. Ран Альрон ударил наотмашь, заставив меня отлететь в угол. Я ударилась о стену плечом, ловя на границе сознания глухой хруст. Боль прошибла область плеча и глухо откатилась в голову, заставляя меня застонать и беспомощно сползти вниз. Искры ещё вспыхивали в темноте прикрытых глаз, когда новый удар обрушился следом за первым. Снова и снова они сыпались градом, не давая вздохнуть, не давая оглядеться и найти укрытие. Я была слишком растеряна, сбита с толку, чтобы осознать всю глупость желания, меня терзала не непогода, но обезумевший ратенмарец, решивший выбить из меня дух. От него не было спасения. Раскат за раскатом сотрясал тело, пока я не перестала ощущать, где рождается боль, куда она мчится вдоль нервных окончаний и где оседает. Я не могла вздохнуть, слыша лишь тихое бульканье и хрипы, клокотавшие в глубине горла. Боль заполнила меня до краёв. Та самая, которую я так отчаянно боялась. Та самая, которая заставляла меня молчать и подчиняться. Это и был мой неосознанный страх. Вот он и явил свою мерзкую физиономию. Я боялась не просто расстаться с жизнью, я боялась испытать перед смертью то, что ей всегда сопутствует. И этим нечто, маячившем в тумане далёкого горизонта, являлась боль. Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Я всё ещё лежала на полу, тлея в углях невообразимой физической муки, не в состоянии мыслить здраво, чтобы задуматься, сколько целых костей осталось в теле, сколько органов осталось неповреждёнными. Лицо горело, кажется, был сломан нос. Во рту скопилась проклятая солёная жидкость. Мне отчаянно не хватало воздуха и тело само пожелало сделать вдох. Но стоило лёгким раскрыться шире, как выкручивающая суставы агония заставила взвыть зверем. Скорее всего, мой раздирающий душу рёв был не громче писка, но наковальня безжалостной боли расплющила тело, рождая очаг глубоко в груди. Вокруг раздавался шум. — В камеру, — словно издалека прозвучал голос ратенмарца. Ему не ответили, но меня вдруг оторвало от пола и тело заныло разом. От нового приступа боли я потеряла сознание.