Сто семидесятая

Очнулась я в уже знакомой камере. Всё те же синие костюмы, мелькающие за прозрачной панелью капсулы, всё та же непонятная суета вокруг. Воспоминания о предшествующих событиях возвращались не спеша. Сначала я вспомнила, как уже была здесь. Затем проделала небольшой путь до каюты капитана. После была Обеденная, наглая рожа Джена и его грязные слова обо мне. Я не молчала. Я нагрубила ран Альрону и он отправил меня сюда. Почему вместо этого я не успела отправиться к праотцам? Последняя мысль привела в уныние, заставив немного упасть духом. Не знаю, сколько я провела в Оздоравливающей, но вот за мной снова пришли, и снова я шла уже хорошо известной дорогой. Каюта капитана. Внутри ожидающий меня ран Дарий Альрон. Капитан молча скользнул по мне взглядом. Сведённые брови, прямая линия подбородка. — Мозги встали на место? — холодно поинтересовался он. Моё молчание заставило ратенмарца подняться и подойти ближе. Затянутые в перчатки пальцы легли на мой подбородок, ран Альрон надавил, заставив смотреть ему в глаза. — Нужен урок на закрепление или ты образумилась? Я не ответила, тупо глядя на него. — Я сломаю тебе руки, — просто произнёс он, впрочем, не оставляя ни единого сомнения в реальности обещания. Мы уставились друг на друга в молчании. Пока я не подняла руки выше, намереваясь облегчить ему задачу. В его глазах мелькнули раздражение и злость. — Пошла вон отсюда! — прорычал он, с силой вытолкнув меня наружу. Я пролетела узкий коридор, впечатавшись в противоположную стену. Панель передо мной скрыла чёрную фигуру. Сглотнув и сделав вдох, поплелась к собственной каюте. Сердце медленно успокаивалось. Пережить страшную боль повторно я очень боялась. Да, боялась. Но не настолько чтобы снова превратиться в ничтожество, каким существовала последние две дюжины. Если мне суждено сдохнуть в муках, так тому и быть. Если он захочет ломать мне руки или жечь электричеством — пусть. Пусть будет боль. Я задолжала это всему своему народу, медленно позволяя лепить из себя… кого? Ратенмарку? Не знаю. Возможно, ран Альрон действительно был прав. Я так боялась боли и смерти, что была готова продать собственную душу. Я была готова жить кем угодно, лишь бы продолжать влачить никчёмное существование, чтобы однажды такой, как ран Альрон, высосал меня до капли. В голову снова пришла мысль о том, что могло стать с двумя Хранящими до меня, если даже невероятные оздоравливающие технологии ратенмарцев, вернувшие все части моего тела на место и не оставившие даже напоминания о повреждениях, оказались бессильны? Оставалось внутренне содрогнуться. Пусть делает что хочет — просить, умолять и показывать страх я больше не стану, пусть он ещё живет в глубине души, но всё же мне удалось переломить себя. Предложив ратенмарцу собственные руки, я знала, что стоит мне показать слабину — и всё моё сопротивление до этой самой уты окажется тщетно. Этого я больше не собиралась позволять никому. Больше ничто не заставит меня отступить от намеченной цели. Я больше не слушаю воспитателей, психокорректоров, капитанов-мутантов. Ни-ко-го. Они больше не увидят мой страх, и однажды я совладаю с ним, и если ещё буду дышать, то сама закончу то, что пока не сделали ратенмарцы. Новые, свободные мысли, за которые мне больше не нужно было краснеть, наполняли силой… желанием жить. Я чуть не рассмеялась. Надо же! Мне действительно захотелось жить только после того, как я решила, что моя жизнь вскоре должна оборваться, даже если этот момент откладывался на некоторый срок. Сверившись с коммом, я обнаружила, что второй приём пищи окончился около лена назад. Сидеть в своей маленькой норке стало ещё невыносимей — я останусь в каюте только если здесь меня закроют насильно. Сообщать о своём решении ран Альрону я также не собиралась и потому, оказавшись за панелью, поспешила к трансферу и, уже внутри, активировала меню комма. Одна из опций гласила: «Палуба». Именно её я и выбрала. Далее на экране вспыхнуло около десятка новых обозначений: Оздоровительная, Обеденная, Тренировочная, Прогулочная, Мостик, Спасательная. На борту Зигмы существовало множество других палуб, но доступа к ним у меня не было. Из ограниченного выбора мне подходила Прогулочная. Отдав прибору команду, я тут же ощутила, как меня припечатывает полем. Следуя к месту назначения, я раздумывала над тем, что приведённый список мест для посещения служит своего рода резервацией Хранящей. В назначении Тренировочной, собственно, как Прогулочной и других палуб открытых для посещения, у меня не было сомнений. Патологическим кретинизмом я не страдала, в отличие от псевдотейанок на Матере, взращённых в искусственных условиях, предполагавших катастрофическую нехватку информации. На родной планете нас обучали с пяти дюжин. К этому возрасту любой ребёнок уже отлично знал историю Тейанской республики, преподанную ему в виде сказок. Даты и важные названия усваивались немногим позже и не составляли никакого труда для юного ума. Мы изучали арифметику, музыку, рисование, литературу и философию. Пособий для развития хватало с головой. Наша деревня была основана ещё в годы первой атаки Империи. Тогда некоторые состоятельные граждане, озабоченные будущим, постарались обустроить себе укрытия, обладавшие не только всем необходимым, но и массой излишеств. Само собой разумеется, что семьи переезжали не одни, беря с собой тех, кто должен был обеспечивать уют господ. Сменилось несколько поколений и неравенство между господами и слугами стёрлось. Дети росли все вместе, влюблялись друг в друга, женились. Тяжёлые условия не позволяли кому бы то ни было бить баклуши, и вот уже усадьба состоятельного гражданина разрасталась до размеров небольшой деревни, где все были относительно равны. Мы с родителями прибыли с севера и нам не отказали в приюте. Я помню, как впервые, ещё совсем малышкой, оказалась в доме старосты. После долгого пути я была рада наконец согреться и тут же задремала на коленях мамы, уверенная, что теперь всё у нас будет хорошо. Меня отправили в школу, где учили премудростям несколько уважаемых стариков, и краснеть за себя мне не пришлось, в свои шесть я знала историю Тейаны назубок и с лёгкостью читала и считала. Тогда я очень гордилась такой несущественной мелочью, а позже, не желая прослыть тупицей, училась больше других. К тому же старания поощряли. Я могла попросить проверить себя на знание определённого материала, и если наставник оказывался доволен, меня отпускали с занятий. В последнюю дюжину я занималась с остальными всего несколько дней — двигаться со своей собственной скоростью представлялось в разы легче и эффективнее, чем подстраиваться под других. Сейчас я была очень благодарна родителям и учителям. Оказавшись у ратенмарцев в семнадцать, я уже не была бездарем, и потому мне хватило ума разобраться в том, чего от меня хотели. Психокорректорам так и не удалось промыть мне мозги глупой чушью. Трансфер выпустил меня наружу, я оказалась в просторном холле, точно таком же, как перед Обеденной. Всё выглядело точно так же, удручая однообразием и простотой форм. Единственным отличием было огромное зелёное пятно, заполнявшее зияющую дыру прохода в следующий зал. Именно туда я и поспешила, уже через уту обнаружив себя… в саду! И обмерла, застряв в широком проходе, не в силах оторвать взгляд. Пышная зелень радовала глаз буйством красок. Как же давно я не видела таких насыщенных цветов, не ограниченных пределами трёх оттенков палитры! Я даже не рискну припомнить, когда в последний раз видела живое растение! Желая немедленно убедиться в том, что зрение меня не обманывает, я приблизилась к ближайшему дереву и прикоснулась к его листьям. Настоящие! Сад, скорее, был ухоженным парком. Вымощенные дорожки уходили вглубь зелёных насаждений светлыми полосами серпантина. Но многочисленные Синие, не стесняясь, прогуливались по травке босиком, игнорируя тропинки. Тут же уронив взгляд под ноги, я сбросила лёгкие белые туфли и ступила на зелёный ковёр. Почти забытые ощущения той, другой жизни ударили сильнее, чем сапог ран Альрона. На глаза помимо воли навернулись слёзы. Глубоко задышав и стараясь не дать себе раскиснуть, я пошла вдоль лужайки. Ухоженные деревья и кустарники знали заботливую руку. Изредка взгляду попадались причудливо посаженные цветы, разливавшиеся в непритязательный рисунок. Низкая ярко-жёлтая заплата напоминала звезду, окружённую темными сферами планет. Там, за свисающими до самого низа ветвями с длинными узкими листиками раскинулось неизвестное мне созвездие. Впрочем, присмотревшись, я подумала, что клумба напоминает звездопад. Спустившись с невысокого холма, я увидела внизу запруду, на поверхности которой покачивались тёмные мясистые листья величиною с человеческое лицо. Каждый из них служил подставкой для крупного розоватого соцветия, гордо державшего голову на толстом стебле. К воде я не спустилась, видя, что несколько групп Синих облюбовали уголок. Идя дальше, я уткнулась в стену из густого кустарника, что представлялась настолько плотной благодаря переплетению тонких коричневых веточек, каждая из которых богато цвела мелкими, с мизинец величиной, листьями. Пройдя вдоль цветущего заграждения совсем немного, обнаружила вход и, застыв в нерешительности всего лишь на кун, шагнула вглубь. Небольшой лабиринт, в котором я очутилась, вывел на поляну, где росли несколько ничем не примечательных на вид деревьев, не сумевших привлечь под свою сень ни одного ратенмарца. Но я была слишком давно лишена удовольствия оказаться в окружении дубрав и потому с радостью продолжила прогулку. …Наша деревня находилась в ущелье. Время от времени мы баловали себя вылазками в долину, где могли купаться в реке и загорать на солнышке. В лесу я была трижды. Короткие походы, совершаемые под покровом ночи, проходили сквозь дремучий бор, за которым тлели заброшенные руины небольшого города. Там нам удавалось раздобыть новые, точнее сказать, дополнительные предметы обихода вроде зеркал, ножниц, банок, посуды и другого скарба — всего того, что было сложно производить самостоятельно и что так часто билось и терялось… Остановившись у одного из могучих стволов, я опустилась на траву, не заботясь о том, испачкаю ли платье. Веки опустились сами собой и я перенеслась за многие световые дюжины отсюда. Туда, где пели птицы и скрипели растревоженные ветром ветви… — …Юна, не отставай, — прикрикнул на меня зер Лиони, замыкающий нашей группы. Он и зер Тиох вели нас лесными тропами к Серибии. Я кивнула и ускорила шаг, но стоило старшему отвернуться, как я снова уставилась под ноги, позабыв о группе. Это был первый раз, когда я покинула пределы Альмены. Первый раз, когда я увидела лес воочию, а не только на картинках старых книг. Здесь всё было удивительно. Вместо сплошных неровных стен ущелья везде росли деревья. Высокие-высокие, не такие хилые и низкорослые, как вблизи наших домов. Стоило потянуть ветерку, как вокруг поднимался шум. Он, словно шёпот, разрастался до невероятного гула, топя в хлёстком шорохе всё вокруг. Мгновенья — и всё снова затихало. Новые голоса неизвестных птиц пугали только в самом начале. Немного привыкнув, я стала с замиранием прислушиваться к витиеватым пересвистам, стараясь разгадать, о чём же совещались пернатые. Может, они жаловались друг другу на то, что мы потревожили их угодья? Или пытались разгадать, куда мы держим путь? Под ногами скользнула ящерица. В лесу их было меньше чем в ущелье, но здесь они были другие. Изумрудная шкурка вспыхивала ярким живым языком под сухим ковром листьев и растворялась, словно и не было. — Юна, — снова окликнули меня… Я раскрыла глаза и сморгнула. Щеки холодила влага, которую я поспешила стереть рукавом. Вокруг по-прежнему не было ни души. Комм, тем временем, показывал, что время двигалось к третьему приёму пищи, на который я собиралась. Обнаружив на платье зелёные разводы, я поспешила в каюту, давая на ходу слово, что непременно окажусь здесь ещё снова. В тесноте трансфера я думала, стоит ли устраивать новую сцену в обеденной. Удар электричеством был не самый приятный, и точно такой же разряд не дал Джену довести начатое до конца. Пожалуй, нужно разузнать, кем именно контролируются коммы и какими ещё возможностями они обладают. Но пока откровенные провокации приходилось отложить в сторону. Вряд ли они будут иметь нужный мне исход. Если моя первая догадка верна и за моими действиями наблюдал сам ран Альрон, то смысл испытывать подобным образом судьбу несомненно был: капитан не мог слушать и следить за мной постоянно, оставляя шанс, что одна из попыток увенчается успехом. Если же браслеты контролировались одной из служб наблюдения Зигмы, все попытки были бесполезны: ратенмарцы могли наблюдать за мной непрерывно, как на Матере, и, в случае необходимости, воспользоваться током. В пользу службы наблюдения говорили и другие обстоятельства. На Матере, стоило не вовремя раскрыть рот или нарушить прямой указ, как из динамиков доносилась команда. Наверняка на Зигме существует нечто подобное. Конечно. Капитан вообще бы не стал тратить своё драгоценное время на такое насекомое как я. Панель трансфера отъехала в сторону, и я не успела сделать шаг, как врезалась в кого-то. Ран Альрон смотрел на меня сверху вниз недобрым взглядом. Он был не один, чуть позади держался Синий, лицо которого мне не было знакомо. — Где ты находилась? — сухим тоном осведомился мой враг. Я уже собиралась раскрыть рот, чтобы нагрубить в ответ, но быстро сообразила, что хочу ещё раз вернуться в парк. Ран Альрон мог с лёгкостью ограничить моё передвижение по Зигме, заперев в четырёх стенах. Сказать гадость я всегда успею. — На прогулочной палубе, — спокойно ответила я, позволяя ему сверлить себя ледяным взглядом, когда первая нарушила молчание. — Разрешите идти… капитан ран Альрон, — добавила я после паузы. — Разрешаю. Сменив платье, я отправилась на третий приём пищи, благоразумно решив взять паузу и пока не вступать в открытые конфликты с Синими. Пожалуй, я сильно поспешила привести свой план в действие. Слишком окрылённая новой целью, проигнорировала голос разума и не позаботилась о том, чтобы всё тщательно обдумать. Теперь постараюсь исправить оплошность и для начала осмотрюсь. Возможно, мне уже скоро удастся разобраться что к чему и действовать с большей рассудительностью. Разве мои наставники не учили меня думать головой прежде чем действовать? Отыскать себя прежнюю оказалось не так просто. Одинокий стол у самой стены подходил как нельзя лучше для того, чтобы ещё раз, но теперь с особым вниманием приглядеться к здешним Синим, а заодно рассмотреть помещение в подробностях. На высоте в три человеческих роста я приметила однотипные выступы цилиндрических трубок, поворачивающиеся время от времени, словно усики насекомого, в разные стороны. Приборы наблюдения, — с лёгкостью догадалась я. Наверняка именно они виноваты в неудачной попытке Джена выколоть мне глаз. Значит, и все остальные попытки разделаться с собой руками Синих обречены на провал. Никто не допустит порчу собственности капитана, ведь, по сути, на меня возложена очень значимая функция: я поддерживала силы ран Альрона. За мной не могли не следить, в то время как у самого капитана были более важные обязанности. Однако, припомнив, как выбивал из меня дух ран Альрон — при этой мысли к горлу подкатила тошнота и я попыталась скорее выкинуть жуткие ощущения из памяти, — я не могла не отметить, что самого капитана никто не спешил останавливать. Из чего я с лёгкостью сделала вывод, что он единственный, кому дозволено делать со мной что угодно… даже убить. Мой первоначальный план напоминал пустую решимость уже после половины лена собственных раздумий. Похоже, я разучилась соображать, раз упустила из виду столько важных и очевидных мелочей. К счастью, благодаря вовремя проснувшемуся разуму, новый план стал медленно обретать реальные черты. Если я хочу смерти, то у меня два пути: либо я делаю это своими руками, предварительно предусмотрев все вероятности, либо… заставляю сделать это самого ран Альрона. Первый вариант я снова отодвинула в сторону, понимая, что ещё не готова это сделать. Слишком дикой и чуждой казалась сама мысль о самоубийстве, уже не говоря о том, что подобная попытка потребует не меньше приготовлений, чем если бы я нашла способ заставить сделать это капитана. Смерти от наложения на себя рук были удручающими исключениями среди тейянцев. Мы слишком любили жизнь и были слишком выносливы, чтобы расставаться с бесценным даром, когда за нас это с радостью делали ратенмарцы. Кроме того, будучи почти уверенной, что за мной неусыпно наблюдают, мне следовало придумать такую смерть, которая случилась бы в один короткий миг, не дав ратенмарцам шанса доставить меня к оздоравливающей камере, решись я на то, чтобы совершить страшный грех перед лицом мироздания. Мне не подходила любая смерть. Соберись я порезать вены, пришлось бы дожидаться некоторое время, за которое кровь должна покинуть тело. Вполне вероятно, что ратенмарцы успели бы меня спасти. Реши удавиться — у меня бы не вышло даже залезть в петлю, как Синие пресекли бы попытку, увидев всё в камеры наблюдения. Может, у меня бы и вышло нечто подобное, но для этого следовало найти способ блокировать панель какого-нибудь отсека, например, собственной каюты и избавиться от комма, с помощью которого меня могли просто-напросто оглушить. Подошёл бы несчастный случай вроде падения с большой высоты. Идея, кстати говоря, была не лишена смысла и на первый взгляд выглядела вполне осуществимой. Но даже если я найду в себе силы спрыгнуть вниз, нужно продумать всё до мельчайших деталей. Вряд ли у меня будет более одной попытки. В любом случае, к этому я точно пока не была готова. Пока. А значит, не следовало рассиживаться понапрасну. Но и спешить. Думай, Юна. Думай. Другой вариант, предполагающий участие ратенмарца выглядел сложнее, зато обещал наличие неограниченного ряда возможностей. Задача представлялась простой и одновременно трудной: мне нужно было узнать, как вывести Альрона из себя настолько, чтобы он не сдержался и расплющил мою голову о стену. Тарелку всё же пришлось отодвинуть в сторону. Тогда, бросив фразу с несколькими оскорблениями ран Альрону, мне удалось попасть в невидимую цель. Сложно представить, что он обиделся на то, что я назвала его ратенмарцем — сволочи гордились принадлежностью к мерзкому племени. Ещё я обозвала его убийцей и мутантом, что было истинной правдой… но, возможно, он не считал себя выродком, несмотря на ненормальный дар входить в контакт с кораблём через вживлённые в тело порты. Сложно разобраться. Может, его задело моё последнее прозвище — сумасшедший? Без сомнения, разум давно изменил ему, превратив в бесчувственную машину для убийства. И может, именно поэтому он словно с цепи сорвался? Сумасшедшие не любят, когда им в лицо говорят о презренном недуге, потому что считают себя абсолютно нормальными. Прийти к однозначному ответу не вышло. Значит, мне остается только одно — отыскать слабину капитана и надавить так сильно, чтобы в следующий раз, терзая моё беспомощное тело, у ран Альрона слетели последние предохранители и даже Оздоравливающая камера оказалась бессильной. Для этого не помешало бы узнать о капитане больше. Поскольку я была отрезана от любых информационных ресурсов, в голову приходили два очевидных способа: разузнать у него самого или расспросить Синих. На миг обе идеи показались просто смехотворными… и всё же я не стала отбрасывать их в сторону. Иногда люди делились даже тем, чем не хотели. Расспросить других казалось более реальной задачей, я могла просто поспрашивать окружающих, прикинувшись наивной дурочкой. Уверена, что несметное число Синих, наполнявших Обеденную, знали тысячи и тысячи историй о бравом капитане, не раз спасавшем империю в одиночку. С одним из почитателей я даже успела познакомиться лично. Макушка Кэртиса виднелась за шесть столов от меня. Пожалуй, я дам шанс нашему общению, я даже не стану доводить Джена. Ещё стоит попробовать завести знакомства в Прогулочной, а заодно и Тренировочной, раз уж доступ туда мне открыт. Главное — не перегнуть палку и не выглядеть слишком навязчивой в попытке подружиться с окружающими. И это должно относиться к моим предполагаемым информаторам точно так же, как и к тем, кто невидимо наблюдал за происходящим на Зигме. Надежду давало то, что на борту я была совсем недавно и, пожалуй, мои выходки можно было списать на адаптацию. Я в принципе выбивалась из общего образа Хранящей своей необычной биографией, так что и выводы в отношении меня было бы логичней делать нестандартные. Приходилось надеяться, что мои мысли более или менее оправданы и у меня всё же есть шанс осуществить задуманное… Пожалуй, несколько кругов лучше бездействовать, делая вид, что я усиленно размышляю, к примеру, обо всем случившимся накануне, и лишь затем приближаться к Кэртису или кому-либо ещё. Рано или поздно я наткнусь на то единственно нужное, что позволит мне довести капитана до края и выиграть у ратенмарцев. Один-единственный раз.