Сто семидесятая

— Юна, ты меня слышишь? — я c усилием оторвала взгляд от мелких убористых строчек, чтобы сфокусировать расплывчатый от долгого чтения взгляд на Кэртисе. — Прости, зачиталась. Ты что-то спросил? — Ты меня пугаешь, Юна, — Кэртис выглядел слегка обеспокоенным. — Нельзя столько учиться. Я только недавно понял, что для тебя, с твоей особой программой Хранящих, — в голосе Синего звучало неодобрение, — выучить то же самое, что и мне, в разы сложнее. Ведь я изначально учился на механика и у меня есть вся необходимая база. Но ведь для тебя всё это незнакомо. Ты, наверное, и в свободное время учишь? Кэртис был совершенно прав. Я с головой ушла в зубрёжку, изучая два отсека одновременно круги напролёт. С ин Гермом я тоже виделась гораздо чаще, чем остальные. В конце концов, наставник назначил мне постоянные лены четырежды в цикл, чтобы я не дёргала его раз за разом. Учиться я любила всегда и видела в этом занятии только преимущества, уже не говоря о том, что здесь, на Зигме, занятия давали необходимую отдушину, позволяя не задумываться о регулярных встречах с капитаном. — Не бери в голову. Мне нравится, тем более, меня никто не заставляет, так что если устану, сделаю перерыв или вообще брошу. — Смотри не перетрудись, ты же всё-таки девушка. Я моргнула, подумав, что вот это совершенно не важно, по крайней мере, для Империи, в которой я стала существовать с недавних пор. Кэртис вдруг смутился, сморщил нос и разорвал взгляд. — Но я тебя не об этом спрашивал. Я кивнула, приглашая продолжить. — Во время праздника ты будешь сопровождать капитана? — Праздника? Механик смотрел так, словно ожидал чего-то, пока вдруг не сдался. — Юна, только не говори, что ты забыла! — Забыла о чём? — осторожно поинтересовалась я, надеясь, что нигде не допустила роковую ошибку. — Ну как же, до Возрождения Ратенмара осталось всего четыре круга, — с плохо скрываемым энтузиазмом сообщил Кэртис, пока я продолжала пребывать в растерянности. — Ты хочешь сказать, что Хранящие не в курсе? Вы что, не празднуете Возрождение? — у Синего в прямом смысле слова вылезли глаза из орбит. Мне оставалось только виновато пожать плечами. — Это кошмар, — заключил он, всплеснув руками. — Я конечно помню, что ваша программа обучения… своеобразная, но чтобы настолько, — в голосе сквозило явное осуждение.  — Ладно, тебе. Я же не спорю. Так что там за праздник? Мне бы искренне хотелось разделить с Кэртисом негодование по поводу обучения Хранящих, но я знала намного больше него и понимала, зачем они растят из девочек интеллектуальных калек. И поскольку я уж точно не могла поделиться с другом собственными сетованиями, оставалось надеяться, что мы скорее закроем этот вопрос. А лучше похороним на долгие сантиры. — Возрождение Ратенмара — самый главный праздник дюжины. Мы регулярно собираемся вместе, чтобы вознести благодарность предкам за спасение и основание Нового Ратенмара, Новой Империи. Конечно, это только гигантская платформа, но теперь это наш дом, и мы уже счастливы, — глаза Кэртиса горели так заразительно, что даже я немного прониклась чувством благодарности. — Никто не работает? — резонно спросила я — на Тейане мы всегда откладывали дела, отдыхая и веселясь. — Работаем, конечно, — он, кажется, немного удивился вопросу. — Праздник или нет, но Зигма сама себя не обслужит. Но рабочий день короче, до второго приёма пищи. Мы едим сытнее, чем обычно, и часто получаем новые блюда. Потом собираемся вместе и, как я уже говорил, благодарим предков. Затем свободное время, — тише закончил Кэртис, неожиданно смутившись. — И что же вы делаете? — Да ничего особенного. Гуляем, общаемся, пьём бинам, отдыхаем, в общем, — потёр затылок Синий, глядя в сторону, пока его щёки заливал густой румянец. — Так что я подумал, что ты, наверное, будешь с капитаном, — он бросил на меня вопросительный взгляд, который тут же поспешил отвести. — Не думаю. Я нигде не виделась с ран Альроном кроме как его каюты и, может быть, мостика, где мне довелось побывать в свой первый круг по чистой случайности. Но объяснять я ничего не стала. — Тогда может… ну это, — Кэртис выдохнул с усилием, широко раздувая ноздри. — Хочешь, вместе пойдём? — Конечно, — с лёгкостью согласилась я, не видя причин для отказа. — Правда? — парень казался искренне удивлённым, на что я просто пожала плечами, будто не видела в этом ничего особенного, и, если уж быть честной, то так оно и было; по-моему, Кэртис был слишком щепетилен и, к тому же, не уверен в себе, часто раздувая простые вещи до невероятных размеров. Что особенного, в конце концов, могло быть в том, чтобы вместе пойти на праздник? Кроме этого случайного разговора больше ничто не говорило о предстоящем событии, так что не удивительно, что вспомнила я о нём только за первым приёмом пищи четыре круга спустя, когда возбуждённый Кэртис явно вознамерился восполнить мои пробелы в истории Ратенмара и без умолку трещал о героических подвигах лучших представителей своего народа. По привычке, когда он заводил песню о смелых и храбрых ратенмарцах, я начинала слушать в пол-уха: со «смелыми и храбрыми» ратенмарцами я была знакома лицом к лицу и сама могла бы поделиться историей гибели своего дома «во славу Империи». Я давно не злилась на механика, выделив его из остальных как некое досадное недоразумение: он явно не должен был принадлежать к кровавой расе, просто в круг его появления на свет что-то, скорее всего, пошло не так, и парню досталось не то тело. Хотя судьбой своей он явно был доволен, что легко объяснялось слепой любовью к родине. Поймав себя на том, что в очередной раз начинаю нить болезненных рассуждений, я поспешила отмахнуться от терзаний, вместо этого возвращая мысли к узлам Спасательного блока — после приёма пищи мы с Кэртисом направлялись именно туда, и я старалась повторить всё, что успела запомнить накануне, продолжая делать вид, что увлечённо слушаю о «героях» прошлого. Спасательная представляла собой не менее сложную систему, чем Оздоравливающая. Палуба находилась в транспортировочном отсеке, являясь его частью, так что Кэртису всегда приходилось говорить громко, а иногда и повторять по нескольку раз, если на взлётной площадке готовились к вылету или приземлялись пилоты. Иначе ничего просто не было слышно. Поглощённая интересными задачами, я снова не заметила, как пролетело время. — Ну вот и всё на этот круг, — привёл меня в чувство Кэртис, и мы вместе отправились обратно в Обеденную. Всё ещё мысленно разбирая один из блоков Спасательной, я не сразу обратила внимание на притихшего рядом друга. — Ты чего? — толкнула я его в бок. — А, да так, задумался. Задумчивым Кэртиса можно было увидеть не часто, но, наверное, в последнее время, он вёл себя тише обычного. Впрочем, я могла и навоображать лишнего, мало интересуясь тем, что происходит вокруг, если это не относилось к устройству Зигмы. — О чём? — Глупости, — Кэртис снова отчего-то покраснел. — Ладно, я хочу переодеться, так что давай встретимся здесь через пол-лена. — Здесь? — У входа. — Синий уже поднялся и, подхватив поднос с пустыми тарелками, понёсся на выход, не дав мне спросить, что мы должны были делать в Обеденной в неустановленное время. Переодевшись в другой костюм (теперь я надевала платье только на встречи с капитаном, предпочитая в остальное время носить комбинезон), я вернулась в Обеденную. Кэртис уже поджидал меня у трансфера. — Идём, — он перехватил моё запястье и, не давая опомниться, поволок вглубь. Я хотела было спросить, куда именно мы спешим, когда отвлеклась на претерпевший некоторые изменения зал. Столы были убраны. Не сдвинуты к стенам или сложены, они просто растворились, оставляя открытым вопрос: как можно было так быстро очистить всё после приёма пищи. Но следующая мысль расставила всё по своим местам. На Матере мебель в Обучающих, убиралась автоматически за панели стен и пола. Должно быть, Зигма была устроена схожим образом — это бы всё объяснило. Повсюду толпились ратенмарцы, огромная синяя масса колыхалась в шумном гуле собственных разговоров и смеха. Всеобщее настроение было приподнятым даже по сравнению с их обычной неуёмностью. Наконец Кэртис остановился. — Может, отойдём в сторону? — зачем он затащил меня в самую гущу? — Наоборот, Юна, — горячо запротестовал тот. — Это твой первый праздник и я хочу, чтобы тебе всё было хорошо видно и слышно.  Объяснять, что особого интереса или энтузиазма я не питаю и пришла сюда только для разнообразия (на Зигме было не так уж много развлечений) показалось лишним, и мне оставалось только промолчать, позволив Кэртису привести в исполнение то, что он задумал. — Чего мы ждём? — шёпотом спросила я, чувствуя себя неуютно в толпе. — Сейчас капитан возьмёт слово, а потом… — но договорить он не успел, Синие заволновались и стали быстро затихать. — В общем, смотри. Я устремила взгляд туда, куда смотрели остальные. Впереди, на некотором отдалении, уже очень скоро я заметила ран Альрона с небольшой группой Синих за спиной. Они шли на почтительном расстоянии от капитана, сверкая обильными золочёными нашивками на груди и плечах, напоминая косяк птиц, следующих за вожаком. В полной тишине они поднялись на невидимое из-за леса тел возвышение и замерли, устремив лица к присутствующим; Кэртису действительно удалось отыскать самую середину, заставляя меня стоять прямо напротив капитана, чему я, конечно, была не очень рада, прекрасно понимая, что заметить белую фигуру среди синей массы не составит труда. Его присутствие всегда заставляло меня внутренне подбираться. Я почти инстинктивно выпрямляла спину и начинала наблюдать за собой со стороны, привыкнув к собственной роли влюблённой Хранящей как к белому платью, налагавшему на меня массу обязанностей. Мне уже не нужно было каждый раз напоминать себе, что этим я пытаюсь втереться в доверие капитана, нащупать его слабое место, чтобы ударить в нужный момент. Всё это я и так знала. Ко всему этому уже привыкла. И потому с лёгкостью набросила подходящую случаю маску, сосредоточив взгляд на капитане, на случай, если он обратит на меня внимание. — Здоровья, братья и сёстры! — прогремел голос. В ответ донёсся почти равный рёв синей трубы, ликующей при виде своего предводителя. — Мы, гордые потомки славного Ратенмара, великой Империи, давшей каждому из нас начало, собрались в этот круг, чтобы вспомнить, — ран Дарий Альрон взял недолгую паузу, чтобы заглянуть в глаза присутствующим, — вспомнить истоки нашего общего прошлого, возблагодарить предков, подаривших нам настоящее, и ещё раз подумать о том будущем, которое всё ближе только благодаря нашей сплочённости и неустанным усилиям. Наполненный силой и облачённый властью голос звучал под наваждением холодного будто космос взгляда. Ран Дарий Альрон смотрел вдаль, а меня неотрывно преследовало ощущение, что его глаза вот-вот соскользнут с невидимой точки и он посмотрит именно на меня. Как если бы всё это время он обращался только ко мне одной. Я попыталась стряхнуть странную иллюзию и, не поворачивая головы, бросила вороватый взгляд вокруг. Так и есть, Синие, те из них, кого я могла разглядеть, замерли, словно припечатанные невидимым полем. Их лица — суровые и напряжённые — внимали каждому слову, срывавшемуся с губ капитана. Недвижимые, они словно замерли изнывающими от голода хищниками, ловя любой обрывок живительной плоти, брошенной альфой. Ран Дарий Альрон продолжал говорить о прошлом. О тех ужасных событиях, которые довелось пережить их предкам. — Только благодаря выдающемуся мужеству и храбрости, позволившим им бороться за каждый вздох на просторах чужого тогда для Ратенмара космоса, мы стоим все вместе в этот круг. Очередная тяжелая пауза позволила опуститься новой порции ответственности на плечи присутствующим. В глазах некоторых дрожали слёзы. Капитан оказался не только выдающимся Проводящим, но и талантливым психокоректором, — объясняла я себе ту неумолимую тяжесть общей судьбы, липшей к сердцу не только ратенмарцев, но и моему собственному. Эти слова или, может быть, этот лишающий силы воли голос будто имел невероятную власть, заставляющую верить в то, что говорил капитан. И несмотря на то, что только я была в белом и прекрасно понимала, что между мной и ими пропасть, я никак не могла прекратить прислушиваться к словам всё жёстче врезавшимся в грудь. Словам о неописуемом ужасе жизни, о тяготах и лишениях, о смерти и вере, о надежде и жестокой борьбе… Словно всё это было частью и моего существования. Разве не было? Слова предназначались для чужих ушей. Всё, что говорилось, говорилось для других. Для тех, кому принадлежал ран Дарий Альрон. Почему же я так остро ощущала жало меж рёбер? Моя история — история моего народа — была той же самой. Просто я и они — Тейана и Ратенмар — застыли на разных витках той же самой спирали. Ратенмар пережил всё то же, что и родной мне дом, но гораздо раньше. Когда друг против друга встали Ратенмар и Тандер. Ждёт ли Тейану чёрное будущее космоса? Уцелеем ли мы, как когда-то чудом уцелели ратенмарцы? Построим ли новый мир, уничтожая по пути новые, все те, до которых сумеем добраться, переполненные ненавистью и жаждой мщения? Мне стало невыразимо больно. Больно потому, что я впервые потеряла чёткую грань, о которой так ярко напоминали цвета — чёрный, синий, белый. Сейчас это были просто цвета. Просто ничего не значащие краски. А там, под костюмами, мы все были одинаковыми. Жало прошибло сердце, впилось в душу. Немая, дикая, заключённая в безмолвие злость взмылась из глубины. Да как я смею порочить память предков крамольными мыслями? Как я только посмела сравнить этих животных, кровавых убийц, зверей, с людьми, заслуживающими памяти и почёта? Бессильная и обозлённая на саму себя, на собственную слабость, я стояла глубоко и часто дыша, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Слёзы гнева и ярости. Я ненавидела себя за то, что посмела разглядеть в ратенмарцах людей, пусть даже на один-единственный кун. На моё плечо опустилась рука, заставляя меня повернуться. Взгляд Кэртиса был полон боли и сожаления. Я знала, что в этот самый миг он думает, что я, как и другие его собратья, переживаю уты сопричастности общей судьбе Ратенмара. Верит в это — и жестоко заблуждается, потому что сейчас я ненавижу. Ненавижу остро, отчаянно. Ненавижу и не могу издать ни звука, видя простое лицо Синего, решившего положить жизнь на благо своего народа. Я была уверена, что Кэртис бы погиб в первом же бою с врагом, с благоговейным рвением отдавая жизнь за свой народ. Он с лёгкостью сделал бы то, на что у меня до сих пор не хватило сил. Он не стал бы стоять вот так, окружённый врагами и терпеть. Слушать. Внимать. Позволять себе жалость к тем, кто истребил всех его близких. Мне было нестерпимо больно. Я больше не могла дышать. Он обнял меня, прижал к себе и позволил рычать свои злобные рыдания, полные ненависти к ратенмарцам… и себе самой. Не знаю, в какой момент я поняла, что всё вокруг гудит от стройного гула голосов. И Кэртис тихо напевает незнакомые мне слова, чуть покачиваясь и будто баюкая меня на груди: Я иду, я пройду, я не убоюсь, Не сверну, не сойду, я не тороплюсь, Я пою, я скорблю, я с тобой молюсь, Не один никогда, я не убоюсь. Снова и снова эти слова звучали в моей голове. Строчки затихали и начинались снова. Снова и снова, казалось, им не было конца. На меня навалилось оцепенение. Слёзы высохли. Внутри не осталось ничего. Ничего важного. — Ты как? — Кэртис отстранился от меня, пытаясь заглянуть в глаза. — Ох, Юна, прости, я совсем не подумал, какое впечатление это может произвести впервые. Мы с детства восхваляем предков и поём простые молитвы. Меня они тоже трогают до глубины души, но я не думал… я… — Всё в порядке, не бери в голову, — произнесла я сухим бесцветным голосом. — Ничего, Юна, подожди немного и мы это быстро исправим. Идём. — Синий взял меня за руку, но не так как раньше, он соединил мою ладонь со своей и, не торопя, повёл куда-то. — Держи, — он сунул мне в руку прозрачный стакан с белёсой мутной жидкостью, — выпей и тебе полегчает. Я глубоко сомневалась, что это могло мне помочь, но беспрекословно поднесла край к губам и стала вливать в себя содержимое. — Не торопись, а то голова закружится. Мне было всё равно. Я не почувствовала ни вкуса, ни запаха, только синтетическое концентрированное тепло, согревшее горло на несколько кун. Кэртис говорил о чём-то, не прекращая. Я не слышала почти ничего, кроме обрывков предложений, не имеющих никакого смысла. — Так, что Юна, ты согласна? — кажется, он спросил о чём-то и повторил вопрос уже несколько раз. Я бездумно кивнула, не интересуясь, что именно мне рассказывает Синий. Затем мы шли куда-то. Сознание вернулось на миг, и я обнаружила себя на одной из тропинок Прогулочной. В глазах было темно или виной тому приглушённое освещение? Мы снова пили. Вернее, я думала, что пили вместе. На самом деле я едва отдавала себе отчёт, как раз за разом подношу жидкость к губам и делаю глоток. Один за одним. Голова слегка кружилась. Вокруг было шумно и людно. Кажется, все Синие перекочевали из Обеденной на верхнюю палубу. Я огляделась вокруг. Пары и группы, облачённые в синие комбинезоны, разбрелись по лужайкам. Повсюду звенел смех и разливалось веселье. Плечи опустились под такой привычной тяжестью, словно лошадь наконец свыклась с весом поклажи и теперь смиренно шагала вперёд, принимая всё как есть. Пусть тяжесть нагибала ниже, заставляя согнуть спину, но на душе стало легче. И этого немногого как раз хватало на то, чтобы дышать и переставлять ноги. В голове приятно гудело. Я бы шла вдоль тропинки целую вечность, но вдруг споткнулась. Если бы жесткие руки меня не поддержали, я бы упала. — Давай присядем, Юна, — мне показалось, что голос Кэртиса дрожит, но мне было слишком плевать, чтобы раздумывать почему. Я просто сделала как он велел. И не сразу поняла, что прикосновение друга к моим плечам скорее походит на ласку, чем заботу или участие. Я не шевелилась, безразлично наблюдая за этим словно со стороны. Ратенмарцы вокруг всё теснее прижимались друг к другу. Их движения стали медленными и неспешными, словно они хотели остановить эти мгновенья. Только сейчас я услышала, как всё вокруг стихло. — Мне нужно идти, — едва слышно проговорила я. Ответа не последовало, и я покачнулась, пытаясь подняться на ноги. Безуспешно. — Юна, останься, — голос Кэртиса раздался над самым ухом, пока чья-то рука перехватила меня за пояс. Я помедлила. Новый приступ головокружения заставил на миг забыть о намерениях, но вот я снова пришла в себя — и снова покачнулась, пытаясь опереться на руки, решив, что если я не смогу идти, то поползу. Мне было всё равно. Рядом протяжно и разочарованно выдохнули, а затем я ощутила, как меня тянет вверх. Пока Кэртис помогал мне идти, позволяя опираться на свою руку, я разглядывала сливавшиеся воедино тела. Иногда это были пары, а иногда и группы. Глубокие стоны заставили воздух вокруг загустеть, слабый кисловато-приторный запах, повисший на языке, коснулся ноздрей. Он растворился, стоило нам оказаться в трансфере. — Юна, ты прости меня, если я перегнул палку, — начал Кэртис, как только закрылась панель. — Я не должен был, то есть мне не следовало… Ты себя неважно почувствовала после собрания, надо было сразу отвести тебя в каюту… — он говорил сбивчиво и много. — Не знаю, что на меня нашло. Я думал, если вдруг у меня появится шанс, но… но, конечно, я идиот. Какой у меня может быть шанс против капитана. Прости, Юна. Ты так мало о нём говоришь и мне вдруг показалось, что у меня есть надежда. То есть возможность. Но я просто придурок. Ты простишь меня? Юна? Я не шевелилась, позволяя искусственной гравитации утащить меня в чрево гигантского монстра. — Да, конечно, я переборщил. Такое ничтожество, как я, и вдруг решил, что… ох, Юна, прости меня, — голос Кэртиса звучал расстроенно. — Если больше не захочешь со мной работать… и общаться, я пойму, только скажи, я… Панель трансфера откатилась в сторону пропуская меня в знакомый коридор. Оттолкнувшись от стены, я пошла вперёд, позволяя ногам шаркать о пол. Когда новый приступ головокружения норовил повалить меня навзничь, я тут же отыскивала руками опору. — Прости, Юна, — донеслось мне вслед, и я услышала лёгкий шорох закрывающейся позади панели. Не спеша дошла до своей каюты и остановилась. Постояла недолго. Или, может быть, долго? Развернулась и пошла обратно. Приложила руку к сканеру и оказалась в каюте капитана. Его не было. Нужно было идти обратно, но я поняла, что не дойду. Меня повело в сторону и я не стала противиться, с удовольствием опускаясь на пол. Туда, где мне было место. Я пришла, чтобы сказать ран Альрону как его ненавижу. Я могла бы говорить об этом круги напролёт. Снова и снова. А они, они все и Кэртис, боготворили это чудовище. Поклонялись ему. Кэртис вздумал винить себя в том, что недостаточно хорош, но на самом деле это ран Альрон не стоил и кончика его пальца. Он уничтожал всё, к чему прикасался: портил, пачкал, ломал, рушил, калечил, разъедал. То же он делал и со мной. Мне было невыносимо, что такая, как я, нравилась Кэртису. Нет, он заслуживал чего-то большего, я не собиралась дать ему испачкаться. К тому же мои круги были сочтены. Нужно было скорее со всем покончить. Додумать или уснуть мне не позволили. Панель в каюту снова открылась. — Заносите! Осторожнее! — Небольшое помещение разом наполнилось людьми. Все они мельтешили перед глазами, суетились и создавали неразбериху. В толпе синих тел я заметила мелькающее чёрное пятно. — В спальный отсек, — скомандовал кто-то и вся процессия поспешила туда. — Здесь Хранящая, может, поможет? — Посмотри на неё. Она так пьяна и измотана, что не держится на ногах. Мне никак не удавалось сосредоточить взгляд, чтобы разглядеть говорящего. — Натрахалась, подстилка? — Прекрати. Это не наше дело. К тому же она не могла прийти, капитан запретил созывать команду. Ты же сам слышал. — Это разве команда? — возмутился Синий и по взметнувшейся в мою сторону руке я наконец смогла его определить. — Посмотри на это? Разве жаль такое? И разве не для этого живут такие как она? — Уймись, ты просто расстроен, как и все мы. Надо же было тандерцам напасть, когда у нас праздник. Даже позови мы кого на помощь, сколько бы дежурных нам удалось отыскать во вменяемом состоянии? Синий не ответил, продолжая злиться. — Уверен, тандерцы всё знали. — Похоже на то. — Сволочи. Мрази. — Утихни. Капитана разбудишь. — С ним точно всё будет в порядке? — тише спросил Синий. — Ты же слышал оздоравливающих. Кроме изнеможения и обезвоживания всё хорошо, даже в камере не оставили. Отлежится и придёт в себя. Ты же знаешь капитана. — Да, только брать нападение вшестером, пусть и с капитаном, пока большая часть экипажа пьяные в стельку сношаются друг с другом… — Остынь уже. Лучше пойди и присоединись. Выпусти пар. — Как тут расслабишься. Я когда их на радарах увидел, чуть не обделался. Откуда они вообще взялись? К тому же моё дежурство ещё не закончилось, — в голосе звучала досада. — Ты прав. Пора возвращаться. Разговор на время стих. — Знаешь, если бы нас там не было… мне кажется, он бы и один справился, — шёпотом заговорил тот, что назвал меня подстилкой. — Никогда такого не видел. Один ратенмарец и эта гигантская глыба. Как это вообще возможно? — Сам в шоке. И всё же он не машина. Продлись нападение на лен больше, и мне страшно представить, чем бы это обернулось. — Заткнись, — зашипел Синий в ответ. — Знаю-знаю, так что идём. Пусть капитан отдыхает. Наша задача поддерживать его и делать всё возможное. Тандерцы не скоро придут в себя, в этот круг он в очередной раз сделал для Империи невозможное, рискнув здоровьем и жизнью ради Возрождения. Пусть свет озарит чрева ратенмарок и у нас появится больше детей. — Да, брат. Твои слова да предкам в уши… — голоса затихли. В каюте не осталось никого кроме меня и капитана. Посидев немного на полу, я подобралась и поползла в спальный отсек. Он лежал на кровати, распластался на спине, выпрямив руки и ноги вдоль тела. Мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы забраться наверх. — Ненавижу. Он был бледен и походил на труп. Наглухо застёгнутая чёрная форма делала тихое дыхание почти неразличимым. — Ненавижу, — повторила я и, занеся кулак, опустила его на грудь мужчины. — Ненавижу тебя! — от моих ударов тело вздрогнуло, приоткрылись веки. — Ненавижу тебя, слышишь?! Я снова попыталась нанести удар, но ран Альрон неожиданно очнулся и прытко, чего я никак не ожидала от полутрупа, уронил меня на кровать, навалившись со спины и припечатав к поверхности собственной тяжестью. Я продолжала трепыхаться, когда в каюте возник кто-то ещё. — Капитан? — Вон, — буркнул тот, и вошедший испарился несколькими мгновеньями спустя. — Даже ты… даже ты… — рыдала я, не находя сил закончить фразу. Даже такое исчадие, как ран Дарий Альрон, был в тысячи раз лучше, чем я. Ему было дело до собственного народа. Он был готов пожертвовать собой, сразу, без раздумий, без метаний. Покончить со всем в один миг. Все они могли сделать это ради друг друга. Но не я. Я была другая. Я боялась смерти, и всё остальное не имело значения. Я считала себя лучше, чем они, называясь тейанкой. Правда же заключалась в том, что родина не делает тебя хуже или лучше, чем ты есть. Будь я тейанкой тысячи раз, я была хуже, чем Кэртис. И даже хуже, чем самый жуткий убийца во всей Вселенной. Ран Дарий Альрон мог забрать миллионы жизней во имя своих предков. И мог с лёгкостью расстаться со своей, если так было нужно во имя спасения живущих ныне. У меня не было храбрости сделать ни то, ни другое, имея на то все причины. Ран Дарий Альрон был лучше меня. Самый худший ратенмарец во Вселенной был всё равно в тысячи раз лучше, чем я.