Сто семидесятая

Притупившиеся чувства заглушали любые впечатления извне. Вернее, впечатлений больше не было. Еда перестала казаться безвкусной, она стала таковой. Встречи с капитаном могли всколыхнуть тело лишь на жалкие доли ут, но как только исчезало чужое прикосновение, я тут же погружалась обратно на тёмное дно безразличия. Так проходили круг за кругом. Меня больше не волновало, что подумают наблюдающие за мной или сам капитан. Я больше не собиралась искать уязвимое место ран Дария Альрона. Я должна была сделать всё сама. Когда я стала уходить после энергообмена, не задерживаясь в чужой каюте более, чем требовалось, то не получила ни единого вопроса, как не спросили меня и о том, что за истерику я устроила после Возрождения. Что подумал о моей внезапной смене поведения капитан, я не имела ни малейшего понятия, и меня это совсем не волновало — чего ещё ожидать от сумасбродной Хранящей? Кэртис, сникнув после праздника, больше не тревожил меня, прося позаниматься с ним вместе, облегчив тем самым задачу — больше я не хотела общаться с Синим. Не имело смысла отрицать то, что парень, кажется, испытывал ко мне чувства, не ограничивавшиеся исключительно дружескими. Но мне больше не нужна была дружба. Тем более нечто большее. От занятий в Оздоравливающей и Спасательной я не отказалась, но больше не испытывала прежнего интереса и любознательности. С этого момента каждое моё движение объяснялось одной-единственной целью — отыскать возможность. И вот настал круг, когда я заметила то, что искала. Огромная территория Транспортного отсека представляла собой необъятных размеров пространство. Этот огромный наполовину пустой пузырь напоминал сдавленный с двух сторон шар, выпячивающий один из боков наружу, вторя изгибам корпуса Зигмы. Внутри без умолку гудели двигатели взлетающих и садящихся кораблей. Повсюду мельтешили синие комбинезоны механиков, техников, пилотов и другого персонала, уже не говоря о пассажирах и многочисленных единиц десанта. За всем этим я могла наблюдать с третьего и четвёртого пролёта Спасательной. Палуба Кэртиса принадлежала Транспортному отсеку, но занимала сравнительно небольшую его часть, отделённую от основного тела корабля буферной зоной. Несмотря на скромные размеры, в Спасательной умещалось достаточно капсул на случай экстренной ситуации, чтобы эвакуировать весь состав Зигмы. Для того чтобы оказаться на нужной палубе, мне приходилось сначала спускаться на площадку Транспортного отсека, затем пересекать пешком линии посадочных и взлётных полос по специально обозначенным дорожкам, походившим на лабиринт без стен, и после подниматься выше. У подъемников я пристёгивалась подобием «карабина» — металлическим фиксатором, называющимся страховочной петлёй, к стальному тросу и только после этого могла свободно передвигаться вдоль спасательных палуб. Эта было одной из мер безопасности, потому что палубы представляли собой бесконечно длинные дорожки, бегущие вдоль внутренних стен корабля и не имеющие надёжной перегородки со стороны транспортных площадок, кроме сетки, едва доходившей до талии. Палубы напоминали не имевший конца балкон. Несколько раз мне приходилось наблюдать учения экстренной эвакуации. Как позже объяснил Кэртис, они проводились регулярно небольшими группами. Около трёх-четырёх сотен Синих получали сигнал на личный комм о том, что им следует немедленно покинуть Зигму. Полагаясь на вызубренные назубок инструкции, они оставляли свои дела и направлялись в Спасательную. Стоило им оказаться на месте, программа Зигмы отдавала следующие распоряжения исходя из конкретного расположения того или иного члена экипажа. Стройными рядами, не создавая паники и давки, они быстро следовали к нужным квадратам челноков. Отчего-то я была уверена, что даже при настоящей эвакуации ратенмарцы сумеют сохранить голову на плечах. Пристёгнутые к одному общему тросу страховочной петлёй, эвакуирующиеся двигались в порядке очереди. Даже если бы они захотели обогнать друг друга, у них бы всё равно ничего не вышло. Петля размыкалась сигналом общей системы, как только ратенмарец достигал точки назначения. — А если что-то пойдёт не так? — спросила я Кэртиса, наблюдая за первой эвакуацией. — Кому-нибудь может стать плохо или ещё что. — Если кто-нибудь застрянет и не будет двигаться с места дольше определённого количества кун, на комм поступит сообщение. Дальше, следуя коротким инструкциям, программа либо решит вопрос самостоятельно, либо сообщит как отсоединиться. — Как? — Это лишняя информация. — Спрашиваю исключительно в образовательных целях. Я не обманывала Кэртиса — тогда мною действительно двигало чистое любопытство. Тяжело вздохнув, Кэртис ответил — он всегда мне уступал: — Видишь, повыше петли, две гайки? — Ага. — Дальше резиновая прокладка. — Вижу. — Сдвигаешь её и нажимаешь на выступ, вот здесь. Это кнопка. Жёсткая, дави сильнее. — Есть! — обрадовалась я, отстегнув шнур и победно воздев его кверху, так что хвост мотался перед лицом Кэртиса. — Пристёгивай обратно! — зашипел он на меня. Сейчас я поняла, что именно так смогу со всем покончить. Четвёртый ярус находился на достаточной высоте, чтобы, падая, разбиться насмерть. Главное — подняться так, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Отстегнуть трос и спрыгнуть вниз. Даже при условии, что я умру не сразу, удар должен быть достаточно сильным, чтобы меня не успели доставить к оздоравливающей камере вовремя. Думать о собственном самоубийстве было странно. И страшно. Но всё было решено. Круг назначен. Четвёртый круг цикла начался как обычно. Подъем, первый приём пищи, практика в Оздоравливающей. Второй приём пищи. Воспользовавшись терзаниями Кэртиса, я отменила личное занятие на сегодня, написав через комм, что хочу повозиться с изученными ранее узлами сама. Кэртису не оставалось ничего другого, как согласиться. Неплохо изучив характер Синего, я была уверена, что он найдёт способ исчезнуть из родного отсека на то время, пока там буду находиться я. Соглядатай в этот круг мне был особенно не нужен. Что же касалось тех, кто наблюдал со стороны сквозь незаметные электронные объективы камер — они не успеют мне помочь. Главное — сделать всё правильно, чтобы никто не догадался о моих намерениях раньше, чем я сделаю решающий шаг. Я доела бесцветное подобие каши и выпила мутную жидкость в стакане до капли. Не торопясь отнесла поднос с использованной посудой и покинула Обеденную, понимая, что делаю это в последний раз. Не заходя в каюту, сначала добралась до трансфера и выбрала Транспортировочный отсек финальной точкой назначения. Фиксирующее магнитное поле привычно сковало тело и понесло капсулу со мной внутри сквозь спутанные кишки Зигмы. Я поняла, что рада этому временному бездействию и беспомощности. В этот самый миг от меня абсолютно ничего не зависело, и не важно, как сильно бы я захотела сдвинуться с места, изменить что-то, это было попросту невозможно. Я была лишена сил шевельнуть кончиком пальца, и это успокаивало. Не нужно было принимать решений. Страшных решений. Панель трансфера выпустила меня из надёжного убежища, где ничего не могло случиться слишком скоро, заставляя направить шаги вдоль узкой дорожки для персонала. На этой узкой полосе шириною в два средних шага было безопасно. Эти пути обозначались на всех программах пребывающего и покидающего Зигму транспорта. Пока я шла вдоль белых светящихся полос, следуя стрелке, указывающей направление к Спасательным палубам, мне ничего не грозило. Меня не могло задеть окончанием крыла или неубранным шасси, ранить вырывающимся из сопла синим огнём. Здесь мне нечего было бояться. Приведя меня к противоположной стене, стрелка исчезла. Я оказалась перед платформой. Крошечный квадрат — три на три шага — представлял собой нехитрый механизм, предназначенный для подъема обслуживающего персонала на нужную палубу. Я встала на него, выбрав в меню задач четвертый ярус Спасательной. На небольшом табло высветилась красная надпись: «Зафиксируйте страховочную петлю». Петля, вернее три — именно такое количество человек могло находиться на подъемнике одновременно, висели на поручне. Без неё подъемник не заработает, обеспечивая мою безопасность согласно инструкциям. Выбрав крайнюю слева, я пристегнула петлю к поясу. Подъемник доставил меня на нужный ярус за считаные куны. Слишком быстро, — подумала я и, промедлив всего мгновение, отправилась вдоль перфорированной решётки четвертого яруса, свободно обозревая кипевшую под моими ногами жизнь. Там, внизу, винтики Зигмы, сделанные из крови и плоти, неустанно вращались, каждый в собственном ритме. Они следили за тем, чтобы взлёт и посадка проходили строго по расписанию, в соответствии с правилами и нормами, не отклоняясь ни на единый кун. Так было в этот круг и так будет в следующий. В тот, который я не увижу. Может быть поэтому зрелище, виденное мной столько раз, казалось невероятным. Будто именно в этот раз все действия бесчисленной армии Синих имели особое значение, неописуемую важность, будто от всего этого зависело существование Вселенной. Я остановилась. Мне показалось, что на самом деле меня здесь уже нет. И только по какой-то совершенно необъяснимой случайности мне всё ещё кажется, будто я принадлежу этой точке во времени, когда на самом деле я — всего лишь забытая тень, бросившая собственное тело на далёкой планете и разгуливающая, где вздумается, сама по себе. Или, может быть, я — опустевшее тело, потерявшее душу вместе с совестью, только для того, чтобы продолжать дышать. Пройдя вдоль бесконечно длинного перехода до одного из знакомых узлов, я остановилась. Спустила страховочную петлю в карман — небольшое углубление, позволявшее производить ремонтные работы без помех, достала планшет. Выбрала нужный раздел и опустила взгляд. Я не собиралась ничего читать. Поступая так, у меня появлялась возможность спокойно постоять там где нужно, не привлекая внимания. Постоять, чтобы попрощаться с жизнью, затем быстро отсоединить петлю и сделать один широкий молниеносный шаг. Перевалиться через ненадёжный бортик, маячивший на расстоянии руки и полететь вниз. Перед глазами тянулись строчки. Ничего важного. Уже. Всё важное стояло перед мысленным взором, питаемое памятью. Я вспоминала первое время в деревне. Знакомство с новыми друзьями и собственную радость от того, что больше никуда не нужно ехать. Путешествовать было тяжело и страшно, повсюду мерещились кровожадные ратенмарцы. Я скосила взгляд в сторону на сотню синих точек. Вот эти. Это они мне снились злобными монстрами, мечтающими о том, чтобы впиться и перегрызть чужую глотку. В деревне жилось хорошо. Я стала посещать школу, пусть нас было немного, но у меня впервые появились друзья моего возраста. С ними я росла, играла, делилась тем, что на душе. Кому-то такая жизнь могла показаться блёклой и скудной — иногда так рассуждали взрослые, вспоминая прошлое. Они, наверное, знали, что потеряли, но нам, никогда не видевшим Тейаны в дюжины рассвета, наша замкнутая жизнь казалась удивительной. Всё вокруг выглядело таким, как должно было быть. Идеальным. Недалеко что-то грохнуло, раздались голоса, отвлекая меня от воспоминаний. Синие сгрудились у небольшого челнока, бурно обсуждая что-то. Главный из них размахивал руками, пока остальные разбегались в стороны, спеша исполнить распоряжение. Должно быть, их жизнь тоже не казалась им бессмысленной и пустой. Возможно, им было тяжело, но они, так же как и Кэртис, никогда не предавались бездействию и меланхолии. Наоборот, сколько я помнила Синих, все они были полны энергии и сил. Они неустанно шумели, где бы ни появлялись, оживляя пространство собственным присутствием. Так было и со мной. Вернее, с нами, с детьми поселения. Нам было хорошо даже несмотря на то, что мы скрывались и должны были проявлять осторожность и бдительность на каждом шагу. Альмена, не Тейана, стала моим домом и целым миром. Была ли наша деревня больше этого корабля? В душе засвербело. На глаза навернулись слёзы. Две дюжины назад… нет, теперь уже больше, этого всего, моего прошлого, не стало. Вместо деревни у меня появилась Матера, а затем Зигма. Вместо друзей и односельчан меня окружили незнакомцы, рядом с которыми я была вынуждена существовать круг за кругом. В мысли непрошено ворвался Кэртис. Он, несмотря на то, что был ратенмарцем, кажется действительно стал мне другом. Сильно ли он отличался от Ино? Нет, оба всегда были рядом и им обоим я нравилась. Один друг у меня всё же есть. Не был. А есть. Пусть настоящее для меня продлится ещё совсем немного. Слёзы заволокли глаза, капнули на экран планшета, продолжающего бестолково показывать свои бессмысленные строчки. Я не шевелилась, боясь, что стоит мне это сделать, и колени подогнутся от невыразимой тяжести, осевшей на мои плечи. Я должна сделать это. Должна покончить со своим существованием. Голова гудела от того, как прочно я старалась зацепиться за эту простую и понятную мысль, гоня от себя прочь то, что осознала совсем недавно. Знания, за которыми я так гналась, стремилась получить пользу, обернулись для меня проклятьем, позволившим на мгновение очутиться по другую сторону зеркала. Там, где прятался чужой, искривлённый мир. Зачем мне было знать, о том, что дети ратенмарцев так рано прощаются с родителями? О том, что некоторым из них вживляют в тело дрянь, чтобы они могли общаться с искусственным монстром, который будет выкачивать их силы, а кого-то сведёт с ума? Зачем мне нужно было знать, что все они, эти мелкие синие точки, живут друг для друга и работают сообща так же, как и мы на Альмене? Верят в правильность своего пути, стремятся к большему, как мой последний в этой жизни друг. Зачем я узнала обо всём этом? Почему я видела, как ратенмарец поцеловал маленькую мертвую девочку в белом? Зачем ран Дарий Альрон не стал портить остальным праздник, согласившись поставить на кон собственную жизнь? Собственную жизнь взамен нескольких спокойных ленов для других?! Они убивали ради собственного спасения, убивали за тех, кто погиб от рук тандерцев и продолжают погибать и поныне. Ратенмарцы убивали тандерцев. Тандерцы убивали ратенмарцев. Мы, тейанцы, тоже не стояли в стороне когда нападали враги. Мы тоже убивали. Я стояла, до крови закусив губу. И ненавидела. Ненавидела то, что стала видеть во враге — в ненавистном враге, отнявшем миллионы жизней — таких же людей, как и я сама. Я ненавидела себя за то, что потеряла эту спасительную грань между собой и другими, теми, кто выкрасил свой мир в три ненавистных цвета. С отвратительной чёткостью я ощущала единство всех и каждого, кто дышал, мыслил, творил и совершал. Совершал чудеса, позволяя преодолевать пространство, время и даже смерть, спасая жизни с помощью науки и веры. И в то же время совершал преступления против себе подобных, неся разруху, хаос и пустоту. Смерть. Это был человек. Создание гуманоидного типа, расселившееся когда-то по Вселенной, приспособившееся к новым условиям обитания, но так и не сменившее своей сути. Зачем мне нужно было это знать? Я больше не могла стоять. На мои плечи рухнула Вселенная и раздавила меня под своей тяжестью. Я умерла. Я больше не была тейанкой. Я больше не была дочерью своего народа. Я больше не была той, кого знала последние девятнадцать дюжин. Я превратилась в червяка — или человека. Без имени, памяти и прошлого. Всё, что я знала до сих пор, вспыхнуло ослепительной вспышкой — и тут же развеялось прахом по Вселенной. Рыдания сотрясали всё моё тело. Я не двинулась с места ни когда вокруг заревела оглушительная тревога, ни когда ошалело запищал мой комм, ни когда повсюду загремели голоса, затопали тысячи ног. Сначала в отдалении, а затем совсем близко, словно я лежала у обочины дороги, пока по ней проносился стройный табун. Тебе всё равно, что происходит вокруг, если внутри всё умерло… — Юна, Юна! — меня буквально вздёрнули с пола, тряся за плечи. — Я вызывал по комму сотни раз! Почему ты молчала?! — требовал Кэртис, выпучив на меня ошалелые глаза. — Что случилось? Почему ты плачешь? Моё тяжёлое тело осело на его руках. Я просто тупо смотрела в лицо Синего, едва разбирая его слова. Так и не дождавшись от меня ответа или хотя бы реакции, он быстро заговорил: — На нас напали тандерцы. Ты, наверное, уже слышала, — он с сомнением окинул меня взглядом. — Сейчас это не важно. Послушай, большую часть персонала уже эвакуировали. Тебе тоже нужно уходить. Он буквально силком поставил меня на ноги и отцепил петлю, волоча в неизвестном направлении. — Я проверил инструкции Хранящих, — говорил он, вертя головой. Только сейчас я заметила суматоху на Транспортных площадках. Все куда-то бежали, один за одним взлетали корабли, мелькая десятками и сотнями огней. Слух терзала тревога, всё отчётливее возвращая меня в реальность. А Кэртис всё продолжал говорить: — Тебе не положена эвакуация. Ты остаешься с капитаном до последнего. Но Юна, — он вдруг резко развернулся и, схватив меня под локти, привлёк ближе, заставляя смотреть себе в глаза. — Ты не можешь погибнуть. Я. Даже Он. Но не ты, слышишь? Не ты, понимаешь? Только не ты. Его взгляд сказал остальное. Кэртис видел во мне не просто друга. Всё было куда хуже. Намного хуже. — Нас могут услышать, — произнесла я, кажется, после целой вечности. — Я отключил запись переговоров. Нас никто не слышит. Наверное видят, но только камеры. Служба внутренней охраны тоже эвакуирована. Всё всплывёт только если мы переживём нападение. В этот момент пол под ногами ощутимо тряхнуло, мы оба ухватились за поручни. Я впервые почувствовала Зигму, парящую в бесконечности вакуума. Огромный монстр, а с ним и все, кто были на его борту, имели столько же шансов остаться в живых, как и я сейчас. Так была ли между всеми нами разница? — Но даже если так, и мы выживем — ты выживешь, этого будет достаточно. И не думай о капитане. Слышишь? Просто спасай свою жизнь, Юна! Кэртис был готов пожертвовать всем и собой, только чтобы я осталась жива. Ему не было дела до того, что я носила белое платье. И что принадлежала другому телом и, как он верил в собственном восхищении ран Дарием Альроном, душой. Он просто хотел, чтобы я оставалась жива. — Улетай, Юна. Я удалённо загрузил в твой комм программу. Она приведёт тебя к челноку и позволит улететь, полагая, что эвакуирует одного из механиков нижнего звена. — Я… — Дальше ты всё решишь сама. Когда захочешь вернуться, просто сообщи кто ты. Скажи, что я силой заставил тебя покинуть Зигму. Но только после того, как убедишься, что возвращаться безопасно. — Кэртис… — Ничего не говори, Юна, пожалуйста, — столько мольбы таилось на дне его взгляда, что я не сумела продолжить. — Если Зигма погибнет вместе с нами всеми, ты можешь не возвращаться, если не захочешь. Вот, — он сунул мне крошечный обрывок бумаги в руку. — Тебе помогут. Ты умная и сильная. Ты сможешь начать всё заново, — словно подталкивая меня вперёд, мощное тело корабля сотряс новый удар. — А теперь иди, Юна. И не смей ни о чём думать, поняла? Кажется, Кэртис боялся, что из любви к капитану я не захочу уходить? — Спасибо, — произнесла я. Он сильнее сжал мои плечи и, приблизившись к моему лицу, заглянул глубже в глаза. — Выживи, Юна!  Словно в насмешку над моими потугами, я услышала два голоса одновременно: голос настоящего друга и голос судьбы. Возможно, я была жалким, ни на что негодным ничтожеством, но, похоже, мне не оставалось ничего кроме жизни. Я сократила разделявшие крохи расстояния между собой и Кэртисом и поцеловала его. Нет, я не испытывала к нему романтических чувств, но была благодарна за незаслуженную любовь, и сделала то, чего бы хотел он, но никогда не осмелился. И он всё понял. — Спасибо, Юна, — он улыбнулся печально, но с благодарностью приняв то немногое, что я могла ему дать. — Мне пора. Оторвав от меня взгляд, Кэртис сорвался с места и побежал. Ещё некоторое время я смотрела вслед Синему, пока он окончательно не исчез и его цвет не растворился в закипавших сочленениях грозной машины, старавшейся, должно быть, изо всех сил выстоять после обрушившегося на неё удара. Я опустила взгляд на комм. Там, в маленьком окошке светился путь к нужной мне капсуле где-то в глубине стонущего в агонии тела Зигмы. Не став медлить, я поспешила в нужном направлении. Я не имела ни малейшего понятия, что там, вне корабля. Смогу ли я действительно начать новую жизнь, о которой говорил Кэртис? Об этом я могла только догадываться. Но я собиралась сделать всё, что смогу. У меня не было меня прошлой, но я дышала, двигалась, мыслила. Я продолжала жить, как растение, тянущееся к свету жизни и не заботящееся, что происходит вокруг. В этот самый кун только это имело значение. До челнока оставалось совсем немного, когда сзади послышались крики: — Хранящая! Хранящая! — растерявшись, я остановилась. Вдруг я не успею нырнуть в челнок до того, как меня настигнут? Я плохо представляла, как происходит эвакуация изнутри. Может, звавший меня сумеет остановить процесс и тогда мне не сбежать? — Хранящая! — задыхаясь, ко мне подбежал Синий. Опираясь на колени, он согнулся пополам, едва в состоянии говорить: — Капитан… мостик… идёмте, — он с усилием захлопнул рот и медленно втянул воздух через ноздри. Рядом что-то взорвалось и полыхнуло, но он даже не дрогнул. — Капитану нужна помощь. Срочно следуйте на мостик, — наконец связно произнёс он и отступил немного в сторону, указывая рукой путь вдоль прохода и давая понять, что он лично станет меня сопровождать. Я застыла. Что будет если я откажусь или побегу? Глядя в решительные глаза Синего и оценив его физическое превосходство над своим, я поняла, что он доставит меня на мостик так или иначе. Если я не пойду по доброй воле, то поволочёт силой. И тогда мне точно не сбежать. Мне оставалось только согласиться и надеяться, что позже я смогу осуществить безумный план.