— Знаешь, ты даже во сне напряженный. Челюсть сжата, ресницы трепещут, — тебе нужно научиться расслабляться. Я в этом спец, поверь, — понизив голос до интимного полушёпота, произнёс незнакомец.
Томас твёрдо решил, что в этот раз точно добьётся ответов и не выпустит этого неуловимого мстителя. Вот только была одна загвоздка: его пугал этот парень. Точнее, не он сам, а волна желания, опасной вседозволенности, исходившая от него.
— Кто ты?
— Зови меня Ньютти, — он протянул руку, которую Томас проигнорировал.
— Я не имя твоё спрашивал.
— Не нравится «Ньютти», можно просто Ньют.
— Мне совершенно плевать, как тебя зовут. Ты не человек?
— А ты наблюдательнее, чем кажешься. И уже не гонишь меня. Ты рад мне, Томми? — склонившись над ухом Томаса, прошептал он. По брюнету пробежал табун мурашек. От отвращения, разумеется.
«Не поддаваться. Он издевается надо мной».
— Да, я очень наблюдательный. И я заметил, что с дырой в сердце ЛЮДИ не живут. Может ты вампир? Или ведьма?
— А я похож на ведьму? Если бы я был девушкой, то нравился бы тебе больше? Но поверь мне, со мной тебе будет лучше, чем с любой из них, — не отрываясь от глаз Томаса, убеждал блондин.
— Днём ты не такой смелый, с чего это интересно?
«Ньютти» скорчил обиженную гримаску и махнул рукой, мол, не обращай внимания.
— Серьезно, ты развязный и наглый только ночью? А днём невинность во плоти, песенки поёшь.
— Хватит об этом. Чего это такой ты разговорчивый сегодня? — блондин сузил глаза.
«Мастер переводить тему, поганец».
— Я хочу получить ответы на свои вопросы.
— А ты забавный. И ввиду особого расположения я даже отвечу тебе, — Томас недоверчиво приоткрыл рот, — за определенную плату, разумеется. «Вот и подвох».
— Так что, согласен? — глаза Ньюта горели ярче обычного. И Томасу не нравился этот блеск.
— Смотря, какая плата.
— Самая ничтожная. Один вопрос — один поцелуй.
— Хрен тебе, а не поцелуй, — Томас не то, чтобы удивился, но всё же…
— Как хочешь. Пойду, пожалуй, — он встал и шагнул в сторону двери.
— Стой! — Томас схватил его за руку, — я согласен. Блондин хмыкнул, по-турецки усаживаясь на диван.
— Спрашивай что хочешь, но плата заранее.
— Ещё чего, а если ты меня кинешь?
— Знаешь, у меня такое чувство, что ты мне не полностью доверяешь.
— Я тебе вообще не доверяю! — возмутился Томас.
— Ладно. Спрашивай.
— Кто ты такой? И почему не умер тогда?
— Это два вопроса, заметь. Я не человек, а душа. Соответственно, я бессмертный.
— И не стареешь?
— Времени не было проверить. Но, наверное, да.
— Ты всегда был таким? Что с тобой случилось?
— Не знаю. Уже пять.
— Эй, это не ответ!
— Всё тебе не так! Если я не знаю, что ты хочешь услышать? — Ньют, кажется, разозлился.
— Ладно-ладно, успокойся. Не знаешь и чёрт с ним. Что насчёт девушек в лесу?
— Про этих ненормальных я точно ничего не знаю. Но после встречи с ними ты начал меня видеть.
— Что? Ты следил за мной?
— Ага, целую неделю у тебя на диване валялся.
— Ты был в моём доме?!
— Чувствую, ты не расплатишься. Да… Был.
— Что ты, черт возьми, забыл здесь?!
— Ой, да ладно тебе. Как будто тебя так сильно беспокоило моё присутствие.
— Это чересчур. Я неделю жил с психом!
— Это я должен возмущаться! Твои ночные развлечения чуть не сломали мою психику.
— Ты… видел?
— Нет, я не просто видел, я наблюдал. И это уже одиннадцатый вопрос. Не пора ли платить?
— И не подумаю. И да, пошёл вон из моего дома, извращенец, — лицо блондина сначала вытянулось, а затем он неожиданно улыбнулся. И накинулся на Томаса, прижимая всем своим телом к дивану.
— Это кто еще кого кинул, — угрожающе мягко прошептал Ньют. И поцеловал.
Томас мужественно пытался не отвечать, сжимая губы. Но Ньют был настойчивым. Его рука легла на шею брюнета, впиваясь ногтями в кожу, а вторая опустилась на пах. Томас охнул, а блондин просунул язык ему в рот. И Томас, не выдержав, ответил. Губы Ньюта вели его за собой, подчиняя и отравляя.
Томас запустил пальцы в волосы Ньюта, сжимая светлы пряди. Он был словно в тумане, опьяненный и отчаянно желавший прикосновений.
Внезапно всё закончилось. Томаса настойчиво потащили куда-то. Он послушно шёл, часто дыша и пытаясь сквозь пелену возбуждения достучаться до разума. Но раньше, чем это случилось, сильные руки нагнули его над столом, расстегивая ремень. Разум прояснился за мгновенье. Томас начал вырываться.
— Просто расслабься, я знаю, что ты хочешь, — покусывая шею Томаса, произнёс Ньют. Затем он прикусил мочку уха и кончиком языка провёл по коже. Томас, прогнувшись, застонал.
***
Проснулся он с ноющей болью во всём теле. В его голове одна за другой высвечивались картины прошедшей ночи. И складывали они в ужасную истину: его вчера изнасиловал парень.
«Формально это не было изнасилованием, ты же не сопротивлялся особо», — равнодушно заметил голос разума. Но всё существо Томаса было несогласно. Чувства кипели внутри. Ненависть, злость, обида, ощущение полной униженности не отпускали его. Он страстно желал отмщенья. Невзирая на боль, он встал, оделся и помчался в лес.
Услышав знакомый голос, он улыбнулся. На большой поляне сидел Ньют и безмятежно поглаживал пальцами цветки ромашек. Томас тихо подкрался сзади, угрожающе нависая над блондином.
— Ну что, любитель ромашек, — светловолосый вздрогнул и обернулся. Его глаза округлились. Он вскочил и помчался в сторону леса. Но Томас был быстрее. И сильнее. Он грубо повали его на траву, усаживаясь сверху.
— Днём ты беззащитный и слабый? Почему? Хотя сейчас это неважно.
— Простите, я не понимаю, что Вам нужно, — чуть ли не молитвенно шептал парень.
— О, не понимаешь, я сейчас всё объясню. Ты вчера сделал мне больно. И сегодня я отплачу тебе тем же.
***
Блондин, не шевелясь, лежал лицом вниз. По его щекам стекали слёзы, а глаза смотрели в никуда.
— Ой, да ладно тебе, подумаешь. И кстати, не вздумай появляться ночью. Иначе утром не поздоровится.
Томас встал с примятых ромашек, отряхнулся и пошёл домой.
***
— Стой-стой. Ты ЧТО сделал? Трахнул его? Прямо на ромашках? — Ньют хохотал во всё горло, периодически поглядывая в сторону Томаса и заливаясь новым приступом.
— Если тебе так весело от того, что тебя поимели, я могу делать это почаще. И почему ты говоришь о себе в третьем лице?
— Да потому, что это был не я, Томми. Ты трахнул, мать его, саму любовь, — давясь смехом произнёс Ньют.
