Цепи, которые никогда не исчезали

Жизнь иногда выкидывает неожиданные финты, сбрасывая с задуманного пути на очередном повороте. Кто-то брыкается в надежде взобраться обратно, кто-то смиренно плывет по течению, Курапика же сублимировал в работу. Он привык пропадать в поместье своего очередного нанимателя до поздней ночи, да и ночи иногда проводил вовсе не дома. Усталость позволяла расслабиться и не поддаваться злости и неистребимым воспоминаниям. Переступать порог незнакомой комнаты стало до отвращения легко. Каждый раз беглый взгляд цеплялся за какие-то незначительные детали, которые под утро бесследно забывались, будь то цвет занавесок, искусственные букеты в вазах или мелкие цветочки на обоях в самых безвкусных отелях. — Как всегда приходишь в последний момент, когда мне уже наскучивает ждать. То ли дразнишь, то ли надеешься, что я уйду. — Хисока, лежавший на кровати, приподнялся в локтях и насмешливо вздернул бровь. Кто здесь и любил дразнить, так это он, что Курапика уже привык игнорировать. Молча, под как всегда неотрывным надзором, Курапика снял и аккуратно повесил на спинку стула сначала пиджак, потом рубашку и брюки. — Не хочешь помять видимость своего благочестия. — Хисока потянулся, с наслаждением разминая затекшие руки, присел, хватая Курапику за руку и притягивая к себе. — По-моему, уже поздно. Курапика не улыбался на двусмысленные замечания. Он всегда сразу же снимал одежду, чтобы не пропиталась чужим запахом, а перед уходом тщательно мылся, что раздражало Хисоку. Но он выдавал только легкомысленные шуточки и никогда не заводил серьезных разговоров на эту тему. Зато ему нравилось, что и другим — тем, постоянным альфой — от Курапики никогда не пахло. Это воодушевляло, но не подавляло собственнические инстинкты полностью. Он сомневался, что при своем партнере тот настолько развратно стонет, вцепляется в спинку кровати, царапает ногтями древесину, а потом и спину, когда его развернут. Но всякий раз хотелось сжать бедро посильнее, оставить более заметный след. Багряный браслет из кровоподтеков на запястье смотрелся бы превосходно. Хисока скользнул языком по спине Курапики, заставляя вздрогнуть и сильнее прогнуться, еле удерживая равновесие коленями и локтями на старом неравномерно продавленном матрасе, куда Курапика, абсолютно голый, успел взобраться и встать на четвереньки — принять привычную позу. Иногда это раздражало: хотелось одеть его обратно и раздеть уже самому. Избавляться от одежды довольно увлекательно, а когда эту одежду пытаются на себе сохранить — еще увлекательнее. Но Курапика лишал его этого веселья, аккуратно складывая костюм на стул. Чертовы стулья находились в каждом номере, и Хисока подумывал сломать очередной в ожидании перед следующей встречей. Не станет же он складывать вещи на обломки. Можно хоть всю мебель переломать, одну кровать оставить. Впрочем, и без кровати можно было бы обойтись. Хисока облизнулся заманчивому плану, глядя в зеркальную панель шкафа сбоку от кровати. Чертовски привлекательные идеи посещали его голову, когда он видел гибкое тело омеги под собой. Столько всего ему запрещал Курапика, и столько всего можно было нарушить. Хисока иногда подумывал, что было бы любопытно использовать цепи из Нэн, но Курапика упрямо отказался от них, едва покинул Йоркшин. Несмотря на то, что ни разу их не материализовал, он каждый день вспоминал их металлический блеск, слышал позвякивание, ощущал тяжесть на руке. Привычки, вырабатываемые долгими часами, складывающимися в дни, практически невозможно уничтожить. Хисока знал это, от того еще более разочаровывало отсутствие цепей в постели. К тому же Курапика стал заметно раскованнее, и подобные эксперименты были бы очень кстати. В первый раз в новом городе они встретились случайно. Ну, не совсем случайно, если быть честным. Хисока периодически просматривал новых нанимателей Курапики на сайте Хантеров. Сначала просто следил, жив ли он, но желание навестить возрастало. И, вручив координаты своего отеля, он не особо надеялся на ответный визит, однако неожиданный нервный стук в дверь разорвал тишину ночи. Курапика мялся на пороге, пришлось настойчиво подтолкнуть его. Так же он не решался, поглядывая то на кровать, то на Хисоку, тут уж приходилось действовать мягче. И в который раз Хисока уверился в магической силе своей убедительности и способности в итоге добиться всего, что хочешь. Стоило лишь обождать. Во второй раз Курапика вернулся менее нервным, и в каждую последующую встречу он становился увереннее и наглее, приобретая всё новые замашки. Так он выработал привычку приходить в последний момент, хотя тут Хисока не был уверен, садизм ли это в отношении него — измотать подольше, или же мазохизм в отношении себя — пытаться передумать, дать шанс любовнику уйти, потому что самому сил не хватает отказаться от потной, развратной ночи, когда дома ждет благоверный. Зато Хисока был уверен, что Курапика ни о чем не жалеет, когда щеки его краснели, глаза закатывались и невыразительная маска сменялась похотью. Ради одного этого выражения лица стоило ждать строптивого омегу хоть полночи. — Посмотри, какое милое отражение, — Хисока поднял голову Курапики, заставляя смотреть в зеркало на шкафу. Затуманенный взгляд с трудом сфокусировался, и стеснение, промелькнувшее в глазах Курапики, еще больше раззадорило Хисоку. Он провел рукой по щеке, задел пальцами нижнюю губу, слегка оттягивая ее и засовывая пальцы в рот, коснулся языка. Горячо, как и внизу. Курапика покорно посасывал пальцы, а Хисока запрокинул его голову, прикусывая нежную тонкую кожу шеи. Черт, как же хотелось, чтобы эту шею трогал только он, в любое время дня и ночи, загибал Курапику только он, ноги раздвигал ему тоже только он. Хисока сжал зубы сильнее, сходясь на мягкой плоти и оставляя метку. Курапика взвыл, но не вырывался, наслаждение было сильнее боли, подчиняло себе полностью. Хисока обхватил оба его запястья, потянул вперед, заставляя уткнуться в простынь, и продолжал толчки. Горячее до невозможности тело терлось о спину, и Курапика плавился, как старая граммофонная пластинка на костре. Хисока хорошо умел вытрахивать из него всю боль и отчаяние, наглыми воронами свившие внутри него черное гнездо. С Хисокой становилось не до них, было просто хорошо. До охуенности неимоверно хорошо. Он чувствовал любое желание и охотно исполнял, пока сам получал, что хотел. Он действительно был фокусником, виртуозом, пусть слегка пафосным, но отлично читающим людей. А так же профессионально доводящим до оргазма. Хисока вовремя замедлялся и помогал Курапике кончить одновременно с ним. Стоило ли считать это еще одним фантастическим талантом, Курапику не волновало, когда он тяжело дышал пересохшим ртом, отходя от фейерверков в голове. А потом он молча плелся в душ и уходил под неизменно провожающим взглядом. Фруктовый гель для душа смывал запах другого альфы, и Курапика мог позволить себе спокойно вернуться домой. В этот раз в запотевшем зеркале он увидел наливающийся синяк на шее от укуса, про который успел позабыть. — Какого черта? — злобно прошипел он, вылетая из ванной. — Не сдержался, — Хисока подавил смешок, но явное удовлетворение не получилось. — Мы так не договаривались! — Курапика угрожающе завис над Хисокой, развалившимся на краю кровати. — Договаривались, не договаривались… Да не заметит твой благоверный.— Хисока потянул за край банного халата на Курапике. — Может еще разок? — Не называй его так, — процедил Курапика, проигнорировав предложение, и отдернул халат. — А что, тебя злит, что ты не под стать ему? Брось. Нам хорошо. Правда ведь? А он у тебя домохозяйничает, пока ты пропадаешь на заданиях и бегаешь ко мне? Ты ведь сам не хочешь спокойной семейной жизни. — Может, это тебе следует остепениться? Или хотя бы завести постоянное жилье? — Переодевание не мешало вести ответное наступление. — Мы ведь даже в номере одном не бывали дважды, кажется, все комнаты во всех гостиницах опробовали. Так что не тебе говорить мне о постоянстве. — Что ж, наверное, это просто не для меня, — задумчиво протянул Хисока. — А что для меня, я не знаю, — уже под нос себе пробурчал Курапика, захлопывая за собой дверь номера. Почему-то душила обида. Курапика доезжал до дома на окраине города даже быстрее, чем ему хотелось. Но вести машину нарочито медленно тоже не было желания. Небольшой домик с горящими окнами и большим садом не вызывал радости, скорее, скрип зубов и раздражение. Обычно дом для людей — это крепость, где можно спрятаться от всех невзгод и отдохнуть, родное место, куда хочешь возвратиться всей душой. Дом Курапики же разрушили, когда Пауки уничтожили клан Курута. Это же было место, куда просто нужно вернуться. Несмотря на поздний час, Леорио сидел перед ноутбуком в гостиной и что-то печатал в темноте. — Как дела? — незаинтересованно спросил Курапика. — Сложный случай. С самого утра консультирую, — ответил Леорио, хоть и знал, что вопрос был задан только из вежливости. Послышался шорох, и с двух сторон от Леорио взметнулись взлохмаченные макушки. — Папа вернулся! — закричала одна из них. Курапика закатил глаза, благо в темноте этого никто не заметил. Леорио щелкнул пультом, и на стене зажглась лампа, освещая его и двух темноволосых пятилеток, тут же принявшихся носиться вокруг Курапики. — Вам давно пора спать, — остановил их нахмурившийся Курапика и повел к детской. — Ну еще чуть-чуть, — выпрашивающе протянул Коори. — Да, еще чуть-чуть, — с мольбой вторила Миса. Близнецы были похожи как две капли воды, и если бы Миса не носила косички, Курапика ни в жизнь не отличил бы её от брата. — Нельзя нарушать режим,— безапелляционно ответил Курапика и затолкнул детей в спальню. Быстрым шагом подошел к Леорио и зашипел: — Они всё ещё не контролируют глаза! Леорио устало откинулся на спинку дивана, вздохнул, потерев переносицу под душкой очков: — Ну что я могу сделать? — Учить их самоконтролю. — Ты забыл, что это не от меня у них глаза Курута? — Я занят на работе, — огрызнулся Курапика. — Ты всегда занят на работе, — Леорио никогда не обвинял, но смотрел с укором. Из-за алых глаз детей им пришлось купить дом на самой окраине, и Леорио не мог нормально практиковать, потому что Курапика вечно отсутствовал и нужен был присмотр за детьми. Он лишь консультировал больных по интернету, изредка принимая пациентов на дому, пока Миса и Коори бегали в саду. Такая возможность появилась в последнее время, когда дети стали более самостоятельными, но риск засветить глаза Курута еще оставался. Если в скором времени они не овладеют глазами, придется и учить их на дому. — Я не заставлял тебя подписываться на это, — возразил Курапика. — Я знаю. И это «Я знаю» было таким открытым, честным и до безумия больным. Но Курапика привык не замечать этой боли.