Последний договор

Побег окончен. Так что Зоро просто просыпается. Он не знает, какой сейчас день, не слишком представляет, где находится, и не имеет ни малейшего понятия о парне по имени Луффи. Ко всему прочему, он совершенно не помнит, чем занимался последние сорок пять дней своей потерявшей направление жизни. Едва ли он смог бы столько пить, не испытывая угрызений совести. Так что Зоро, подбиваемый обычной человеческой любопытностью, встаёт с нерасправленной кровати в своей квартире. Он не обращает внимания на толстые слои пыли, лишь, шаркая ногами, отправляется в туалет. Не найдя там никаких подсказок, Зоро отправляется на кухню, но уже не ради подсказок, а ради еды. С лицом, которое по своей эмоциональность способно потягаться со стулом, он пересекает кухню и направляется к раковине. Пыльное и грязное зеркало овальной формы, расположенное как раз над раковиной, любезно отражает голову сгорбившегося Зоро. — Сколько же я пил? — спрашивает Зоро сам у себя, пытаясь рассмотреть лицо с разных сторон. — Чёрт возьми, у меня зелёные волосы... И при этом он, что странно, совсем не чувствует, будто похмелье всё-таки его настигло. Он устал, у него болят мышцы так, как они болят почти всегда, но, если рассматривать состояние в целом, он в норме. Разве что когда-то успел покрасить волосы. Солнце больно бьёт по глазам, а температура в середине августа по ощущениям. У Зоро мёрзнут ноги. Он отмечает, что заснул, отчего-то, в грязных джинсах, которые, в чём он, конечно же, может ошибаться, раньше были целыми. И теперь они вполне могут сойти за модную и дорогую вещь. Только зачем? Зоро проводит рукой по волосам. На кухне пахнет старым хлебом, улицей и невыносимо — пылью. Из крана льётся вода коричневого цвета, и Зоро тихо ругается сквозь зубы, закрывая кран. Это же нужно вызывать сантехника... Или хотя бы узнать у соседей, что может происходить. Голова начинает болеть от нахлынувших мыслей. Он окидывает раковину обречённым взглядом и, так и не умывшись, разворачивается на пятках. — Так, ладно, — голосом человека, который устал от жизни за первые десять минут после пробуждения, произносит Зоро. — Кто ты? Я что, пил с тобой? — подумав, он добавляет: — Тебе вообще есть двадцать один, чтобы я с тобой пил?.. Перед ним, за столом, накрытым клетчатой скатертью, сидит паренёк и глядит на него. Сложно что-то сказать о его возрасте, ещё сложнее о том, кто он такой. Зоро может поклясться, что видит его первый раз в жизни. Как будто это проблема, отмечает он про себя. Ему и раньше доводилось приходить в себя с незнакомыми людьми в странном месте, которые до этого с его пьяной подачки делали себе татуировки. Паренёк сидит, облокотившись на стол и подперев голову рукой, очевидно, чтобы та не укатилась прочь. На нём соломенная шляпа, которых раньше Зоро никогда не видел вживую, и спокойное, но в то же время чем-то обеспокоенное выражение лица. — Зо-о-оро, — зовёт его паренёк. Зоро недовольно фыркает, как бы вопрошая. — Ты, правда, ничего не помнишь? Робин говорила мне, что надо соглашаться, но я не хотел, и... — Стоп! Стоп. Кто такая Робин? И, что гораздо важнее, кто ты? И, может, ты можешь объяснить мне, что я должен помнить и почему мои волосы вдруг зелёные? — Это был мощный выброс магии, а ты был не очень к нему подготовлен... — пытается пояснить паренёк. — Опять стоп. Какая магия? — Зоро садится на пол и закрывает лицо руками. — Господи, я что, ещё и наркотики принимал? Только этого не хватает... Скажи, что я не принимал наркотики. — Робин... — Он встаёт, делает несколько шагов и садится на пол, напротив Зоро, так, чтобы его вытянутые ноги касались кухонных шкафов, на которые Зоро откинулся. — Робин дала мне кое-что, чтобы я передал тебе. — Кто такая Робин? — Зоро очень старается выглядеть спокойным. — Вот, — паренёк протягивает ему сложенный лист бумаги из карманов своих шорт, исписанный аккуратным почерком с одной стороны. — Робин сказала, тут кратко. Просто прочитай. Зоро, вздохнув, принимает помятый лист из чужих рук с обгрызанными ногтями. Личность некой Робин остаётся загадкой, того, кто сейчас сидит напротив — тоже, а это, видимо, его собственное завещание, так что можно и прочитать. Его глаза медленно движутся от строчки к строчке. «Можешь думать, что всё это — выдумка. Можешь не верить всему, что написано — твоё дело. Но задумайся, так ли это необходимо. Всё, что здесь сказано, действительно было. Быть может, не столь достоверно. Но всё записано с чужих слов, а значит, это последний оплот твоей памяти.» Недоверчиво, но Зоро читает дальше. «Ты пережил удивительные события, но всё закончилось не так, как мне бы хотелось (и не только мне), поэтому всё, что ты можешь вспомнить, хранится на этом листе. На этом листе и в книге, которую отдаст тебе Луффи. Все мы заплатили за то, что сейчас имеем. Я не могу сказать, как быстро ты придёшь в себя, и как быстро придёт в себя Луффи.» Словно отслеживая чтение Зоро, паренёк весело подаёт голос: — Луффи — это, кстати, я, — и он широко улыбается. Полный смятения, Зоро кивает. «Если он вдруг тебе не сказал, то Луффи — маг. К сожалению, маг-дезертир. К ещё большему сожалению, бывший. Ничего у него не спрашивай, потому что он ничего тебе не расскажет. Только то, что ты не захочешь знать. Возможно, ты удивишься, но больше месяца ты помогал ему убегать от его преследователей. Война ещё не окончена, но теперь, частично, благодаря тебе, он не имеет к ней ни малейшего отношения. Я тоже. Ни он, ни я, ни один волшебник в мире больше не должен выступать за какую-либо страну. Это вызвало огромный переполох, впрочем, дело уже совсем другое. Побег Луффи длился сорок три дня, и сорок один из них он провёл с тобой. И всё заканчивается тем, что, ценой отмены Последнего договора (надеюсь, нет нужды объяснять его суть), Луффи теряет всю свою магию. Вот так вот просто. Все мы были, как бы так сказать... На нашей, волшебной «базе», когда это случилось, и ты, Зоро, действительно, как оказалось, был нужен нам. Если вдруг интересно, после того, как все документы, имеющие отношение к военной службе половины магов, были уничтожены Луффи, нас обнаружило наше непосредственное начальство. Начальство ясно дало понять: если Луффи просто уберётся с глаз долой, о нём, так уж и быть, забудут. Разумеется, «просто» его не отпустили. Но магия Последнего договора сделала своё дело, так что Луффи не способен ни на одно заклинание мира. Ты же потерял память. Следствие по моему делу и по делу людей, нам помогавшим, только будет вестись, но едва ли мы сможем встретить вас хоть когда-нибудь.» Дальше Зоро не читает. По мере чтения он всё ниже сползает по тумбе, пока не оказывается в полулежащем положении. Он закрывает листом бумаги своё лицо и произносит: — Я всё-таки принимал наркотики. Луффи долго смотрит на него непонимающим взглядом. Колени Зоро почти упираются ему в грудь, и пол, — однозначно, не лучшее место для душевных бесед. Тем более, когда беседе только предстоит состояться. — Посмотри хотя бы на свою руку, — кивает ему Луффи и тянется вперёд, чтобы снять бинты с плеча и предплечья Зоро. Он некоторое время возится с ними, но, когда операция успешно заканчивается, взгляду Зоро предстаёт огромное количество разного размера чёрточек, сделанных маркером на коже. — Робин знала, что тебе, возможно, сотрут память. Она надеялась, что это поможет всё вернуть, если всё пройдёт... Проще. Здесь их сорок, столько же, сколько дней мы и убегали, и ты сделал их себе в последний. В принципе, их можно уже и смыть. Зоро очень красноречиво изгибает бровь. — Нет же, послушай, — пытается убедить его Луффи, что-то отчаянно ища в своей одежде. — А-а-а-а, без магии так плохо. О, нашёл! На свет появляется маленький флакончик, как Зоро может судить на первый взгляд, каких-то духов. Жидкость за стеклом светло-красного цвета, такого, будто изрядно разбавлена водой. Зоро всерьёз начинает опасаться, будто в нём находится его память или, что ещё хуже, его душа. Никогда не знаешь, чего ожидать от волшебников. Но Зоро, отчего-то, не слишком удивлён. Однажды он в трезвом состоянии пытался отрезать себе ноги, а то, что он мог сделать в состоянии опьянения, иногда переходило границы. Он внимательно смотрит на флакон, который притягивает к себе все солнечные лучи на кухне, и откровенно недоверчиво косится на улыбающееся лицо Луффи. Всё это, конечно же, может оказаться выдумкой. Розыгрыш, или что-то вроде. Просто очень хорошо продуманная история. Эксперимент. Что угодно. В реальность происходящего верится с трудом. — Что это? — и Зоро указывает на флакон немного подрагивающим пальцем. — Там, дальше, наверное, уже появилось. — Появилось? Зоро охватывает лёгкая степень ужаса. Он боится представить, что же могло появиться, и желание читать мгновенно его покидает, как делало это всё время его обучения в школе и колледже. Он неохотно опускает глаза, чувствуя, как Луффи пялится на него, ожидая. «Ещё совсем немного слов. К сожалению, мне не удалось спасти твою память или выторговать её у Сэнгоку. Он был категоричен насчёт тебя, утверждая, что тот факт, будто простой человек помнит половину волшебников в лицо, вызовет в волшебном мире неоднозначную реакцию, так что тебя, скорее всего, убьют. Считай, мы тебя спасли. Но вместе с твоей жизнью мне удалось спасти и ещё кое-что. Я вытянула это в последний момент, так что оно несколько неполное, но, думаю, всё наладится. Это то, чем действительно стоит дорожить. Ты будешь недоумевать, как так всё получилось, однако я могу сказать, что это... Ожидаемо. Так что если рядом не найдётся мага, просто выпей.» Терять ему, собственно, нечего. Зоро принимает из чужих рук флакон, подносит его к свету и щурится, глядя на красную жидкость внутри. — Пока ты не выпил, — прерывает его Луффи. — По-моему, людям не нужны глаза на затылке. — Ты о чём? — Ты говорил во сне. «Первым шагом борьбы с восприятием людей исключительно через их внешность будет перенос человеческих глаз на затылок», — без запинки тараторит Луффи. — Так говорил мой преподаватель в колледже, — неуверенно заявляет Зоро. — К чему бы это я вспомнил? И он, открыв флакон, одним резким движением выливает всё его содержимое в рот.

«В нём твоя любовь.»