Последний договор

Описать панику в волшебном мире невозможно. Хотя бы потому, что волшебники, в массе своей, не умеют паниковать. Если волшебник видит рядом с собой ещё хотя бы десяток волшебников (напоминаем: не существует никаких достоверных сведений по поводу того, что волшебники хоть когда-нибудь собирались в таком количестве. Недостоверных, кстати, тоже), он просто не в силах паниковать. Зачем? Ведь рядом находятся десять волшебников, думающих абсолютно так же. А одиннадцать волшебников, всецело полагающихся друг на друга, теряют способность ругаться. Так, волшебники, обнаружив огромное количество воды, льющейся из камней, которая возникает буквально из воздуха, сели и всё обсудили. Однако сели они не просто на пол (оно и не мудрено: никому не хочется сидеть на мокром полу), а собрались, закрылись в своих комнатах, сели и всё обсудили сами с собой. Собственно, это типичный пример того, как волшебники решают проблемы. Ни один волшебник не растерялся — и это важно отметить. А некоторые, не имея желания возвращаться в свои комнаты, остались на месте работы, и очень долго делали вид, будто ничего не происходит. И этот их вид успешно сохранялся ровно до того момента, когда в Главном Зале рухнула на пол висевшая там люстра. А поскольку название зала подразумевает соответствующую люстру, воздержимся от её описания. Вслед за ней упало несколько внушительных кусков мраморных колон, и ненадолго камнепад прекратился. В лазарете Чоппера никаких камней не падает. Все банки, коробки, книги, лекарства, травы, вся мебель, все люди и даже все не совсем люди остаются на месте, когда мощным порывом ветра выбивает витражное окно. Волшебники — известные любители витражей. На витраже Чоппера никого не били, не травили, не унижали и не убивали, поэтому витраж считался по-своему ценным. А считался именно потому, что теперь никто не сможет ему помочь. Вода, как и бежала, продолжает бежать. Так или иначе, даже Робин не уверена, существует ли где-то поблизости, где под сомнение ставится само слово «улица», такое понятие, как «порыв ветра». Она вопрошающе глядит на Чоппера, но тот, всё-таки чем-то обеспокоенный, отрицательно качает головой. С их возвращения проходит достаточно времени, но Ло и Хэнкок не спешат появляться. Пока Луффи донимает Бепо, а Зоро и Фрэнки обсуждают былые деньки, Робин очень усердно пытается объяснить Нами, почему ей нужно уйти. И сказать, что Нами не желает слушать её доводы, всё равно, что сказать, будто люди несколько недовольны тем, что их самолёт разбился посреди океана. В итоге, Нами берёт с Робин расписку, будто та обязана не встревать в неприятности и бежать при первой опасности, и только после этого соглашается остаться здесь в окружении... Других живых существ. Зоро, Луффи и Робин, наконец, уходят. — А тем временем мы начинаем внеплановое заседание Совета, — объявляет Сэнгоку и обводит собравшихся пристальным взглядом. — ...В составе двух человек, — добавляет он, немного подумав. Он думает ещё немного, самую малость, и, оценив ситуацию, достаёт из-под стола, как по волшебству, тарелку печенья и большую чашку чая. — На повестке дня, — начинает Сэнгоку, словно очень старается относиться к происходящему со всей серьёзностью. Он берёт в руки какие-то бумаги, бросает на них взгляд, и вышвыривает их через плечо из всего заседания. — На повестке дня тотальная неявке Членов Совета на заседания Совета. Вот, Джимбей, — обращается он к единственному, кто сегодня пришёл. — Может, я что-то делаю не так? Джимбей, — пожалуй, самый добродушный член Совета. Это вовсе не значит, что он будет милосерден к своим врагам и не добьёт умирающего в трудную минуту. Нет, всё немного по-другому. Если бы он жил во времена Борьбы за независимость в США, он был бы тем парнем, который обходит поле битвы и протыкает штыком на ружье раненых, чтобы те не мучились... И не пытались сбежать. — Сложно сказать, — философски отвечает Джимбей. — А разве на заседаниях можно есть? Сэнгоку пожимает плечами и отправляет печенье в рот. — Какая теперь разница? Всё летит к чертям, как видишь, — Сэнгоку делает паузу. — А что это у тебя за бумаги? Ты подготовился? Может, тогда расскажешь, где все эти ответственные волшебники и волшебницы ходят? — У меня как раз тут несколько записок по поводу отсутствия. Я их упорядочил, чтобы вам был проще злиться. Я зачитаю в алфавитном порядке, с вашего позволения. Сэнгоку взмахивает рукой и наливает себе чай. — Багги Клоун, по его собственным утверждениям, отправился на поиски некого, вот тут цитата, «Города Золота Эльдарадо», и не может присутствовать на собраниях из соображений собственной безрассудности. А поскольку золото дороже, чем магия, особенно, если того золота целый город, он оказывается временно недоступен. Донкихот Дофламинго тоже предупредил меня. На его Дресс Роуз сейчас какие-то беспорядки (оно и не мудрено, учитывая, что я не слишком представляю даже как он выглядит), и он отправился в свои владения. Дофламинго, как я мог заметить, не слишком заинтересован в происходящем... Хоть где-нибудь, даже в своей голове, так что... Крокодайла я сегодня видел и даже знаю, что он сегодня занят. Лично он ничего не говорил, но вот Акаину предупредил по поводу него, что сегодня он будет занят весь день. Это касается... Монки Д. Луффи, если вам интересно. Трафальгара Ло здесь никто не видел уже почти две недели, и это каким-то образом тоже может быть связано с Мугиварой. Михоук кинжалом приколол к моей двери листок, в котором написал, что отправляется к своему другу Шанксу. Он не назвал его своим другом, но хотя бы назвал имя. Думаю, это можно засчитать. Мория испытывает проблемы со своей тенью и не может выйти из комнаты, а тем более — на заседание. В очередной раз. Давайте просто поблагодарим бога за то, что Нико Робин сегодня нет, и я просто не буду ничего говорить. Наконец, мне кажется, что Хэнкок следует отправить некое... Уведомление, в котором вы ненавязчиво напомните ей, что она входит в Совет, и это несёт за собой некоторые обязательства. На этом моя информация заканчивается. Сэнгоку громко прочищает горло, и этот звук эхом отражается от стен. Он поднимает голову, когда о его плечи ударяются маленькие камешки. — Ты не знаешь, случаем, что происходит? А то всё здесь протекает, как будто мы в карточном домике. — Нет. — Тогда можно и заканчивать. С ошеломительным грохотом на стол перед ними опускается внушительный кусок потолка. — Или пока не стоит... В этот раз Зоро не может не отметить, что спускаются они намного быстрее, чем когда-либо. По главной лестнице бегут целые реки, но и они лучше, чем ливень на винтовой лестнице Робин. Волшебники, миновав этап молчаливого спокойствия, теперь весьма громко и весьма бодро вышагивают от двери к двери, что-то переносят и пытаются что-то сколдовать, чтобы собрать воду. Несколько этажей они быстро минуют по лестнице, проходят через переход, дальше спускаются на ещё один этаж вниз, преодолевают несколько дверей, кабинетов, заходят в комнату Робин, где та выкладывает свои вещи из сумки Луффи, через коридор в очередной раз спускаются вниз. Все перемещения в голове Зоро, и без того плохо ориентирующегося на местности, смешиваются в один большой ком, как вещи во время стирки забираются в один большой пододеяльник. На одной из лестниц Луффи поскальзывается и почти летит вниз по лестнице, но Зоро вовремя успевает схватить его за капюшон плаща. — Ты чего? — с укором спрашивает Зоро. — Не знаю. Чувствую себя... Неважно, что ли. В любом случае, пошлите дальше. Через несколько шагов разного размера части потолка и стен начинают падать. Поскольку понятие «паника» не применимо к магам, беспокойство усиливается. Если до этого всё происходящее было единичным случаем, то теперь оно приобретает массовый характер. В очередной раз Луффи, Зоро и Робин вынуждены бежать, пригибаясь; только теперь до них точно нет никакого дела. Если, конечно, никто не повесит на Луффи табличку с именем, но вряд ли на это решится хоть один местный смельчак. В одном из переходов (остаётся непонятным, куда и откуда они переходят) Зоро настолько резко впечатывают в стену на полном ходу, что тот едва не ломает себе нос. Робин показательно принимает тот свой излюбленный вид, когда она и притягивает взгляды, и лишает всякого желания на себя смотреть, как бы красива она ни была в этот момент. Зоро что-то недовольно мычит, за что получает локтем в позвоночник, и особо подозрительные маги проходят мимо, испугавшись летящей на них части плиты, что до этого представляла из себя пол верхнего этажа. Уже молча Зоро одёргивает себя. Они всё продолжают идти, и кажется, будто переход теперь уж точно не закончится никогда. Сегодня им слишком часто везло. Теперь достаточно. С тихим победным кличем Луффи замечает вдалеке огромную, невероятно тяжёлую и такую же прочную металлическую дверь, напоминающую дверь в подводной лодке. Дверь, которая ведёт наружу. С быстрого шага Луффи переходит на умеренный бег, и кажется, что заветная дверь близка как никогда, а за ней — что-то действительно важное, как Луффи окликают. — Эй, ты! — Как успел заметить Зоро, это типичное обращение к Луффи. Но Луффи, не сбавляя скорости, продолжает бежать. Он уже видит лестницу по правую руку, которая уходит в подозрительную темноту, и из которой к ним навстречу, освещая себе путь, быстро поднимаются Ло и Хэнкок. — Я сказал тебе стоять на месте! — грохочет некто за их спинами. Когда Зоро, остановившись, оборачивается, он никого не видит. Но стоит ему повернуть голову, как следующие события происходят сногсшибательно быстро. Нет, он не видит происходящее в замедленной съёмке; он видит так, будто доли секунды — нормальная для его существования скорость. Перед самым носом мелькает нечто всеобъемлющее и отливающее золотом, вполне возможно, что нечто очень острое и смертельно опасное. Единственное, что Зоро способен сделать, он делает: падает в маленькое озеро, сливающееся в дыры в полу. Подол пальто Ло мелькает в непосредственной близости, и сам он, вместе со своим посохом, полностью загораживает Зоро. На грани осознаваемого Зоро опознаёт золотой крюк. Так, ладно, золотой крюк. Вместо руки. Хорошо. Зоро старается быстро подняться на ноги, но Луффи в очередной раз не намерен задерживаться, чтобы потратить время на человека с золотым крюком. — Если ты думаешь, что оно мне надо, то оно мне не надо, — сразу поясняет возникший, как по волшебству, Крокодайл возникшему, как по волшебству, Трафальгару. — Тогда можешь убираться, — не убирая посоха, отвечает Ло. — Мы никому не скажем. — У меня с Мугиварой давние счёты... — Только вот давай без этого, ладно? Тут у половины магов с ним давние счёты. А вторая половина мертва. Просто уйди. — Ты хоть понимаешь, что предлагаешь мне, парень? — Крокодайл жуёт свою сигару. Ло косится на Хэнкок, которая нехотя ему кивает, продолжая демонстрировать отсутствие всякого желания даже смотреть на него. Ло кивает ей в ответ и возвращает внимание к Крокодайлу. Тот, несмотря на воду вокруг, очень старается походить на песок. Ло наступает ему на ногу, и раздаётся полное боли «ой». — Луффи, — Хэнкок обхватывает его за плечи, — всё очень серьёзно. Сейчас твоя жизнь действительно в опасности. Всё рушится. Мы атакованы, но никто не хочет этого замечать, и если ты сейчас пойдёшь к Сакадзуки, чтобы хоть что-то предпринять, тебя, возможно, помилуют. Но если не успеешь, то останешься здесь. Я не позволю вынести тебе приговор, однако и я не всегда смогу быть рядом. Так что, Луффи... — Мне просто нужно туда пойти, да? Хэнкок смотрит на него глазами, какими глазами девушка провожает своего мужа на войну. Зоро обходит стороной Крокодайла, присоединяется к Робин и спрашивает у Луффи: — Ты идёшь? Или остаёшься? — А как же... А кто это вообще? — О, не волнуйся, — звучит спокойный голос Трафальгара. — Может случиться, что это последнее, что мы успеем сделать. — Перед чем? — Неважно, — продолжает Хэнкок. — Я считаю, что ниже моего достоинства заканчивать его предложения, но это неважно. — Она тоже останавливается напротив Крокодайла, её плечо едва касается плеча Ло. — Сейчас мы останемся здесь. — А вот это... — Зоро набирает полную грудь воздуха. — А вот это сейчас было очень эпично, — и срывается с места, чтобы успеть за Луффи. Они заходят в огромный зал. Такой, какой посещал Зоро в его кошмарах. Такой, в котором едва ли способно произойти что-то хорошее. Высокие колонны уходят под самый потолок, кажущийся недосягаемым, и они — неотъемлемая часть стен. Тех стен, которые разрушаются прямо сейчас. Их встречают несколько ступеней, которые не ведут абсолютно никуда, лишь опускают уровень пола. Пол здесь пока цел. В стенах зияют дыры, такой величины, что свободно может пройти даже очень высокий человек. Дальняя стена сплошь состоит из огромного количества выдвижных ящиков и полок, защищённых стеклом. Поблизости, но всё ещё очень далеко от входа, стоит деревянный стол, за которым сидит очень тяжёлая фигура, склонившаяся над ним. Они одновременно вступают на уходящую вниз ступеньку, и невидимые руки дёргают Зоро на пол. Тот падает, не понимая, что происходит, тем не менее, тут же видит над собой потоки огня, бьющие в лицо Робин и Луффи. Вернее, они должны были бить в их лица. Вместо этого волшебник и волшебница стоят всё так же ровно, с теми же непроницаемыми лицами, и их тела защищают толстые магические щиты. «Ла-а-адно, — думает про себя Зоро. — Бедная моя мокрая задница, но ведь могло быть и хуже, верно?» Робин берёт его за плечо, обвязанное бинтами, и быстрым шагом проводит через весь зал. — Стой, погоди, — начинает вырываться Зоро, но Робин и не думает его отпускать. — Он что, не видит нас? Я знал, что такая магия существует! — победно провозглашает он. — Конечно, не видит. Мне пока не жалко на это сил. Нужно закончить всё как можно скорее. — И Робин продолжает движение. — Иначе что? — Иначе мы умрём, и ты будешь первым. А дольше всех продержится Луффи. Не испытывай судьбу. Даже когда Робин отпускает его, Зоро видит, как продолжают слабо рябеть его руки. Поверив в себя, он встаёт за спину сидящему за столом человеку, уточняет происходящее у Робин, и приставляет тупой стороной один из мечей к чужому горлу. Акаину и не поводит бровью. Он поднимает голову лишь в тот момент, когда к нему всё ближе подходит Луффи, а Робин в этот самый момент роется среди полок. — Это всё из-за тебя, Мугивара, — громко объявляет Акаину. Эхо в его кабинете больно бьёт по ушам. Будто кто-то уронил жменю монет на стол, но не думает останавливать их звон. Должно быть, в этот раз уронили жменю очень тяжёлых монет. — Это ты разрушаешь это место. Видишь воду? Это твоя вода. — Что ты несёшь?! — ещё громче кричит Луффи в ответ, замедляя шаг. — С тех пор, как ты позорно убежал, эта вода была везде. Весь чёртов мир не выдерживает тебя. Он трещит от твоей магии по швам. А это значит, что миру необходима моя помощь. Зоро переводит взгляд с неподвижной кепки Акаину на приближающегося Луффи и движущуюся с ним в такт соломенную шляпу. Луффи так и не рассказал ему, откуда взялась шляпа. Должно быть, шляпа и не была против. Он чувствует, как всё быстрее бьётся его сердце, кладёт свободную руку на шею, но спокойнее не становится. Робин тихо шуршит бумагами и металлическими ящиками. Как забавно, что, с точки зрения астрономии, все элементы, кроме водорода и гелия, металлы. Зоро не знает, зачем ему эта бесполезная информация в этот ответственный момент. Должно быть, делает вывод он, подсознание не исключает варианта, что Робин сейчас гремит не просто ящиками, а выдвигает и задвигает обратно целые галактики. Акаину встаёт из-за своего стола, возможно, прекрасно догадываясь о его местоположении, и Зоро движется вместе с ним, шаг в шаг. Сердце начинает биться сильнее. — И теперь ты, скорее всего, пришёл, чтобы выдвигать условия,— неторопливо продолжает Акаину. — Я с удовольствием выслушаю тебя. — Последний договор — самая тупая вещь, которую я встречал в своей жизни! А я встречался с Багги. Акаину усмехается. Зоро немного прокручивает рукоять меча в руке, чтобы ближе к Акаину была именно острая часть меча. Возможно, дальше у него просто не будет на это времени. Он делает ещё один осторожный шаг, и оказывается рядом с волшебником, который почти выглядит как человек. Как одна из приемлемых его вариаций. Зоро чувствует чужое дыхание. — Что же ты сделаешь, если я не послушаю? — Тебя никто не будет спрашивать, — заявляет Луффи и, глядя прямо в глаза Зоро, показательно кивает. А Зоро, понимая, что ни одна его мысль, ни одна часть его тела сейчас не может противиться Луффи, проводит мечом по шее Акаину. И меч ведёт себя настолько послушно, словно Зоро не отрезает чью-то голову, а разрезает банан. Лезвие, так просто, проходит через шею, через мышцы и через кость. С одной стороны Зоро заливает кровью, но меч остаётся абсолютно чист. Он с удивлением смотрит на меч Трафальгара Ло. Тот, что уже совсем неудивительно, с интересом смотрит в ответ. Смокер, неторопливо переставляя ногами, находит сидящую у стены и курящую Хину. Даже не думая, он подсаживается к ней и в почти кромешной темноте смотрит на стену, которую не может увидеть. — Видишь, что происходит? — спрашивает она у него. — А Хина видит. Разве оно стоило того? — Конечно, нет. Но я не ждал появления Боа Хэнкок. — А Хина не ждала появления Трафальгара Ло. Тогда, может, у нас были какие-то другие, более высокие и масштабные цели? Мир во всём мире? — Не думаю. — Тогда какого чёрта? — Ха. Нашла, у кого спрашивать. Задай этот вопрос Сакадзуки. — Делать Хине нечего. — Она тушит сигарету об стену. — Мы будем искать твою девчонку... Ташиги? — Лучше скажи мне, зачем им нужна Нико Робин? Никак не могу понять. Хина слабо поводит плечами, но боль пронзает всю её спину, и она не решается даже встать. Поднявшийся на ноги Смокер протягивает ей руку, но сил, чтобы ухватиться за неё, совершенно нет. Она вяло взмахивает рукой, строит недовольную гримасу и провожает быстро исчезнувшую спину Смокера. Должно быть, ей тоже следует подняться. Должно быть, оставаться сейчас в подвалах слишком опасно, чтобы приводить ещё какие-то аргументы. Через некоторое время Хина, пересилив всю свою боль, поднимается на ноги. Она идёт по коридору, придерживаясь стены, и доходит удивительно быстро. Правда, осталось не так много стен, чтобы было, куда приходить. — Не многовато ли заботы на одного пацана? — с хмурым лицом интересуется Крокодайл. — Кто-то кого-то балует. Смотрите, а то вырастет таким же неблагодарным кретином, как вы. — Дамы вперёд, — кивает Ло. — Он прав, ты неблагодарный кретин. И пока Крокодайл распинается о чём-то не особо важном, вроде тех злодейских речей, которые в фильмах занимают половину экранного времени, Хэнкок отрывает от стены, в которой уже зияет огромная дыра, внушительного размера кусок, способный запросто убить обычного человека. Крокодайл встречает летящую на него стену с непониманием в глазах, и в самый ответственный момент рассыпается в песок, как какой-нибудь вампир. Кусок камня одиноко разбивается об противоположную стену. Вода под ногами подло журчит, однако ни одна песчинка не достаётся ей. Зашедший в спину Трафальгар поднимает стену воды на том самом месте, где стоит Крокодайл. Пребывающий в таком душевном состоянии, как «песок», он легко уклоняется и появляется уже возле Хэнкок. Взмахом ноги она поднимает с пола гораздо больше воды, чем сейчас находится на всём этаже, но Крокодайл исчезает, появляется в десяти футах и оказывается совершенно сухим. Хэнкок и Ло переглядываются. Ну, как переглядываются... Ло, ища искру разумного в чужих глазах, встречает белоснежный подбородок, впрочем, тоже весьма разумный. Подбородок явно сообщает: вызвать цунами, которое охватит весь этаж, и выжить при этом самим, сил у них не хватит. Ло и без того прекрасно всё понимает. Из дыры в стене дует ветер. Стоит повернуть голову, можно увидеть, как с небес падают сотни комет. Разумеется, никаких комет не существует. Но нагнетание обстановки всегда приятно, особенно когда у вражеских магов хватает внутренних разборок во время атаки. С точки зрения стратегии, момент был наилучшим, но нельзя сказать: получилось ли так случайно, или это следствие тщательной разведки и составления плана. Так или иначе, база магов трещит по швам. А если кто-то посчитает это событие достойным своего внимания, так вообще замечательно. И если вдруг окажется, что этот «кто-то» — союзник, успех уже достигнут. Ло припадает к земле подобно индейцу или обгоревшему следопыту. Он слышит множество шагов этажом ниже, ещё больше — этажом выше, но именно на этом этаже он не слышит ничего. Будто к концу лета они затеяли ремонт, перекрыли все входы и выходы, а их здесь просто забыли. Пока Хэнкок пытается побыстрее покончить с Крокодайлом, он чертит на воде руны. Ло не считает руны надёжным источником магии, в отличие от обычных магических слов, жестов и, в конце концов, мыслей. Руны можно стереть. Руны можно неправильно начертить. Руны, в конце концов, требуют дополнительных магических мыслей. Можно произносить заклинание и думать о том, что же приготовить на ужин. Но если во время изображения руны ты не станешь руной, то виноват в этом будешь только ты сам. И почему-то до сих пор ни один умник не перенёс заклинания, для которых требуется что-то чертить или выводить, хотя бы на бумагу в более привычном виде. Ло кажется, что он знает язык гномов. Сегодня он уже побывал в их шахте, так что в знании языка нет ничего особенного. Гномы используют руны, Ло использует руны... Напрашивается лишь один вывод: ситуация зашла в тупик. На воде не остаётся следов, но Ло видит их, и сначала светло-голубым сиянием озаряется лишь небольшой столп, а после он, стремительно расширяясь, охватывает почти весь коридор. Не ожидавший такой подлянки Крокодайл, став обратно человеком, падает на пол. — А разве это так работает? — с сомнением уточняет Хэнкок. — Если бы я знал, меня бы сейчас здесь не было. Хэнкок и Ло подходят к промокшему Крокодайлу. Тот явно недоволен таким исходом. Оно и не мудрено: сначала его ввязали в то, во что ввязываться он совершенно точно не хотел; потом его заставили весь день сидеть в засаде и рассматривать стену, как будто он — горгулья; следом начался этот дождь из потолка и летящие отовсюду камни, что тоже не способствовало улучшению ситуации... И его, наконец, избили. То, чем всё и должно было закончиться. Крокодайл давно зарекался себе, что больше не примет ни одного предложения Акаину, как бы просто ни звучала задача. В этот раз задача казалась самой простой: появиться, помахать крюком, что-то прокричать, взмахнуть плащом и эффектно удалиться. Кто же знал, что из подземелий на свет божий вылезут Боа Хэнкок и Трафальгар Ло, стоящие за Луффи горой? Что же за день такой?! Крокодайл вымученно закатывает глаза. «Хорошо, что не Нико Робин, — повторяет он про себя. — Хорошо, что не Нико Робин». Он ясно ощущает, как магия покинула его, но он и знает, что Хэнкок и Ло чувствуют то же самое. «Хорошо, что не Нико Робин», — повторяет он в очередной раз. Нико Робин не нужны руны, чтобы схватить его. А то, что можно сделать с помощью магии, намного страшнее, чем без неё. Впрочем, то, что можно сделать, обладая хорошим воображением, ещё страшнее. Нико Робин очень быстро проверяет папки с документами. На некоторых полках она замечает пыль, в некоторых углах — пауков. Словом, что-то, что может вдохнуть хоть какую-то жизнь, пусть и очень нежеланную, в кабинет Акаину. Робин не хотела говорить об этом Зоро, но ведь здесь даже нет воздуха. Всё, что здесь есть, — это магия. Много магии. А если вдруг осознать, что ты не дышишь, и просто потому, что нечем, можно прийти к очень невесёлым мыслям. Робин знает, что всё, что здесь происходит, не слишком похоже на правду. Здесь коридоры длиннее, чем способна вместить реальность, а комнаты больше, чем можно обойти за день. Да, если умрёшь здесь, то умрёшь насмерть. Но если поднимешь потолки так, чтобы под ними смог пройти Зевс, едва ли во внешнем мире кто-то заметит изменения. И вот сейчас всё рушится. Разумеется, это очень волнует Робин. Но это волновало бы её гораздо больше, не знай она, что всё здесь неоднократно перестраивали. И из-за колоссальных разрушений в том числе. Нет смысла волноваться об обвалившихся верхних этажах пока есть кто-то, кто сможет вспомнить, как они выглядели. Быстро пробегая пальцами под полками, она находит маленький переключатель как раз в тот момент, когда меч в руках Зоро отделяет голову Акаину от его тела. По неосторожности дёрнув руку, она передвигает его. Первые ожидания, где открывается тайная дверь, скрывающая за собой все самые важные документы человечества, не оправдываются. Последующие ожидания, где на них надвигаются стены и падает потолок, тоже. Робин и Зоро прислушиваются. Робин, ища подвох, а Зоро потому, что только что убил волшебника. Не то, чтобы убить волшебника — то же самое, что убить паука — плохая примета. В каком-то смысле, да, потому что после этого жить вам осталось недолго. Нет, убить мага очень сложно, хотя бы потому, что они всегда могут отказаться от резервов, которые тратят на самые разные вещи, очнуться, вылечить себя, да ещё и навалять вам в ответ. Никогда не знаешь, чего от них можно ожидать. Луффи подлетает к безголовому телу Акаину, и пространство комнаты уже никто не пытается растянуть из последних сил. Когда первый шок и отвращение проходит, приходит осознание, что тело мага всё ещё твёрдо стоит на ногах. Зоро с силой ударяет по чужим лодыжкам, но его нога проходит насквозь. — Ла-а-адно, — глядя на происходящее, произносит Луффи. — Ты где, эй, мерзавец?! Голос Акаину звучит под потолком: — Я ещё даже не выходил. — Он... Внутри оргáна? — подняв взгляд, высказывает предположение Робин и возвращается к поиску чего-то, что могла изменить. С нескрываемым недовольством Зоро, надеясь убрать кровь со своего лица с помощью футболки, размазывает её ещё сильнее. Теперь это может сойти за боевое обмундирование, если бы Зоро знал, чья это кровь, если не Акаину. — Этот мужик говорил о твоей магии, которая разрушает мир, — как бы между делом вспоминает Зоро. — Что он имел ввиду? — Не знаю, — улыбаясь, Луффи пожимает плечами. — Разумеется, ты не знаешь, — сообщает Акаину, появившись из стены. Робин, увидев его в непосредственной близости, собирается с силами, чтобы не отшатнуться, вспоминая, что её всё ещё не видно, и всё, что она делает, пока молчит, ускользает от взгляда Акаину. Для надёжности, она не возвращает маленький переключатель обратно, и двигается дальше. — Тебе бы никто и не сказал об этом, — продолжает Акаину, остановившись напротив Зоро и Луффи. — Потому что все боятся за свою жизнь и за свою магию. Тебя не принимают в Совет, не посвящают в важные дела. Тебя отправляют на войну, надеясь, что там ты, по своей тупости, умрёшь, и тогда весь мир выдохнет. А ты возвращаешься, и все опять вынуждены волноваться. Приводишь ещё одного пацана, из-за которого всё сильнее злишься, а нам, знаешь ли, не надо, чтобы ты злился. Нам надо, чтобы ты умер. И твоя сила не в тебе. Твоё тело подростка в период полового созревания не смогло бы выдержать всего. Всё, что ты имеешь, в других. В тех людях, которые насмерть дерутся за тебя. Как тебе только хватает наглости использовать других? Луффи переводит взгляд на Зоро, и тот пожимает плечами, как бы сообщая: «Вообще не понял, о чём он сейчас говорил». Луффи пожимает плечами в ответ, сообщая: «Какая разница?» Робин, замерев, возвращается к поискам. По крайней мере, осталось не так много полок и ящиков. — Надеюсь, в этот раз это действительно ты? — тихо уточняет Луффи. — Не волнуйся, это материальный я. — Что бы ни значило это слово, это очень хорошо. Потому что я ничего не смогу сделать выдумке. А мне надо. Зоро, дай мне один меч. В руке Луффи меч вновь начинает своевольничать, и теперь он испускает заметную бордовую дымку, словно только после печи его положили в ледяную воду. Луффи бросает меч так, чтобы тот, широко вращаясь, поразил точно сердце стоящего перед ними Акаину. Так и происходит, но Акаину, не выражая никаких эмоций, срастается обратно, будто губка. — И хочешь сказать, что он настоящий? — наклоняется Зоро и спрашивает с полным непониманием на лице. — Если бы не был, меч бы застрял в нём и не отпустил. Зоро кивает с видом человека, который всё понял. Зоро не понял ничего. Пинком Робин выбивает один из нижних ящиков — не самый привычный для неё метод действовать. В этот самый момент она понимает, что теперь её видят все. Она обворожительно улыбается: — Прошу прощения. После чего ложится на спину и головой вперёд пролезает через только что появившееся отверстие, подтягивая себя руками. Зоро и Луффи уже не слишком обращают на это внимание. «Такое бывает», — вот о чём говорят выражения их лиц. Акаину в недоумении смотрит вслед только скрывшимся кедам. — Ты не намерен решать конфликт миром, как я могу понять? — чисто для галочки, чтобы потом можно было указать на сопротивление при аресте, спрашивает Акаину. — Отлично, потому что я тоже. — Перед тем, как я попробую себя в спасении своей жизни, — бегло проговаривает Зоро, глотая окончания слов, — вот тебе последний совет. Если в тебе есть действительно крутая сила, пожалуйста, не откладывай её пробуждение до того момента, как тебя почти убьют. Обычно это помогает. Правда, ни в одном фильме такого ещё не было. Ташиги настолько зла, насколько она вообще может быть зла. Злость вообще не слишком ей свойственна, но сегодня можно, так ведь? Ситуация, в которой маги не слушают обычных людей, — обычная практика, и всё это стало настолько само собой понимающимся, что уже никому не хотелось ничего менять. Даже обычным людям. Зачем нужно, чтобы к вашим словам прислушивались маги? Они ведь могут и что-то сделать. Ситуация же, в которой обеспокоенная волшебница влетает в помещение, полное магов, с просьбами о помощи, а никто и бровью не поводит — это что-то новое. Нет, маги ни в коем случае не сплочены, что вы. Вспомните, о ком идёт речь. Что-то подобное, скорее, исключение из правил, чем обычный порядок вещей. Но у магов принято помогать друг другу, особенно если другой находится в смертельной опасности. Потому что, если не поможешь, подозрения могут упасть и на тебя. Так что Ташиги, если бы не знала, что происходит, могла бы и подумать, будто в том, что сейчас происходит, виноват каждый чёртовый волшебник во всём этом чёртовом месте. Всё несколько проще. В происходящем были виноваты всего два чёртовых волшебника, сейчас где-то внизу столкнувшихся лбами. Помимо этого, Ташиги хорошо известно о том, что сражения между магами не отличаются продолжительностью. Обычно то, чем они отличаются, — это последствия. Так что она, уже не контролируя свои ноги, по винтовой лестнице быстро спускается вниз. В самый нижний низ. Едва ли не в царство Аида, если бы тот, разумеется, существовал. «Нет, ну, что за люди?» — ругается она про себя. Ташиги не очень любит ругаться. Просто иногда ситуация очень располагает, так что случаем нельзя не воспользоваться. Она замирает на месте, когда видит справа от себя дверь. Обычную такую дверь, каких неисчислимое множество по всему миру, и в которые ежедневно проходят миллионы людей. Но Ташиги уверенна: никаких дверей на этой лестнице раньше не было, лишь одна-единственная, ведущая в башню, однако больше, совершенно точно, никаких дверей. Она преодолевает ещё несколько витков и встречает ещё одну дверь, позже — ещё одну, ещё и ещё. Ни к одной двери она не прикасается. Наконец, Ташиги достигает конца лестницы. Путь совсем не утомил её, и она чувствует, что, в отличие ото всех остальных сейчас, она ещё полна сил и энергии. На последней ступени сидит, привалившись к стене, Смокер, окружённый совсем небольшим количеством света, таким, чтобы можно было рассмотреть хотя бы свои колени. Он, как и обычно, курит две сигары одновременно. Увидев его, Ташиги ахает. — Сэр, — тихо произносит она. — Что же с вами случилось? Сэр, вам нужно подняться. — Она опускается на колени и забрасывает руку Смокера на своё плечо. Поднимается, едва стоя на ногах. — Я видела здесь выходы, пойдёмте. Идти совсем недалеко, я помогу. У Смокера нет сил даже на то, чтобы убрать свою руку и оттолкнуть Ташиги. А чтобы стоять и подавно. — Зачем им Нико Робин? — спрашивает он то ли у Ташиги, то ли у стены. — Никто не может ответить на этот вопрос. — Разве сейчас это важно, сэр? Ташиги делает несколько очень трудных для неё шагов. Смокер оказывается тяжелее, чем она предполагала, но ведь сидеть вдвоём у подножия лестницы, ожидая, пока всё пойдёт прахом, — не самый лучший план. Да, это какой-никакой, но план, и всё же. Дальше ступени даются легче. Очень медленно, но они преодолевают один виток, другой, и Ташиги передвигает свои ноги с той железной уверенностью, с какой покоряют самые высокие горы. Сейчас она не может помочь Смокеру, и ни одна, даже самая сильная магия, не справится, при этом не навредив. Но дайте немного времени, самую малость, и Ташиги сделает то, что и должна. Не то, что ей приказали. Просто то, что должна. Робин попадает в маленькую комнатку, в которой под потолком тихо потрескивает маленькая слабая лампочка. Она прислушивается. Не похоже, что в остальной части кабинета кому-то есть до неё дело. Чувствуя себя Алисой в Стране Чудес, она опускается на колени возле дыры в стене, через которую попала внутрь, выглядывает наружу, но не видит поблизости ничьих ног. Она закрывает глаза, и на полу снаружи открывается другой её глаз, слабо освещающий происходящее. Но этот глаз видит широкое и простое деревянное кресло Акаину, и следующий глаз открывается уже на его спинке. Оттуда обзор на стену намного лучше. Робин замечает знакомую полку, под которой тихо дремлет найденный выключатель, и её другие руки устремляются к нему с невиданным проворством и скоростью. Тонкие пальцы тихо щёлкают выключатель, но не исчезают. Робин приоткрывает уже свои глаза, которые были с ней всегда, и замечает, что лампочка в комнате погасла. Она щёлкает выключателем обратно, и свет, неохотно, загорается. «Так просто?» — вслух спрашивает она. Все лишние глаза и руки рассыпаются и исчезают. Она встаёт, отряхивается, и замечает на другой стороне стены, к которой снаружи прикручено множество полок и ящиков, некий след шпаклёвки, охватывающий пространство, через которое может пройти даже очень высокий человек. Словно однажды эту стену уже разрушали, более вероломно, чем это сделала Робин, а после отстроили обратно, словно так оно всё и было. Робин пожимает плечами. Почему нет? При следующем осмотре обнаруживаются старательно выложенные толстые стены, которые, Робин это чувствует, отлично защищают от магии. На пробу она стучит по одной из них, но та не издаёт ни звука. Робин подходит к большому, побитому жизнью деревянному ящику в углу, в котором, разве что, перевозят бегемотов. И поскольку ящик — единственное, кроме влетевшего куска стены, что есть в комнате, невольно он привлекает внимание. На не прибитой гвоздями крышке виднеется затёртая надпись, и Робин решительно отодвигает её в сторону. На первый взгляд, перед ней лишь куча ненужных вещей барахольщика-любителя, только начавшего погружаться в своё дело с головой. Тем не менее, среди, на первый взгляд, хлама, она находит и довольно занятные вещи, и даже те, которые прихватывает с собой. Так, например, из самой глубины ящика Робин наудачу достаёт папку с документами. Она быстро просматривает бумаги внутри, и оказывается, что папка — ещё одно личное дело Монки Д. Луффи. На удивление совершенно нет времени, так что Робин, скрутив податливую папку, прячет её во внутренний карман кофты. Мешковатая одежда — отличное решение, когда поблизости обнаруживается крайне интересный, полный разных интересных вещей ящик. Всё это, разумеется, очень интересно. Продолжая очень торопливые и самые неаккуратные раскопки в своей практике, Робин обнаруживает на дне осколки разбитого зеркала, и эти маленькие зеркала отражают не потолок и даже не её лицо, а тёмные тени, которые стоят за спиной, но которые никогда не увидишь, если обернёшься. Она без особого интереса закрывает эти осколки другими вещами. Сделать нужные выводы несложно. Чем важнее документ, тем глупее будет ставить для него постамент на самом видном месте, где каждый сможет понять, что вот эта бумажка, да-да, вот эта, она, знаете ли, очень важна, и будет очень обидно, если кто-то когда-то её украдёт. В то же время, не слишком разумно и прятать важную вещь за семью печатями, в подземелье, охраняемом драконом, потому что такое внимание к клубню картофеля привлекает внимание, если кто не знал. Идеальный вариант — золотая середина, когда размещаешь вещь так, чтобы она была поблизости, но никто не решался к ней подойти, потому что охраняет её существо пострашнее дракона. К тому же, обычно, после того, как дракон лишается головы, перед героем открываются абсолютно все двери, и найти нужную вещь не составляет большого труда, если вы, конечно, не Зоро. Потайные двери тоже не слишком надёжны. Кажется, любой, кто хоть немного знаком с массовой культурой, знает, что тайная дверь открывается одной книжкой или статуэткой, которую достаточно потянуть на себя. А вот выбить ящик с документами, чтобы ползком попасть внутрь, — слишком сложно для некоторых героев кинематографа. Робин находит весьма непримечательный стеклянный тубус. Именно такой, который действительно не привлекает внимания, при этом совсем не крича: «Смотрите! Я такой скучный и странный! Я совсем не храню ничего важного! Я самый обычный!» Добиться такого эффекта у вещей очень сложно, так что Робин, увидев внутри свёрнутую бумаги с расплывчатыми буквами, незамедлительно пытается эту самую конструкцию открыть. У неё ничего не получается, так что она, почувствовав, что нашла именно то, что нужно, прячет тубус в другой внутренний карман уже привлекающей внимание кофты. На то, чтобы закрыть ящик, через который вполне могли контрабандой провозить чай, просто нет времени, так что Робин через небольшую нору возвращается обратно. И возвращается она... Сложно сказать, в удачный ли момент. Ситуацию омрачает пыль, которая сыплется ей на штаны с потолка. Зоро старается перевести дыхание. Времени у него не так много, так что он очень старается. Но Акаину, никак не оценив его старания, одной рукой поднимает на месте, где стоит Зоро, поток светло-жёлтого, почти белого огня, который, стоит Зоро отпрыгнуть, продолжает медленно растекаться по комнате. А Луффи, стараясь потушить намечающийся пожар ещё в зародыше, совершенно забывает о двух мечах в руках Зоро, и те будто просыпаются ото сна. Резким движением Зоро уходит в сторону от мощного удара Акаину, при этом совершенно уверенный, что он-то хотел остаться на месте. На грани видимости все замечают появившуюся Робин, а после и очередной кусок потолка, который закрывает собой проход. Робин, тем временем, с помощью магии и безуспешно пытается открыть тубус, никак не скрывая своих действий. Один глазом она пытается наблюдать за происходящим. Схема их движений проста до безобразия. Стоит Зоро появиться рядом с Луффи и продержаться рядом дольше нескольких секунд, как Акаину посылает в обоих очередное заклинание, которое Зоро, скрестив мечи и полностью положившись на них, сдерживает до самой последней частицы магии. Он может стоять, пока ноги его оставляют борозды в полу. Пока руки не начинает трясти от боли. Пока Луффи не обходит отвлёкшегося Акаину. Может, и стоит дальше. Несколько заклинаний, по всей видимости, пусть и частично, но уже успели попасть в цель, потому что с разбитого носа Зоро стекает кровь, а Луффи на бегу путается в своих ногах, едва не падает, но продолжает бежать. Робин всем сердцем хочет им помочь, но тубус просто не открывается. Она поддевает крышку ногтями, но ногти ломаются, а крышка остаётся на месте. Часть заклинания, которая, по всей видимости, предназначалась бешено перемещающемуся по комнате Луффи, попадает в правую руку Зоро, и тот роняет один из мечей. Меч падает очень неохотно, будто не уверен, хочет ли он падать и должен ли он вообще падать. Словно думает, а не остаться ли ему в руке Зоро ещё ненадолго. Он ведь столько времени лежал без дела. — Я тебя заменю, — бросает Робин, увидев, что Зоро, прислонившись к стене, едва стоит на ногах. Робин точно нуждалась в предлоге бросить бесполезное занятие. Она кидает тубус Зоро, и тот ловит его свободной рукой, уронив меч на пол. Второй меч, очевидно, брат предыдущего, настолько принимает это на свой счёт, что падает не просто на пол, а в дыру на полу, через которую видно как раз недостающий кусок. Стоит Робин появиться, Акаину отбрасывают к стене. Он неплохо входит в уцелевшую её часть, но вот с частью отсутствующей всё совсем плохо. Создаётся впечатление, будто этот досадно пропущенный удар не имеет никакого дела к Акаину. Он встаёт, лишь сильнее разозлённый. Зоро с интересом разглядывает вещицу, полученную от Робин. Ему невероятно досадно, что пришлось выйти из игры, но в какой-то степени он и сам был виноват, когда расслабил руку лишь на секунду, позволив центру тяжести сместиться. Зато теперь есть время на отдых. Очевидно, что на поход на пляж не хватит, но пейзаж на улице, когда никакой улицы не существует, может сойти за звёздное небо. Не составляет труда и догадаться, что тубус нужно открыть. Он немного видел, как возилась с ним Робин, и у Зоро появляются мысли относительно законности происходящего. Тем не менее, сейчас он перестаёт дышать так, будто от количества вздохов в минуту зависит продолжительность его жизни, и сползает по стене вниз. Недолго он следит за Луффи и Робин, не имея никакого желания следить за Акаину. Когда десятки маленьких, но смертельно опасных «плевков» лавы проносятся мимо Луффи, так и не задев его, Зоро вновь начинает волноваться. Сказать сейчас, что его лицо залито кровью, всё равно, что использовать в рекламе стирального порошка белую футболку, на которой один раз черкнули ручкой. В очередной раз он пытается использовать футболку как полотенце, и в этот раз, видимо, от ещё большего количества крови, ему это удаётся. Более или менее. Теперь это походит на не лучший грим. Зоро берёт в левую руку тубус. После чего самым очевидным способном разбивает его об край дыры справа от себя. Логика действий проста: если что-то сделано из стекла, значит, это что-то можно и нужно разбить. Он ловко подхватывает свёрнутую бумагу, пока та не улетела. — Я достал! — кричит он и привлекает всеобщее внимание. Лучше бы он этого не делал. На месте, где несколько секунд назад находилась его голова, сейчас красуется настолько большое чёрное пятно, что вполне может сойти за произведение современного искусства. Сам Зоро, ошеломлённый и потерянный, находится уже возле противоположной стены, и никак не может понять, как здесь оказался. На его ногах лежит сумка Луффи. — Я знал, что она пригодится! — кричит ему волшебник. — Там есть горелка, достань её и ай! И сожги договор, тогда он перестанет действовать. Зоро пожимает плечами: сжечь так сжечь. Это не его любимый способ действовать, но раз хоть одна из множества полезнейших вещей Луффи пригодится впервые за полтора месяца, то он готов сжечь тут вообще всё. На самом деле, это даже спасёт это место. Кое-как ему всё же удаётся извлечь на свет горелку в один из отрезков её существования — и это удача, ведь могло произойти и так, будто на данный момент горелка ещё не существует или досрочно ушла на покой. Зоро всем сердцем надеется, что горелка — всего лишь самая обычная, самая что ни есть немагическая вещь на свете, раз, как уже можно заметить, магия не слишком любит всё, что относится к этой бумаге. Одной рукой ему удаётся разложить на коленке свёрнутые в трубочку листы и бегло пробежать по ним глазами. Вместо букв обнаруживаются невнятные символы, и Зоро даже не берётся за заранее провальную попытку их прочитать. Он просто их поджигает. В этот самый момент Акаину, подлетев, ударяется об пол и отправляется двумя этажами ниже. Но встаёт, едва удерживая себя в вертикальном положении. В этот самый момент... Кому какая разница, что происходит сейчас с Трафальгаром Ло, Боа Хэнкок, Смокером или Ташиги? Потому что именно в этот самый момент, когда огонь едва касается первого листа, бумага порождает такую вспышку света, что каждый маг в радиусе сотни миль забывает обо всём, что делал и о чём думал, их глаза застилает пелена, и удаётся устоять на ногах только если поблизости находится что-то, за что можно надёжно ухватиться. У Луффи и Робин ничего такого под рукой нет. Так что когда они, придя в себя, первым делом смотрят на Зоро, тот почти потерял сознание. Из последних сил он хватается за реальность. — Лучше ему сейчас не смотреться в зеркало, — уместно замечает Робин. — Полностью согласен. Слегка пошатываясь, появляется Акаину. — Вы настолько глупые, что думали, будто можете просто всё это сжечь? — Если уничтожить оригинал документа, договор будет недействителен, — парирует Робин с уверенностью адвоката, получающего две тысячи долларов за час работы. Однако Акаину звучит как человек, который как раз и нанимает такого адвоката. Он идёт навстречу, всё ещё покачиваясь, и где-то на середине своего пути позорнейшим образом спотыкается об брошенный на землю меч. Встреча его вечно хмурого лица и грязного пола оказывается неизбежна. Собрав последние силы, Луффи ликует. Ни через пять, ни через десять минут Акаину не поднимается. Робин проверяет, он жив, но это для его же блага. Так же слегка покачиваясь и откровенно хромая, Луффи подходит к Зоро, сжимающему договор в своих руках, и волочит за собой свою пострадавшую ногу. Достигнув цели, он выдыхает так громко и так облегчённо, как только может, садится на землю и смотрит на Робин, оставшуюся стоять рядом. Та кивает ему с лёгкой улыбкой. Луффи берёт из чужих рук скреплённые бумаги, и Зоро, почувствовав какое-то движение совсем рядом, приложив немалые усилия, открывает глаза. Все его оставшиеся силы идут на то, чтобы эти глаза моргали, но не закрывались обратно. В руке Луффи вспыхивает синеватый огонь. Он аккуратно подносит его к бумаге, но по всему телу проходит такая дрожь, что он едва удерживает руку сжатой. Луффи пересиливает себя, и бумага начинает неохотно гореть. Чем больше сгорает символов, тем сильнее боль во всём теле, и пламя, когда концентрация сбивается, вспыхивает сильнее, а полусгоревшие бумаги летят на землю. Зоро, неохотно наблюдавший за процессом, помогает их собрать. Луффи встряхивает головой. Из его руки теперь выходит ярко-зелёное пламя, такое, что бьёт фонтаном и достигает потолка. Робин недоверчиво косится на него, а Зоро не находит слов, которыми Луффи можно будет отговорить. Так что Зоро молчит. Языки пламени облизывают ладонь Луффи, полностью поглощая её, но, кажется, совершенно не дотрагиваясь до неё. Собравшись с мыслями, Луффи просто засовывает оставшиеся бумаги в огонь.