Ставленница. Часть 3

- Что с тобой? Где ты была и почему в таком виде? - Не знаю, Ласс, - растеряно призналась я. Про книгу говорить ему я не стала. Еще чего доброго полезет и будем вместе в одной палате доживать век тихими безобидными идиотами. А может и не безобидными. Мое тело совершенно неуязвимо, но вот мой разум… Неужели книга настолько сильна, что лишила меня ума?! Или просто у меня крыша от горя поехала? Но останавливаться я не собиралась. Книжке захотелось украсить интерьер замка настенной живописью!? Ничего, переживу! Но я заставлю всех заплатить за принесенные мне страдания! … Весна… приблизительно конец апреля – начало мая. Этот год выдался теплый и на улице уже совсем сухо, даже деревья цвести начинают. Я сижу на кухне, подобрав под себя ноги, на шатающемся старом табурете, с которого не раз падала, но упорно продолжала сидеть именно так – с ногами. Кухня в нашей комнате, совмещенная с жилым помещением, и единственное в комнате окно задвинуто поставленным поперек столом. На плите засвистел грязный засаленный чайник, и я, найдя среди неимоверного бардака чашку, и сполоснув ее водой, налила себе чай. Тетя Нина ушла торговать и наказала мне в одиннадцать сменить ее. Но было еще только начало десятого, и я могла позволить себе полтора часа отдыха и безделья. Яркое весеннее солнце светило в окно через поросшие уже молодыми листочками ветви деревьев и отражалось в полированной поверхности стола. У многих были такие столы… еще советские, с закругленными краями и непонятного цвета, то ли белые в серую крапинку, то ли серые в белую. На столе стоит старая ржавая железная подставка для книг, в тех местах, где на ней еще сохранились остатки краски, было видно, что она когда-то была зеленой… В спальне, вернее в отгороженной шкафом части комнаты, сейчас шел ремонт. Соседка тетя Таня согласилась поклеить нам обои по дешевке, но приходила редко и работала медленно, так что поклеена была лишь половина, а остальные рулонами лежали на полу. А из-за того, что вся мебель была сдвинута в угол и завешена тряпками, маленький черно-белый телевизор с белым корпусом и торчащей чуть ли не до потолка антенной стоял на гладильной доске, перегораживая тянущимся к розетке проводом полкомнаты. Я надела легкую курточку и вышла на улицу. Идти на рынок предстояло сначала через дворы, потом по узкой тропинке, между забором детского сада и стеной пятиэтажки, а потом подняться на пригорок, за которым было школьное футбольное поле. Я шла и, радуясь новому дню и необычайно хорошему настроению, втягивала носом свежий, чуть прохладный весенний воздух. Бывают моменты абсолютной радости, когда она переполняет тебя независимо от внешних обстоятельств. Сейчас был именно такой момент. Я легко шагала по дорожке и чуть ли не подпрыгивала, напевая мотив популярной услышанной недавно по радио песни. Народу на рынке было немного. Так что моя тетка спокойно оставила меня одну. Я влезла за прилавок, застеленный газетами, на котором лежали надувные разноцветные мячи и прочая дребедень. Ко мне подошли четверо парней самого уголовного вида. Хорошее настроение сразу же испарилось, а душа ушла в пятки от страха. - Гони бабки! – смачно сплюнул на землю один из них. Я хотела было что-то вякнуть, но вспомнилось, что пару месяцев назад торгаши судачили, что Володя с рыбного отдела повздорил с этими молодцами и с тех пор его никто не видел. Животный страх придал сил, и я, обычно неуклюжая и медлительная, сорвалась с места и понеслась прочь. Конечно, мне попадет за оставленный товар, и конечно, нам с теткой придется целый месяц лапу сосать, но зато жива осталась. … - Х-х-х-х! – я с хрипом втянула открытым ртом воздух, выпадая из своего видения. Видения того, как все могло бы быть, сделай я только один шаг. Одно промедление, одно сказанное слово изменило мою жизнь до неузнаваемости. Или дало мне жизнь… или отняло… Бывает момент в жизни еще не сформировавшегося человека, когда юное, еще не нашедшее своего места в мире создание открыто, как чистая тетрадь. Человек готов в этот момент найти свой ориентир, свой краеугольный камень, на котором он построит свою личность, свою призму, через которую всю долгую жизнь он будет смотреть на мир. И потом, что бы не случилось, какой бы не сложилась судьба этого человека, его священный ориентир останется с ним, обрастет живой тканью души, сделается своим, но все равно будет сквозить в каждом взоре, в каждом слове и действии. Но мой ориентир не принадлежал к моему миру. Он втянул меня в другую реальность. Он дал мне силы, отняв покой. Полжизни вел меня, не давая сломаться и сдаться, но в то же время заставляя рваться на части, находясь телом в одном мире, а душой в другом. А потом он подарил мне покой, и это было прекрасно, как слепому от рождения внезапно увидеть краски мира! А теперь его не стало. И я обречена вечность жить в этой непрекращающейся агонии. Лишенной самого основания своего естества! И даже не имея надежды, что смерть покончит с моими страданиями. Мне хотелось только одного – отключиться, впасть в вечное забытье и не чувствовать ничего. Рывком я поднялась с трона и вышла из тронного зала. В коридоре слышалось прерывистое дыхание и быстрые шаги. Взъерошенная и запыхавшаяся ведьма Молли бежала мне навстречу. - Девку нашли, Ваше Величество! Точнее не нашли, а выдали! Она скрывалась под чужим именем в одном из городов. - Только ее? Я думала, вся шайка в сборе, - разочарованно протянула я. - Нет, Ваше Величество. По всей видимости, они решили разделиться, чтобы их было труднее найти. - Где она? - Город Макус, на Юго-востоке Даарланда. - Продолжай искать. Нужно найти их главаря. Пусть тот народ, за благополучие которого он боролся, сам продаст его за тридцать серебряников. Значит, первой попалась Обигейл. Бывшая наемная убийца, перешедшая на сторону борца со злом. Я помню, как в детстве спала, укрывшись с ней одним плащом. А теперь я отправляюсь, чтобы свершить над ней возмездие. О! Эта черная сила пропаганды! Казалось бы, неглупые и неплохие люди начинают совершенно беспричинно ненавидеть друг друга, руководствуясь мутными, надуманными и навязанными чужой злой волей причинами. Эта зараза пострашнее чумы и уносящая жизней куда больше, чем «черная смерть». Но даже выжившие остаются навсегда отравлены ею, и передают это семя вражды из поколения в поколение. И ведь они действительно верят в это. Они действительно свято уверены, что идут на смерть ради правого дела. И не помогут ни факты, ни доводы. Они слушают, но не слышат. Поможет только одно. Горбатого могила исправит… Маленький портовый городок на юго-востоке Даарланда. Достаточно зажиточный. Дома почти все каменные и двухэтажные. Даже относительно чисто. Да и собор на центральной площади блещет разноцветными эмалевыми росписями и золочеными украшениями фасада. По всему видно, близость к морю дает неплохой доход, и все же алчность жителей простирается дальше, раз они первыми решили продать «народную заступницу». Широкими шагами я шла по крепкому деревянному мосту. Шла одна, безо всяких визуальных и шумовых эффектов, и все же народ разбегался в стороны, словно по мосту шествовало ощетинившееся копьями войско. Предвкушение мести и кровавой расправы заставляло кровь кипеть в моих жилах. Нет, я не радовалась этому. Радость теперь была навеки для меня потеряна. Но я чувствовала, что смогу сейчас хоть частично излить на голову подлой убийцы ту чашу тьмы и ненависти, что переполняла мою душу. На площади толпились люди. Они были напуганы, растеряны и чувствовали свою вину за предательство. Жалкие рабы! Вы настолько ничтожны, что польстились на звон монет и выбросили на растерзание ту, что рисковала жизнью за ваше благополучие! Что же вы теперь стыдитесь!? Не вы ли отплясываете на этом же самом месте, сжигая своих же сестер и дочерей по лживым обвинениям в колдовстве?! Не вы ли идете глядеть на усекновение голов ваших преступников, как на праздник?! И не вы или именуете себя «светлой» стороной?! Ложь! ЛОЖЬ! Отвратительное лживое племя, нижайшие твари, возомнившие себя венцом творения! - Прочь с дороги, отрепье! – я взмахнула рукой и стоящие на моем пути были снесены, словно кегли. А вот и она! Создания во мне дали волю ненависти, заполняя пространство неистовым рыком. Наемная убийца, убийца моей подруги стояла посреди площади, привязанная к позорному столбу, обложенному вязанками хвороста. - Ну здравствуй, Гейли! – заливистым смехом, похожим на крик стервятника, расхохоталась я. Она не ответила. Она смотрела вдаль отсутствующим взглядом. Мне это не понравилось. - Смотри-ка. Твой народ сложил хворост. Они предлагают мне сжечь тебя. Какое скудоумие! Неужто так бедно воображение? Я с торжествующим видом обошла ее кругом. Народ опасливо молчал и жался поближе к стенам домов. - По герою и награда. А ведь сколько было гонора! Герои-спасители-освободители, ну и как? Спасли? Освободили? Твой народ, твои светлые люди привели тебя сюда. Не нечисть поймала тебя, привязала к столбу и приготовила на сожжение. Люди, за которых ты боролась, сделали это. За деньги и из страха за свои шкуры. Как тебе это? Я могла тебя найти в ту же секунду, как пожелала этого, но я хотела, чтобы они это сделали. Эй, народ! – развернувшись с притворным весельем, я крикнула собравшимся, - вот ваша награда! Заслужили! Я раскинула руки, и дождь из золотых монет стал осыпаться на городскую площадь. Позабыв страх, жители стали набивать свои карманы. Я тихо подошла к привязанной убийце и, встав сбоку, прошептала, почти касаясь губами ее уха. - Смотри. Вот твоя цена. Но хочу тебя разочаровать – цена твоих дел и дел твоего липового лорда для этой страны еще ниже. Бедные-бедные глупые детки, вам так не нравился Валериан, вы так желали его смерти. Что ж, моя милая. Бойся своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться. Вы получили то, что хотели, теперь мой черед играть в возмездие. Набив карманы люд, падкий на жестокие зрелища, снова уставился на сцену этого спектакля. - Они хотят видеть расправу! Не зря же отложили дела, потешим твоих земляков, а? Гейли? Наконец она не выдержала и сквозь зубы процедила. - Просто убей меня поскорее! - Зачем же спешить. Да, я знаю, болтливость губила многих злодеев, но не надейся, это не наш случай. Скажи мне, что ты чувствовала, убивая? Например, убивая мою подругу, которая ни тебе, ни одному из живущих здесь не сделала зла? - Чувствовала, как мои ножи переламывают ее шейные позвонки! – разъяренно фыркнула она. - Вот как? Голая физика? И больше ничего? Давай попробуем так. Ты знаешь, она была вампиром. Я сделала глубокий вдох, выпуская вампирскую сущность. - Вампиры чувствуют течение крови жертвы по жилам. Вот сейчас я чувствую удары твоего сердца. А сейчас не чувствую! – она раскрыла рот и выпучила глаза, но прежде, чем успела испустить дух, я запустила ее сердце снова, - а еще я вижу каждый сосуд в твоем теле. Чувствую пульсацию… Обигейл всхлипнула от внезапной боли сжавшихся сосудов в руке, но не дала себе закричать. - А вот теперь я чувствую, как разрывается твоя бедренная артерия. Теперь она не смогла сдержать крика, сдирая связанные руки. Обнаженная нога ее быстро синела и распухала от внутреннего кровотечения. Брезгливо поморщившись, я остановила кровотечение. А то помрет еще раньше срока. Я провела клыками по ее шее, испытывая скорее отвращение, чем жажду. - Было бы хорошим наказанием убить тебя, как это могла бы сделать она, выпить кровь. А может лучше обратить тебя в вампира? - Делай, что хочешь! Я не стану жить чудовищем, лучше убью себя сама! Вдруг из толпы выскочил какой-то юнец, судя по одежде - молоденький дворянчик. Я стояла спиной к нему и делала вид, что не замечаю, как он несется на меня крупными скачками, размахивая мечом. Уже вскочив на деревянный помост (даже смертный слышал бы этот грохот, но я по-прежнему не оборачивалась) он полным патетики голосом произнес: - Я не боюсь тебя, проклятая ведьма! В нашем городе нет места колдовству! И всадил мне свой меч между лопаток, так, что он вышел спереди, пропоров лиф моего платья. Я кашлянула, схватилась за грудь картинным движением… и гортанно расхохоталась. Я перехватила лезвие обеими руками и с хрустом костей и чавканьем разрываемой плоти, брызжущей кровью вырвала его вместе с рукоятью из своего тела. Оборачиваясь ,я уже знала, какой смертельный ужас будет на его лице. Ну вот, а говорил не боится. Его, перепачканным в моей крови мечом, я обмотала ему же шею, как шарфиком. И спихнула с помоста. Опасливо косясь по сторонами и боясь лишний раз двинуть шеей, он пробрел прочь. Уже повернувшись обратно к привязанной наемнице я остановила его сердце, улыбаясь звуку упавшего на мощеный тротуар тела. Валериан учил меня не убивать без необходимости… но ведь Валериана нет больше… Обигейл морщилась от боли в ноге и волосы ее свалявшимися прядями прилипали к вспотевшему лбу – жалкое зрелище. - Смерть — это легко. Сдохнуть, как собака, вместе со своей смертной душой ты всегда успеешь. - Так ты не убьешь меня? - Убью, но позднее, - нежно сказала я, беря ее под локоток, - когда наиграюсь. … - Нелегко быть маньяком, - с притворным сожалением вздохнула я, сидя в пыточной камере и меланхолично глядя на то, как кряхтит растянутая на дыбе наемница. - Мне поплакать от сочувствия? – вяло огрызнулась она. - Можешь поплакать, осуждать не буду, - я крутанула колесо, и она вскрикнула, - человечество изобрело столько способов убийства. Один изощреннее другого. Но итог один. Повизжишь, да помрешь. Так не интересно. Наемница молчала, а я, встав, потянулась и обошла камеру пыток. Орудия были устрашающими, и даже у бессмертного от одного их вида шел мороз по коже. Но в них для Обигейл не было ничего нового. Если бы она не присоединилась к славному псевдо-лорду, ее ожидала бы подобная участь и от своих же собратьев. Так что это было страшно, больно, но вполне естественно для данного времени. А нужно было нечто такое, от чего кровь стынет в жилах. Что она боялась увидеть в самых страшных своих кошмарах. - А знаешь, я, кажется, придумала! – я остановилась и подняла палец вверх, - как-то давно, еще в своем мире, я читала в интернете одну страшилку. Ты ведь не знаешь, что такое интернет… ну это детали! Теперь-то я знаю, что это была выдумка полнейшая, но с моими возможностями она станет реальностью! Слезай! Хватит прохлаждаться на дыбе! Сейчас ты узнаешь, что такое настоящие муки! С возбуждением маньяка я отвязала ремни от ее рук и ног и поволокла ее наверх… в лабораторию Валериана. По пути нам не встретилось никого. У самых дверей я ненадолго лишила ее зрения, чтобы она не посмела осквернить покои монсеньора своим нечестивым взором. Зрение вернулось к ней, лишь когда я как куклу швырнула ее на одну из каталок. После темных подземелий яркий белый свет лабораторных ламп слепил ее и она осоловело моргала, оглядываясь по сторонам. Неудивительно, ведь за несколько метров мы преодолели расстояние почти в пять веков. Из древнего в ультрасовременное. После темного камня и дерева ей дико было смотреть на слепящее белый пластик, хромированный металл и стекло. Я дала ей некоторое время поудивляться тому, до каких невиданных чудес дошел прогресс. - Ты, наверное, не знала, но он был ученым. Блестящим ученым. Он был врачом, и изобрел новый способ лечить людей. Давать им шанс выжить. - Зачем ты говоришь мне об этом? - Ты находишься в его лаборатории. Здесь он посвящал дни и ночи науке. А вовсе не строил заговоры против тебя и твоего народа. Ему на вас было попросту плевать, а вы изводились, брызгали слюной и изрыгали ненависть в каждом слове. - Ты хочешь убедить меня в чем-то? - Пропаганда мне ни к чему. Это не по нашей части, если ты заметила. Я пыталась в начале своей власти использовать ее, но как видишь… для этого мира сталь надежнее и действеннее. Я много думала над тем, какую смерть для тебя избрать. Можешь даже гордиться – ради твоей казни я целую ночь не спала. И я решила, что убить тебя нужно именно тем способом, который любил мой господин – с помощью науки! - Да хоть ленточкой придуши, только поскорее! - А вот этого как раз обещать не могу. Вас всего трое осталось, а у меня вечность впереди. Кстати, ты знаешь, как умер ваш дружок эльф? - Ты убила его! - Да. Разорвала на куски вот этими руками. Как он боялся, как кричал! А какая у него была сверкающая кровь, даже сейчас помню этот чудный цвет! - Заткнись! – на ее лице отразилась боль за ушедшего друга, - он знал, что не вернется! Но он умер с честью! - Угу, его кишки висели и гнили на стенах с великой честью. Но тебя такая честь не ожидает. Сейчас я расскажу тебе ту самую страшилку, а потом мы вместе попробуем ее воплотить! Как тебе идея? - Ты сумасшедшая. - Да, но это вы сделали меня такой. А теперь слушай. Я села за первый попавшийся комп, нашла эту жуткую байку и стала зачитывать вслух. Приведу ее полностью без изменений, хотя каждый при желании может войти в сеть и найти ее самостоятельно. «В 1983 году, группа религиозных ученых решила провести один очень радикальный эксперимент. Они создали теорию, согласно которой человек, лишившийся осязания, зрения, слуха, голоса и любых других способов восприятия мира, сможет ощутить присутствие Бога. Ученые верили, что наши 5 чувств блокировали наши контакты со всевышним, и без них человек смог бы установить контакт с Богом силой мысли. Единственным человеком, согласившимся принять участие в эксперименте был старик, которому по его словам “Больше незачем жить”. Дабы избавить его от всех чувств, ученые провели множество операций, в итоге которых все нервные окончания, отвечающие за чувства, были удалены. Несмотря на то, что старик сохранял все моторные функции, он был не способен видеть, слышать, осязать, чувствовать вкусы или запахи. Без единой возможности связаться с внешним миром, он был наедине со своими мыслями. Ученые наблюдали за объектом, в то время как он вслух говорил о своем состоянии. Спустя четыре дня, старик сказал, что слышит тихие и неразборчивые голоса в своей голове. Решив, что это всего лишь последствия психоза, ученые не обратили на это внимания. Спустя еще два дня, объект с криками сообщил, что слышит свою мертвую жену, и что еще хуже, что он способен отвечать ей. Ученые были заинтригованы, но по-прежнему сомневались в правдивости слов пациента, до тех пор, пока он не начал называть по именам мертвых родственников ученых. Никто, кроме самих ученых, не мог знать того, о чем говорил старик. После этого часть ученых покинула эксперимент. Спустя неделю общения с умершими пациент начал страдать, говоря, что голоса стали переполнять его голову. Каждую секунду, что он был в сознании, сотни голосов охватывали его разум, не желая оставить его в покое. Он часто бился об стену, в надежде, что сильная боль заглушит голоса. Потом он попросил ученых ввести ему снотворное, дабы спастись от голосов во сне. Это помогало в течение трех дней. Потом ему начали сниться кошмары, в которых он видел и слышал умерших. Спустя день, пациент начал кричать и царапать свои неработающие глаза, в надежде почувствовать хоть что-то в материальном мире. Субъект в истерике рассказал ученым, что голоса стали оглушающими и угрожающими. Они говорили про ад и конец света. Однажды старик в течение пяти часов без остановки кричал “Нет Рая, нет прощения!”. Он молил ученых убить его, но они были уверены, что субъект как никогда близок к установлению контакта с Богом. На следующий день субъект больше не мог ясно выражать свои мысли. Будучи уже, как считали ученые, сумасшедшим, он начал откусывать куски плоти со своих рук. Ученые смогли связать субъект, так, чтобы не было угрозы самоубийства. После нескольких часов в таком состоянии, субъект, наконец, прекратил свою борьбу с оковами. Он смотрел в потолок своими пустыми глазами, в то время как слезы катились по его щекам. В течение двух недель ученым приходилось восстанавливать уровень жидкости в организме пациента из-за его постоянного плача. В конце концов, старик прекратил плакать, и повернул свою голову к ученому. Несмотря на то, что он был слеп, он посмотрел ученому прямо в глаза, впервые за все время эксперимента. Он прошептал “Я говорил с Богом. И он покинул нас”, после этого, пациент перестал подавать признаки жизни. Причины смерти не установлены.» Я закончила читать и уставилась на Обигейл. - Ну как? Страшно? - Лучше не видеть вообще ничего, чем тебя и твой мерзкий замок! - Ой, как прекрасно! Значит, у нас есть даже полное согласие подопытного! Начнем, пожалуй. С чисто научной точки зрения это полная чухня, но ведь у нас есть еще и магия. Я привязала ее ремнями и, глядя особым зрением, видела все-все-все нервные окончания в ее теле. Нет, это невозможно было сделать путем операций! Их слишком много. И сейчас я отключу их все, превратив живого человека в овощ, не способный ничего чувствовать. Ничего, кроме страха и одиночества. Я проводила руками над ее телом и нервные клетки, которые я видела сияющими точками, гасли, отмирая одна за другой. Вскоре все ее тело лишилось чувств, но двигательные и речевые функции остались в норме. А еще осталась в норме способность мыслить. Она металась, трясла головой и мычала что-то нечленораздельное. - Что, моя хорошая? Передумала и решила, что видеть меня все-таки лучше? Ох! Да ты же не слышишь меня! Какая жалость! Я похлопала ее по плечу, зная, что она все равно не почувствует этого и, отвязав, стащила с каталки. Стоять она тоже не могла, хотя ноги были в полном порядке, она совершенно не ощущала свое тело в пространстве и то дергалась, то провисала, то падала. Схватив ее за шкварник, я дотащила ее в пустую комнату наверху башни, в которой лежало раньше мое тело, и оставила там. - Пока, милая! – проворковала я, - я буду смотреть, как твой разум покидает тебя. Я развернулась и ушла. Она действительно сходила с ума. Нет, голосов Бога и умерших она не слышала. Ей хватало того, что она оказалась совершенно оторвана от мира. Для нее теперь существовали лишь ее мысли и страхи. Они одолевали ее и сводили с ума. Поначалу она лишь бестолково металась по комнате, врезаясь в стены, а потом начинала кричать, очевидно пытаясь докричаться до самой себя и услышать хотя бы свой голос. Но все было тщетно. Каждый день инъекциями я поддерживала в ней жизнь, пополняя запасы питания и жидкости в организме. Так продолжалось две недели. К исходу последней она уже практически не реагировала ни на что. Просто лежала на полу без движения и смотрела в никуда пустыми глазами. Я видела, что она умирает. Притом ее тело было совершенно здоровым. Но ее сознание и ее душа умирали в этом лишенном чувств мешке. Я не могу представить, что она пережила за эти недели, это известно одному Богу. Но я знаю, что это было страшно. Она получила самое суровое наказание, но ее мучения закончились слишком быстро. Нет! Я не позволю ей умереть просто так! Даже после двух недель мучений и медленной потери рассудка. Я коснулась пальцами ее висков. Только что у тебя не было ничего, лишь ТВОИ страхи. Получи же еще мои перед смертью! Я знала, что показать ей, я уже показывала это однажды принцу Германгильду, но он не выдержал и минуты. А у Обигейл не будет выбора. Она будет пропускать через себя крушение миров столько, сколько я захочу. Или пока ее измученная душа сама не покинет ее бренное тело и не обратится в ничто. Жалкая смертная душа! Тело бывшей наемницы затряслось в судорогах. Она снова начала кричать, кататься по полу. Она, как и было написано в той страшилке, раздирала свою плоть ногтями, надеясь причинить себе боль. Ее волосы за считанные секунды покрыла седина. - Ну как тебе, Гейли? – мысленно спросила я, в первый раз нарушая ее смертельное уединение. Читать ее мысли я не могла, но когда я сама устанавливала связь, ее ответ вполне могла услышать. - Освободи! – зазвучал в моей голове шелест, словно говорила древняя старуха, - прошу, освободи! Я сделаю все для тебя или умру, но прошу, освободи меня. Эта тьма высасывает мою душу! Дай мне умереть, иначе я останусь в ней навсегда! - Даже так, - усмехнулась я, - ну тогда твоя душа будет бессмертна, как бессмертна эта тьма. - Нет, она будет вечно умирать, и станет частью этой тьмы. Я отключила свое сознание от нее. Вечное рабство у самого страшного, что есть в мирах? Это даже лучше, чем я предполагала. Умерла она в этот же вечер. Абсолютно седая старуха просто замерла навеки, все также глядя в потолок невидящими глазами. Ужас на ее посеревшем лице застыл навечно посмертной маской. Ну вот, одна готова. Осталось еще двое.