Ставленница. Часть 3

Холодный ветер трепал обрывки проводов. Когда-то здесь было проведено электричество, был свет, играла музыка, жили люди. Теперь ничего не осталось. Только эти провода висели обрывками на столбе и, качаясь на ветру, напоминали о былом. Я не знаю, какое сейчас время года, и какая часть суток тоже не знаю. Здесь всегда промозгло и ветрено, а небо всегда закрывают плотные серые тучи. Я не знаю, долго ли нахожусь здесь, но все то время, которое я здесь, я вижу лишь тусклый свет никогда не пробивающегося через эти тучи солнца. Впрочем, есть ли за ними солнце, я тоже не знаю. Вокруг простирается выжженная равнина (значит, солнце все-таки было?). Она занимает все пространство до горизонта, в какую сторону не посмотри. И единственное, что есть, кроме этой голой равнины – это старый перрон, на котором я и сижу. Деревянная часть скамейки давно уже истлела от старости, и сидеть приходится на каменной платформе, свесив ноги вниз. Камень ледяной и от этого, и от ветра, меня пробирает озноб, но меня возможность простудиться не страшит. За моей спиной старая маленькая станция, которая когда-то была действующей. Я не знаю, как долго она уже заброшена, но судя по выбитым ветром стеклам, слезшей штукатурке, слою грязи и сгнившей мебели на полу – долго. Как я оказалась тут, я тоже не знаю и не знаю, кто я и откуда. Знаю, что я девушка, у меня темные волосы, и я одета в белое (после сидения в этой грязи уже не совсем) шифоновое платье. А еще здесь бывают поезда. Они проносятся мимо с головокружительной скоростью. Так быстро, что я даже не успеваю прочесть, что на них написано. Знать бы мне, куда идут эти поезда… Наверное, там есть свет, тепло и люди… Но они никогда не останавливаются на этой пустой и заброшенной станции. Я много раз пыталась привлечь к себе внимание. Кричала, махала руками и даже становилась на рельсы. Ничего не помогает. Я всегда бегу за мчащимся поездом и кричу, словно собака, лающая на автомобиль. Реакция поезда соответственная. Но самое странное то, что я уже не раз попадала под этот поезд и умирала. Но вслед за тем, как гасло мое сознание, умирая, наступало пробуждение. На той же станции… на той же платформе… в том же платье без единого следа крови. А еще я пыталась идти пешком. Я думала, что рано или поздно я дойду хоть до какого-нибудь населенного пункта. Ведь ходят здесь поезда! А значит, где-то должны жить и люди! Но я шла до изнеможения. До того, как мои ноги не стирались в кровь по этой проклятой равнине, и я не видела ничего, кроме простирающегося до горизонта поля с прожженным кустарником, да нитки рельс, уходящей вдаль. Потом от усталости и боли я падала без сил на землю и отключалась. А просыпалась снова на платформе… в том же платье… Я облазила всю станцию и все по периметру вокруг перрона, но так и не нашла ни одной зацепки. Что это за место, и в какой стране оно находится - оставалось для меня тайной. Попытки покончить с собой, как вы поняли, не давали результата. Оставалось лишь надеяться на то, что я смогу докричаться однажды до поезда. Я сидела, опустив голову и свесив ноги, и ежилась на ветру. От этого однообразия было уже тошно, но ничего не поделаешь. Я пыталась вспоминать, кто я такая и где жила раньше. В голове были какие-то обрывки, но я никак не могла составить их в одно целое. Самым частым воспоминанием моим была рука. Эта рука явно принадлежала мужчине. Притом очень богатому. Я видела край рубашки с золотой запонкой, выглядывающий из-под серого пиджака и массивный и явно очень древний перстень. Эта картинка постоянно появлялась вспышкой у меня в голове, но ничего, кроме руки, лежащей на кожаном подлокотнике кресла, я не видела. А еще я вспоминала обрывки какого-то дня. Я зачем-то бегу за каким-то человеком в клетчатой рубахе. Он входит в дверь, и я за ним. Потом какие-то коридоры, лязг железа и выстрелы, крики. А потом снова эта рука. А еще женщина в синем. Она вроде бы добрая, но ко мне относится плохо. Она не понимает меня, а я не понимаю ее. Мы осуждаем друг друга. А еще я вспоминаю изящную паутину узора кованых золоченых перил и красоту белых мостовых и фонтанчиков. Я могла любоваться ими часами, прокручивая в памяти. Это немного спасало от тошнотворной реальности. В своей прошлой жизни я бродила по этим дорожкам ночами и любовалась разноцветной подсветкой, отражающейся на белом камне. А потом я видела статную фигуру в сером костюме. Человек стоял спиной, но от вида одной только этой спины у меня сводило коленки в сладкой истоме. - Высота, ночь и тишина, - говорю я ему, - как раз то, что я люблю. На этом воспоминания обрываются. И у меня остается лишь сводящее с ума томление и бешено колотящееся сердце. И от этого ощущения причастности к чему-то великому и прекрасному щемит душу и кажется, что ты способна воспарить до небес. Но потом я вижу выжженную бескрайнюю равнину, плотные серые тучи, из-за которых даже невозможно понять - день это или ночь. И я снова и снова падаю в пропасть безграничного и беспощадного уныния. Этому падению нет конца, оно высасывает радость и надежду, оставляя в душе всего одну, вырезанную острым ножом по обнаженным нервам фразу: «ничего нет… и ничего не было» Послышался далекий перестук и одиночный гудок. Поезд! Наконец-то! Я подобрала валяющиеся на перроне палки с намотанными обрывками искусственной кожи от сидений. Я надеялась, что если буду размахивать чем-то, меня увидят. Меня наконец-то спасут! - Эй! – начала я кричать, как только поезд показался, - Эй! Я здесь! Заберите меня! Поезд мчался навстречу, не сбавляя скорости. Я подбежала к самому краю платформы и замахала еще сильнее. Я так вытянулась навстречу поезду, что когда он будет рядом, наверняка смогу задеть своей палкой железный бок. Поезд был все ближе. -Эй! Стой! Стой! СТОЙ! Я приготовилась стучать палкой. Поезд по-прежнему не сбавлял хода. Он несся на меня многотонной безразличной махиной. Когда он проносился мимо меня, я все-таки дотянулась до него своей палкой. Но от удара мне лишь разодрало ладонь острым деревянным краем. Палка вылетела из рук и свалилась под рельсы. Поезд не сбавлял хода. - Ну, стойте же! – в отчаянии я бросилась вслед за ним, кубарем слетая с платформы, - заберите меня отсюда! Возьмите меня с собой! Не оставляйте меня!!! Тяжелый состав пронесся мимо, и в который раз оставил позади маленькую фигурку в грязном белом платье. Не чувствуя боли в разорванной ладони и сбитых ногах, я лежала, положив голову на все еще дрожащие и наполненные гулом рельсы. Это была безысходность. Она была даже не черной. Она была опустошающе никакой. Наполненной только унынием и одиночеством. … - О нет! Опять! – вскрикнула я, приходя в себя. Я сидела на троне. И я готова была поклясться, что все это время мои глаза были открыты! Глаза моего тела были открыты. Что творилось с моим сознанием - можно было только гадать. С каждым днем оно все больше и больше утрачивало связь с телом. Нужно поторопиться. Своим ощущением времени я чувствовала, что полнолуние будет завтра. Стоит ли говорить, о том, что до того, как я села на трон после прочтения книги, до него оставалось полторы недели!? Я боюсь, что в один прекрасный день ум и тело окончательно потеряют связь друг с другом. Нет! Нужно сначала закончить заклятие! А потом уж пусть это убожество достается хаосу! Мы еще посмотрим, кто кому покажет больше ужаса! Я поднялась на башню и вошла в комнату, где покоилось мое старое тело. Я смотрела на бледную кожу, на сложенные на груди круглые ладошки с коротенькими пальчиками и не могла поверить, что это я. Я и узнавала, и не узнавала это тело. Его реалии были настолько далеки от меня, что трудно было поверить, что все это было на самом деле. Мне кажется теперь, что в моем мире никогда и не существовало ничего, кроме боли утраты. Я посмотрела на свою ладонь. Завтра на ней должна появиться первая линия связи. - Скоро мы с тобой снова будем одним целым, - прошептала я, проведя пальцами по холодной белой коже своего тела, - ненадолго, но будем. В ночь полнолуния я отправилась на север. Именно там, в водах Ария, мне предстояло принять смерть от воды. Принять и выжить. Солнце клонилось к закату, и я, пролетая над водой, камнем рухнула вниз. Преломленный водой свет алого заходящего солнца делал воду красной, словно я тонула в крови. Я намеренно заставила свои легкие наполниться водой и намеренно не отключала физическую боль при этом. Грудь обожгло огнем, а горло сжалось, словно под давлением невидимой руки. Но это длилось недолго. В тот момент, когда я должна была умереть, боль прекратилась. - Стихия воды, мы едины с тобой, - произнесла я, - я приняла твой смертельный дар, прими и ты мой! Моих слов под водой не было слышно, но я была уверена, что стихия чует мой призыв. Над полноводной рекой всходила полная луна. Теперь колышась в потоках черной воды, я видела ее бледный и холодный свет над собой. Я лежала под водой, раскинув руки, как утопленница. С той лишь разницей, что утопленники висят под водой лицом вниз. «Стихия воды, мы едины с тобой. Я приняла твой смертельный дар, прими и ты мой! Силою неоплаченного долга заклинаю тебя. Свяжи свой пут на мою длань!» «Стихия воды, мы едины с тобой. Я приняла твой смертельный дар, прими и ты мой! Силою неоплаченного долга заклинаю тебя. Свяжи свой пут на мою длань!» «Стихия воды, мы едины с тобой. Я приняла твой смертельный дар, прими и ты мой! Силою неоплаченного долга заклинаю тебя. Свяжи свой пут на мою длань!» «Стихия воды, мы едины с тобой. Я приняла твой смертельный дар, прими и ты мой! Силою неоплаченного долга заклинаю тебя. Свяжи свой пут на мою длань!» Я повторяла и повторяла это. До самого рассвета. Стихия противилась. Она тоже погибнет со всем миром, и она не хотела даваться в мои руки. Но сила неоплаченного долга имела непреложный закон. Я приняла смерть от нее, и теперь она была в долгу. Наконец мою руку обожгло мгновенной вспышкой. Стихия сдалась. Розовое восходящее солнце показалось на горизонте. Выйдя из воды, я откинула с лица мокрые и опутанные водорослями пряди волос и посмотрела на свою правую ладонь. От промежутка между средним и безымянным пальцами до середины ладони шла переливающаяся голубовато-серебристая полоса. Я потерла кожу, но было ощущение, что эта полоса насквозь проходит через кожу, мышцы и кости. «Эта связь останется навеки», - вспомнила я предупреждение книги хаоса. Высушив волосы и платье, я вернулась в замок. По пути мне встретился Лазаро. Взглянув в его лицо, я поняла, что не предусмотрела одну вещь. Он должен остаться жив. Весь этот мир вместе со мной полетит в хаос, но Лазаро единственный заслуживает право выжить. Да, я не судья, чтобы решать. Но мне плевать на мораль! Я уже опустилась до предела, и еще один грех самосуда мне погоды не сделает! - Лазаро, - я выжала из себя скупую улыбку. - Элли? Все хорошо? - Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Мы шли по балкону второго этажа. В сухих официальных фразах Лазаро расписывал мне положение дел в стране и в замке. С момента смерти Валериана, когда я стала неспособна править, страной фактически управлял он. Моих жестоких законов он не отменял, хотя и был с ними не согласен. Но вся координация работы власти, все регулирование деятельности армии и ставленников было целиком и полностью на нем. Круговорот ставленничества в природе. Сначала я была ставленницей при Валериане, теперь Лазаро был ставленником при мне. Наверное, он тоже расстроится, когда я умру. Главное не дать ему узнать о моих планах раньше времени. Ибо он в лучшем случае постарается мне помешать, а в худшем решит занять мое место жертвы для хаоса или останется разделить судьбу этого мира. И то, и другое, и третье было для меня неприемлемо. Это единственный человек, который не заслужил этой участи. - Ты о чем-то задумалась? – он присел на краешек перил лицом ко мне, - ты в последнее время ожила немножко. - Месть сладка, - пожала плечами я, - ты был прав. Прости меня, Лазаро. Зря я притащила тебя в этот мир. - Ну, началось… Меня никто не тащил. - Монсеньор погиб, Нору убили, Зера забрали. Ты знаешь, мне кажется, это какое-то проклятие. У меня столько власти, и я обладаю такой силой… но я все равно ничего не могу поделать. Судьба забирает у меня одного за другим. - Ну меня-то не заберет. Кому я нужен, - грустно усмехнулся он. - Мне. - Но все же недостаточно, для того, чтобы жить со мной дальше. Я уткнулась лбом в его плечо, а он погладил меня по волосам, как испуганную маленькую девочку. - Я могу жить дальше с тобой. Но это ничего не изменит. Я всего лишь хочу быть честна с тобой. Меня это не изменит. Это уже не прихоть и не эмоции, это уже болезнь. Я нездорова, и это необратимо. - Утешать бессмысленно? – его голос был настолько теплым, что я всей душой в этот момент пожелала снова стать нормальной. - Угу, - тяжко вздохнула я, - и знаешь… я только недавно поняла. Я подняла голову и посмотрела в его глаза полные понимания, прощения и любви. - Я стала такой не после смерти монсеньора. Я стала такой после встречи с ним. Я лишилась шанса на нормальную жизнь уже тогда, но лишь после его смерти это безумие показало свою истинную сущность. - Ты хотела бы никогда не встречать его? - Не знаю. Но знаю точно, что без встречи с ним я была бы не я. Все, что ты видел и видишь перед собой, это лишь отражение его присутствия в моей жизни. Или отсутствия. - И почему я не могу ненавидеть его? Ведь ненавидел когда-то. Считал террористом. - Помнишь, как мы гонялись за тобой по всей Европе? – грустно улыбнулась я. Эти воспоминания, как и мое тело, были такими далекими, словно увиденное десяток лет назад кино. - Помню. Помню, как удивился, увидев тебя тогда на крыше. Я подумал: что за неугомонное дитя! - А что ты подумал, когда увидел меня после того, как пришел в себя после ранения? - Ууууу, такие слова обычно в кино заменяют звуком «пи». - Нет, я ни о чем не жалею. Жалею только, что позволила начаться этой войне и оставила монсеньора одного. А все остальное, плохое и хорошее… все это было и это была настоящая жизнь. После разговора с Лазаро у меня появилась идея по поводу того, как отослать его в момент заклинания. Я вернулась в кабинет Валериана и снова взяла «Летопись Хаоса». Приложив ладонь к раскрытым страницам, я сказала. - Смотри, что у меня есть! «Нужны еще три». Равнодушно показала книга и умолкла. Больше в тот вечер на страницах не появилось ни буковки. Я вошла в лабораторию и взяла спиртовую горелку и короткую металлическую трубку. Принеся все это в кабинет, я уселась за стол и закатала рукав. Валериан показывал мне свое фамильное клеймо на запястье. Это был знак. Знак принадлежности к его роду. Знак памяти о его предках. Я тоже должна иметь такой знак. В память о нем и как символ того, что я тоже принадлежу их роду. Принадлежу Валериану навеки. Я подожгла горелку. Сделать эти отметины я могла бы одной лишь магией, но я хотела именно прочувствовать все это. Словно этот странный ритуал сделает меня ближе к роду Моргентиль. Еще ближе. Накалив железный прут докрасна, я вернула в руку чувства. Я хочу чувствовать это прикосновение. Эта боль будет физическим воплощением моей боли. Коснувшись запястья раскаленным прутом четыре раза, я наблюдала, как шипит, сворачиваясь, кожа. Морщась от боли, я откинула прут и продолжала заворожено смотреть, как вздуваются четыре параллельные багровые полосы. Улыбаясь я прикрыла глаза и направила поток магии, останавливая регенерацию. Как и связь со стихиями – эти шрамы останутся со мной. Я нежно провела рукой по рубцам, и меня передернуло от этого касания, словно в кожу вонзилось множество игл. - Видишь, Валериан! Теперь я тоже ношу твое фамильное клеймо. И с той же целью. Чтобы помнить, кто я есть, и кто мне дал все. Я откинулась назад в кресле и вытянула ноги. Кожа на запястье горела огнем, а голова кружилась. Но я смеялась. Не знаю от чего. Может от того, что плакать уже не было сил, а может, снова поддаваясь сумасшествию. Раздался одиночный стук в дверь. - Ваше величество, лорд Распорядитель к Вам. - Впусти. Я отошла от двери и рассматривала герб на стене, ожидая, пока он войдет. - Ты теперь живешь здесь? - То здесь, то на троне. Мне не обязательно спать, но даже когда не сплю, меня то и дело вышибает в какой-то астрал. Я вспомнила, что не убрала книгу со стола, но, взглянув сквозь стену, на столе ее не увидела. Значит, спряталась сама. - Тебя хочет видеть один человек. - Человек? В смысле просто человек? - А что, просто люди уже не достойны разговора? Он сказал это с такой досадой, что я поняла, что эти слова он принял на свой счет. Действительно, я в последнее время так ненавидела людей, что забыла, что он тоже всего лишь просто человек. - Лазаро, я не это имела ввиду. Я просто удивлена приходу сюда обывателя из этого мира. Они ведь боятся всего темного до одури, а после последних событий… По его взгляду я поняла, что мои оправдания выглядят жалко. Это разозлило меня. С какой стати я вообще должна оправдываться?! - А что, тебя задевает, что ты тоже простой смертный!? Думаешь, дело в этом? – взорвалась я, - Так не вопрос - давай это исправим! Утробно зарычав, я выпустила клыки и кинулась на него. Для того, чтобы обратить человека в вампира, укусить его было мало, даже убить было мало. Нужно было отпить крови, потом дать ему отпить своей и только потом высосать всю его кровь до капли. И если после этого тело не сожгут, то на третью ночь произойдет обращение. Я повалила Лазаро на пол и впилась острыми, как бритва клыками в его сонную артерию. Естественно скинуть меня ему не удалось, даже при всей его военной подготовке. Прижимая его всей своей силой к полу, я слышала, как бешено стучит его сердце. Ожившие животные инстинкты на мгновение заставили меня насладиться вкусом крови и беспомощности жертвы. Я оторвалась от него и поднялась, все еще продолжая упираться коленями в его грудь. - Давно хотелось сделать это, - облизала окровавленные губы я. Со злой улыбкой я прокусила свою вену на запястье и, разжав свободной рукой его челюсти, влила в глотку свою кровь. Пытаясь сплюнуть, Лазаро закашлялся, и все же проглотил. - Элли, ты совсем рехнулась? – теперь его губы, как и мои, были в крови. - Ты же не хочешь быть просто человеком! - Это ты только что придумала!? – он брезгливо отер губы, - Совсем озверела! Ненормальная! Он спихнул меня с себя, и я намеренно гулко ударилась затылком об пол. - Не там нормальность ищешь, - глядя в потолок произнесла я. Воротник рубашки Лазаро окрасился в алый цвет от сочащейся из ранок на шее крови. Он сидел на полу рядом со мной и качал головой. Наверное, он уже десять раз пожалел, что остался здесь. - Так ты примешь его? – наконец спросил он. - Кого? - не поняла я. - Простого человека. - Приму. Если он затеял какую-нибудь гадость, он первый пожалеет об этом. Я поднялась с пола, и, мимолетом заживив ранки на шее Лазаро, спустилась в тронный зал. Усевшись на трон, я дала команду позвать просителя. Это был дворянин, но, видимо, не особо богатый. Его камзол был красив, но настолько стар, что кое-где даже нитки торчали. Он отвесил мне глубокий поклон по всем правилам дворцового этикета и заговорил: - Приветствую, Ваше величество! А у Вас не сложно получить аудиенцию. Я не ответила, лишь опустила и подняла веки. Он продолжил. - Вы обещали награду за поимку беглецов… - За то, чтобы их привязали к позорному столбу в центре города, - уточнила я, - поймать их я могу хоть сейчас и сама. - А можно ли одному нашедшему получить награду? Моя семья обеднела… - Ты хочешь сдать мне их? - Его, Ваше Величество. В соседней от моего поместья деревне скрывается никто иной, как Гарфилд, наследник герцога Аберкорна, покойного министра короля Георга. Он живет там под именем крестьянина Джона Колли, и никто не знает о нем, но я бывал у его отца и знаю в лицо этого паршивца! Я задумалась. Предательство народа на площади конечно хорошо, но ведь правила здесь устанавливаю я. Можно разнообразить меню моей мести. Можно поиграть с жертвой в кошки-мышки перед смертью. Я улыбнулась. - Как твое имя, человек? - Вильгельм, Граф Агргайл, миледи. - Хорошо, Вильгельм, я отдам Вам награду за поимку преступника. Но только при условии, что Вы примите участие в моей охоте на него. - Ч-что мне нужно делать? - Ничего, - я поднялась с трона, на ходу меняя облик, - на чем Вы приехали? - На карете, миледи. Теперь я выглядела точь-в-точь, как юная Клотильда. Уж не знаю, что с ней стало, после того, как забрали Зербагана. - Прекрасно. Возьмете меня и пару моих слуг с собой. Распорядитель, приведите мне пару вурдалаков или гоблинов. Мы выезжаем сейчас же. Несмотря на мой вид, мои подданные сразу почуяли, кто я. После недолгих объяснений они даже поняли, чего я хочу от них. Мы выехали из замка и через четыре дня пути уже были на месте. Граф то и дело трясся крупной дрожью, поглядывая на своих новых попутчиков. Но когда я как бы невзначай пинала сундук с золотом, заставляя монеты внутри позвякивать, он успокаивался. Ей Богу! С корыстными людьми легче всего иметь дело! Ты хотя бы знаешь, чего от них ожидать. На подъезде к деревне, в которой жил новоявленный крестьянин, граф глянул в окно. - Вон он! – прошипел он. Я тоже выглянула и действительно увидела Гарфилда. Он шел по лугу с косой на плече и козленком на веревке. Горячая ненависть закипела в крови, но я заставила себя успокоиться. Не сейчас, Элли… мы еще не поиграли. Щелчок пальцев, и налетев на камни, которых только что на дороге не было, у кареты графа отвалилось колесо. Напустив на себя самый испуганный вид, я выскочила из кареты и опрометью бросилась наутек. При этом я не забывала истошно вопить и звать на помощь. Мои подданные монстры ринулись следом за мной, также усердно делая вид типа «догоню, сожру». Честное слово, не ожидала от нежити таких актерских способностей. Ну и, естественно, наш простодушный воитель купился. Он просто не мог пройти мимо и спокойно смотреть, как обижают слабого. Нет, даже не так - «как гадкая нечисть обижает хорошую слабую девушку». За годы, прошедшие с того времени, как я путешествовала с ним, он сильно изменился. Мальчишеские черты сменились мужскими, да и силы и ловкости поприбавилось. Парой взмахов косы он «освободил» меня от преследователей. Я невольно улыбнулась, сравнив его мысленно со смертью с косой. Но, по счастью, он принял мою улыбку за радость спасенной. Граф и его кучер распрягли лошадей и, вскочив им на спины, унеслись прочь. Я задыхалась от быстрого бега и, не в силах произнести ни слова, только бешено вращала глазами. - Они… они… - всхлипывая, произнесла я. - Все, все! Не бойся! Тебя никто не тронет! – утешил меня негодяй, - идем со мной. Как тебя зовут? - К-к-клотильда, - промямлила я. - А меня…, - он замешкался на мгновение, но непосвященный бы этого не заметил, - Джон. Я живу в деревне в доме покойных родителей. Что с тобой произошло? Я бурно разрыдалась, в то время, как выдумывала легенду. - Местный граф! Он негодяй! Он хотел отдать меня в жертву нечисти, чтобы получить выкуп! Как хорошо, что я встретила Вас! Иначе уже к вечеру мерзкие кровососы использовали бы меня как… Я снова разрыдалась. Это окончательно растопило сердце борца за злом. Он отвел меня в дом, налил вина из фляжки и отломил большой ломоть хлеба с козьим сыром. Я тем временем оглядывала простую крестьянскую халупу, в которой он жил. Надо сказать, беготня по стране выбила из него всю изнеженность и он был вполне сносным работягой. Каменные стены дома были законопачены изнутри глиной и соломой. Из утвари был только кувшин, старый котелок да чашка. Но зато на стене, выбиваясь из картины общей нищеты висел меч, сверкающий и явно дорогой. По всему видно было, что об оружии заботились. И скорее всего, заботились ежедневно. Это было единственной частичкой прошлой жизни. Мне было немного странно видеть, что они так быстро сдались. Попрятались по углам, как тараканы. А как же священная война?! Враг бесчинствует, а ты козочек разводишь?! Воитель, блин! Я даже подумала, пощадить его, может одумался человек. Понял всю бессмысленность этих войн. - Вы были рыцарем, сэр? – спросила я, кивая на меч. Гарфилд вздрогнул, как от удара током. Он пристально вгляделся в мое лицо, но не увидел ничего, кроме простодушного интереса. - Нет, - засмеялся он, - куда ж мне в рыцари! Я простолюдин, а этот меч нашел в поле в земле. Принес домой и отчистил. Но никому не говори, что видела его у меня. Иначе сочтут, что я украл его у благородного лорда. - Конечно же не скажу! Какая ирония. Мы оба сейчас прикидывались не теми, кто мы есть. Он обманывал меня, а я его. Я неловко дернулась и пролила вино на юбку. - Ой! Простите! Я такая неловкая, руки еще дрожат от страха. - Ничего. Не бойся. В Даарланде сейчас темные времена, но они закончатся. Скоро. Не зря ведь есть поговорка, что самый темный час перед рассветом. - Вы так уверенно говорите, - грустно улыбнулась я, - но с каждым днем становится все хуже. А те, кто обещал бороться за нас, покинули нас. - О ком Вы говорите? – с притворным непониманием спросил он. Я видела, как он хотел вспыхнуть на этих словах, начать оправдываться. И может, даже выдал бы мне их планы. Но он сдержался, продолжая разыгрывать простака. - О славном лорде Евгениусе и его команде! Мы так верили в них, думали, что это и есть обещанный в приданиях герой с юга. Но мы стонем под пятой нового тирана, а героя и след простыл! - А я верю, что лорд Евгениус нас не оставил. Возможно, он собирает армию где-то в горах. А может даже вербует на нашу сторону драконов! - Ахаха, - простодушно засмеялась я, отмахнувшись, - Драконов! Ну, ты как скажешь, Джон! Где ж нам, простым людям, знать их высокую политику. Наше дело маленькое. - И то верно, - с облегчением вздохнул он, закрывая щекотливую тему. - Давай я лучше твой дом приберу. Должна же я как-то отблагодарить своего спасителя. По его мимолетным взглядам я поняла, что ему больше по душе была бы другая благодарность, но все же он был благороден не только происхождением, но и душой. И так я осталась жить в доме одного из своих врагов. Никогда не думала о шпионской карьере, но, думаю, тут подстава удалась на славу. Наш герой не только не раскусил меня, но, кажется, даже влюбился. Надо было видеть, как он носился вокруг меня, съездил в город, купил пуховое одеяло, сколотил новый умывальник и починил лохань для купания. Сам он до этого мылся в реке. А я лишь хлопала глазами, эмоционально благодарила и не забывала изображать из себя прилежную, хозяйственную и очень праведную девочку. В один из дней он даже пытался поцеловать меня, но я отпрянула с отвращением. Но, впрочем, тут же заставила свои щеки покраснеть и смущенно пролепетала. - Я еще девица, а матушка учила меня блюсти целомудрие до свадьбы. И угадайте, что он ответил!? Бинго! Он предложил пожениться! Такой удачи я не ожидала. Значит, этот олух влюблен в красивую простушку даже больше, чем я думала. Но до свадьбы дело не дойдет. Меня уже, наверное, потеряли в замке, да и следующее полнолуние скоро. Пора кончать эту комедию. Вечером мы сидели на крыльце дома и смотрели на звезды. Эдакая романтическая идиллия. Ночь была теплой, небо было чистым, в воздухе пахло сохнущим на деревянных настилах цветистым разнотравьем, которое Гарфилд/Джон скосил сегодня днем. В сарае шуршали козы, где-то на дереве ухала сова. Я нежно опустила голову ему на плечо и так же нежно произнесла. - Мне вот интересно, ты и вправду думал, что сможешь жить так? - Как, милая? - он еще не понял подвоха и думал, вероятно, что я волнуюсь из-за предстоящей свадьбы. Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, и хоть я все еще выглядела как Клотильда, он попятился от этого взгляда. - Ты и вправду думал, что после того, что вы затеяли, - злобно прошипела я, принимая свой облик, - ты сможешь просто так затеряться в толпе, найти себе бабу, и жить как ни в чем ни бывало?! Шок на его лице надо было видеть. Глядя на это смятение, на эту боль от обманутого в лучших чувствах сердца, я ни капли не жалела, что потратила на этого болвана почти месяц своей жизни. Игра стоила свеч. Гарфилд отскочил, лихорадочно пытаясь защищаться, но я не спешила нападать. - Ну что же ты, любимый? А как же наша свадьба? Он хотел было что-то ответить, но от гнева и обиды только пыхтел и таращил глаза. Я дала ему добежать до комнаты и сорвать меч со стены. Если на сцене висит ружье, оно должно выстрелить. Правда? - Ну, это уже старый фокус. Мне надоело даже его использовать! Я дала нанизать себя на меч, но продолжала наступать. Когда же он, пятясь, дошел до стены, я коснулась пальцами его висков. - Ты умрешь, Гарфилд. Но сначала ты увидишь, как умирали твои друзья. И я показала ему это. Он ненависти и отвращения он покраснел и зарычал, отбрасывая меня назад и выдергивая меч. Я дала ему немного повоевать, после чего выбила ногой меч и заломила руки за спину. - Ты всегда был ревнителем чести и благородства. Ты, наверное, мечтал умереть в бою, покрыв свое имя славой подвигов? - Я и так умру в бою с тобой и твоим нечестивым хозяином! Он с детства вскармливал тебя ядом, но теперь вашей власти придет конец! И я умру за это без сомнений! - Сколько патетики! – притворно восхитилась я, - но ты умрешь не как герой и не как войн. Ты умрешь, как скот… но что рассказывать, давай я лучше покажу. Прошептав эти слова ему на ухо, я перенесла нас обоих в далекий мир. В мир, где правила древняя цивилизация ацтеков. Мы стояли у подножия храмовой пирамиды. Отворив потайную дверь, я втолкнула Гарфилда внутрь. Он разглядывал жуткие маски и скульптуры, картины, в характерной манере изображающие сцены жестокой расправы над людьми. По его оцепеневшему взгляду было видно, что его страхи не простирались так далеко. - Что это за проклятое место?! – выдохнул он. - Это твой последний приют, - ответила я и закричала, - Уицилопочтли!!! Выходи, сукин сын, я знаю, что ты здесь! После некоторой паузы стены сотряслись, и в воздухе дохнуло серным пламенем. Костедробильным рыком разнесся по пирамиде голос хозяина святилища. - Кто посмел потревожить мой покой?! - Дед Пихто и бабка с пистолетом! Выходи, говорю! Разговор есть! - Поднимайтесь, - нехотя проскрипел ацтецкий бог. Я схватила ополоумевшего от страха Гарфилда за шкирку и поднялась в памятную комнатку на вершине пирамиды. Божество сидело на своем обычном месте и взирало на нас со смесью досады и любопытства. - О, ужас! Демон! – завопил министерский сын. - Не демон, а языческий бог, - поправила я. - Кто же еще мог быть столь дерзок со мной, - срываясь на птичий крик, сказал он, - ты стала сильнее своего господина. Кстати, где же он? - Он погиб. И я хочу отомстить виновным. - А при чем тут я? Я не несу возмездия. - Возмездие имени меня самой и Валериана несу я. От тебя нужно содействие. Принять мою… Я пинком выпихнула Гарфилда вперед. - Жертву! - Жертвам я всегда рад. Только одну? - Угу. - Ну что ж, мои жрецы меня голодным не оставят. Тащи его на алтарь! - Нет. Я хочу, чтобы он прошел все, от темницы до всех приготовлений и чтобы его вели вместе со всеми. - Так иди и отдай его жрецу, - поскучнел Уицилопочтли, - я думал, ты предложишь что-то поинтереснее. - Могу уничтожить твой мир, - предложила я. - Не надо, - встрепенулся божок, - хорошая жертва. Мы спустились вниз с пирамиды и направились к жилищу жреца. Как и в прошлый раз, он был под кайфом. При виде нас его растянутое в блаженной улыбочке лицо перекосилось. - Жетрва богу солнца, - коротко прокомментировала я. - Позови воинов, - махнул рукой он, - пусть заберут и в клетку к остальным. - Ну ты и обнаглел, - протянула я, - я сама его буду сторожить. А то убежит и беды не оберетесь. В моем мире этот малый неслабо накуролесил. Я отобрала у разукрашенного жреца плошку и хлебнула зелья. - Уф! Дрянь, но забористая! Жаль, Зера нет, а то бы сувенирчик привезла! Жрец лишь пожал плечами. До Зера и до моих вкусовых предпочтений ему не было дела. Кстати, мой пленник принял жреца за еще одного демона. - Милый мирок, правда? – спросила я, пока его вели к связанной из бревен клетке. - Ты отдала меня демонам ада? - Почти. Кстати, я не говорила, что разрушу твой мир? Нет? Ну, тогда говорю. Не больше трех лун осталось жить твоему измерению. - Ты лжешь, ведьма! - Можешь не верить, - я коснулась его виска, показывая на мгновение гибель миров, - вот будет примерно так. Он отдернулся, налетев на других узников. Узники были опоены наркотическими зельями, так что они ко всему относились философски. Ко всему, включая то, что на рассвете им вырежут сердце на алтаре. Гарфилда же я опоить не разрешила. Он должен здраво видеть все и все воспринимать. Весь ужас, каждой клеточкой своего тела. Я представляла, какой ужас он испытывает, это было видно по глазам. Но в то же время ему хватало мужества не ныть. - На рассвете тебя и всех этих людей поведут на пирамиду, - я прилегла, облокотившись на ствол дерева, - вас приготовят к ритуалу, словно освященных животных. А потом на языческом алтаре, там наверху, с песнями и танцами, вам будут вскрывать грудину и вынимать еще живое трепещущее сердце. Теплая кровь будет струиться по магическим символам, наполняя Уицилопочтли живительной силой и давая ему больше власти. А сердце будут кидать к подножию пирамиды, и матери будут мазать твоей кровью своих детей, чтобы на них снизошло благословение солнца. Гарфилд передернулся. От ужаса и омерзения он не мог даже говорить, лишь тихо и обреченно смотрел вникуда. Я соорудила вокруг клетки защитный купол, чтобы он не сбежал, и отправилась к жрецу. Несмотря на глубокую ночь жрец не спал. Он напевал какие-то песнопения и курил длинную трубку. Я присела рядом, грустно глядя в огонь. - Что гнетет тебя, дочь северных гор? – спросил жрец. - Откуда ты знаешь, что я живу в горах? - Живущие в горах имеют особый взор, они смотрят, как небесные птицы, широко простирая свой взгляд. - Моего отца убили, а моего мужа забрали от меня, - я старалась говорить понятными ему категориями. Жрец глубоко затянулся и передал трубку мне. - Нет у тебя мужа, - задумчиво протянул он, - ведь ты не жена. - В смысле? – не поняла я. - Жена берет мужа, чтобы иметь детей от него, продолжать род свой и его. А ты детей не имеешь и не жаждешь иметь. - Ну, а это-то ты откуда знаешь, старый пройдоха!? Видно, твоя наркота открывает тайны мира? Я забрала полную плошку варева и залпом ее осушила. По телу разлилось тепло, а голова стала приятно ватной. Защита моего тела хотела уже снять этот эффект, но я ее «отключила». - Когда дети играли у моей хижины, ты даже не взглянула туда, будто это пустое место. - Ну, старик, - восторженно протянула я, делая затяжку из трубки и чувствуя вселенскую расслабленность, - тебе бы в разведке работать с такой наблюдательностью. А говорят, раньше люди темные были. Да такие же люди, просто система другая, и быт, и мировоззрение. - Ты видишь наш мир ужасным и потому привела сюда своего врага. - Я вижу ваш мир другим. А мой враг именно потому враг, что не приемлет ничего, отличающегося от его привычных рамок. Наутро было жертвоприношение. Обмазанных синей краской мужчин повели на вершину пирамиды и принесли в жертву. Я не буду описывать, как это было. Так же, как и в прошлый раз. С той лишь разницей, что среди них был белый чужеземец. Гарфилд сполна вкусил ужасов чуждой и, безусловно, одной из самых жестоких культур на земле. Его теплое и еще сокращающееся по инерции сердце, подпрыгивая на ступенях пирамиды, подкатилось к моим ногам. С жестокой усмешкой я наступила на него ногой, насквозь пронзая острым каблуком… Еще один. Остался последний.