Стоит только захотеть

До поздней ночи продолжались сборы, а с первыми лучами солнца из открытых ворот Эдораса уже потянулась вереница повозок, тележек и тачек, доверху груженных пожитками. И если войско Теодена выезжало на битву едва ли не весело, под неумолчный зов труб, то нынешний исход был молчалив и мрачен. Джайне подвели серую невысокую кобылу, и она всю дорогу ехала подле Эовин, которая возглавляла свой народ. Царевна, исполняя роль правительницы, вновь была сдержана и серьезна. Волосы ее стягивал серебряный обруч, подобный короне. И люди шли за своей царицей, не сомневаясь и не ропща на то, что им пришлось покинуть свои дома. Джайна тоже помалкивала. Эта ночь прошла неспокойно. Сказалось выпитое вино или погода – всю ночь было душно, словно собиралась гроза, – но она плохо спала, несколько раз просыпалась от кошмарных снов, подробностей которых не помнила. Рассвет принес облегчение, но выспаться Джайне так и не удалось. Дорога петляла меж гор, уводя роханцев все дальше от открытых равнин, и долго еще позади то появлялось, то исчезало за поворотом золото крыши Медусельда. Как ни были высоки стены Эдораса, уязвимость его все же была велика, особенно сейчас, когда на защиту стариков, женщин и детей осталось не больше сотни-двух воинов. Дунхерг был гораздо безопасней: в горах окружить крепость сложнее, а выскользнуть из нее тайными тропами в случае осады легче. Да и деревянных построек, которые можно было бы поджечь с помощью катапульт, там практически не было. Обитые железом ворота крепости открылись перед эдорасцами, когда солнце еще только начало клониться к закату, и Джайна смогла хорошо рассмотреть и просторный двор, где уже ставили шатры для переселенцев, и каменные башни, соединенные толстыми стенами, на которых легко могли разойтись два человека. Все постройки здесь также по большей части были каменными – что хозяйственные, что жилые. Эовин с Джайной, спешившись, вошли в замок – так Джайна назвала про себя внушительный многоэтажный дом с огромными дверями и узкими стрельчатыми окнами. Вслед за царевной она поднялась на второй этаж, в комнату, где уже хлопотала служанка, раскладывая ее нехитрые пожитки. Несмотря на достаточно жаркий день, в тесной келье – иначе и не назовешь это аскетичное помещение – царила прохлада. Отсутствие в комнате очага говорило о том, что лежащие на кровати одеяла ночью будут совсем не лишними. Эовин оставила Джайну в ее комнате и пошла дальше, бросив на ходу: – Если понадоблюсь, моя комната в самом конце коридора. Жду тебя к ужину в зале на первом этаже. Постарайся прийти трезвой. Джайна закатила глаза в ответ на последнюю фразу, но Эовин не видела этой красноречивой гримасы. И вновь ожидания Джайны не оправдались. Она рассчитывала на то же многочисленное общество, что и накануне, а обнаружила за длинным столом лишь Эовин. В отличие от своей гостьи, хозяйке не пришлось еще отдыхать после приезда в Дунхергскую крепость, и на ее прекрасное лицо легла тень усталости и озабоченности. Какое-то время они молча ели – Джайна бы и хотела развеселить Эовин, но в голову не шло ничего веселого. Наконец Эовин отодвинула от себя тарелку и спросила: – Ты когда-нибудь ошибалась в своих предсказаниях? – Нет, – поспешно ответила Джайна, почувствовав, что этот вопрос не первый час мучает Эовин. – Прости, но ты совершенно не похожа на предсказательницу. Пророчество было бы естественно услышать от дряхлой старухи, – задумчиво проговорила Эовин. – Такой, знаешь, в лохмотьях, с крючковатым носом и клюкой. – И горбом, – угрюмо подсказала Джайна. – Да, горб придал бы еще больше значимости словам, – кивнула Эовин. – Ты не подумай: я верю тебе… – Почему же? – усмехнулась Джайна. – Ведь я всего лишь девчонка, даже без горба. Эовин ответила не сразу. Она вгляделась в лицо Джайны, будто выискивая в нем что-то. – Ты не всего лишь девчонка. Или не только лишь девчонка. Ты странная… – Это потому что я прибыла издалека. Иностранцы всегда кажутся странными. У нас ведь все совсем иначе, чем здесь. Другие правила, другая жизнь. – Нет-нет, есть еще что-то. Иногда ты и впрямь кажешься столетней старухой. – Не очень лестное сравнение, пожалуй. – В твоих глазах… – Эовин понизила голос почти до шепота и наклонилась к собеседнице. Джайна моргнула, разрывая зрительный контакт и нервно усмехнулась: – Что там? Ресничка? – Мудрость, – Джайна расхохоталась, решив, что Эовин издевается над ней, но та спросила прежним серьезным тоном: – Каково это, знать будущее? Смех тут же смолк, Джайна задумалась. – С одной стороны, – начала она медленно, – очень удобно. И в некоторой степени это позволяет… ну… выжить. А с другой – утомляет. И пугает. И сковывает. И… одним словом, это мука! – И ты живешь с этим всю жизнь? – сочувственно вздохнула Эовин. – Нет, только последние полгода. Даже месяцев пять… Да, с конца сентября. – И как же у тебя открылся это дар? – Не спрашивай. Это длинная история, после которой у тебя возникнет еще сотня вопросов. А я не уверена, что смогу дать ответы на них. Эовин откинулась на высокую спинку обитого кожей стула и прикрыла глаза: – Невыносимо ждать вестей, невыносимо быть бессильной помочь, – очевидно, она вновь перенеслась мыслями к далекой битве. – Там от меня было бы больше пользы, Джайна. Я должна была упросить конунга взять меня с собой в Хельм. Джайна промычала что-то сочувственное. Пока Эовин не смотрела на нее, она пыталась незаметно выковырять застрявшее в зубах мясо. Царевна продолжала: – Знаешь, как это обидно – знать, что способна на многое, и прозябать в бездействии лишь потому, что ты женщина, и тебя никто не воспринимает всерьез? – Ты мне это говоришь?! – Джайна последний раз цыкнула зубом. – Последние месяцы – это было что-то с чем-то! Сложно сказать, что я бездействовала, но с несправедливым отношением знакома о-очень хорошо. Я же женщина, да и то… ребенок почти! Значит, по умолчанию глупая, слабая и капризная. В лучшем случае мне достается снисходительная опека, в худшем – и тут мы снова вспоминаем моего «любимого» Боромира – прямые упреки по поводу и без. Даже после того как я его спасла от смерти, он не прекратил пытаться перевоспитать меня. – Твои друзья действительно тебя опекают, – примирительно сказала Эовин. – Не думаю, что если бы они считали тебя глупой, слабой и капризной, то взяли бы в этот поход. Просто ты на их фоне, как ромашка среди каменных глыб. – Опять стихи пошли, – улыбнулась Джайна. – Я ромашка. – Хорошо, не ромашка, – легко согласилась Эовин. – Роза. Вроде, нежная и красивая, а вроде и с шипами. Джайна почувствовала, что краснеет от удовольствия, но ответить на комплимент не успела – в зал быстро вошел человек в боевом облачении. – Моя королева, я привез вести из Хельмовой Пади, – сказал он, останавливаясь у стола и кланяясь. Эовин резко подняла голову и замерла: – Говори. – Конунг Теоден одержал победу! – не скрывая широкой улыбки, доложил гонец. – Ни один враг не покинул поле боя живым. Эовин поднялась: – Велики ли потери среди наших воинов? – Велики, госпожа, – улыбка покинула запыленное загорелое лицо. – Это была долгая и страшная битва, и был момент, когда надежда покинула наши ряды. Врагу удалось с помощью Ортханского огня пробить брешь в стене, которая казалась нам неприступной, и на рассвете сам Теоден повел свое войско в последний бой, как нам тогда казалось. Но в этот час явилась нежданная подмога во главе с Гэндальфом Белым и войском Эркебранда. – Постой! Но Гэндальф выезжал из Эдораса вместе с Теоденом, – перебила гонца Эовин. – И покинул нас, не доехав до Хельмовой Пади и не объяснив, куда направляется, – кивнул тот. – Два войска ударили по сарумановым полчищам и обратили их в бегство. Вот только бежать им было некуда – за ночь возле Хорнбурга вырос странный лес… Жуткий… Никто из орков, пытавшихся скрыться в нем от наших мечей, не вышел оттуда живым. Я бы разузнал, наверное, больше об этом лесе, но конунг велел ехать в Дунхерг с вестью о победе. – Эомер? – быстро спросила Эовин. – Жив, госпожа. – А спутники Гэндальфа? – Утром я видел только Арагорна и Гэндальфа и не могу сказать большего, – слегка извиняющимся тоном сказал воин. Эовин взглянула на Джайну, которая слушала беседу, нервно теребя салфетку, и спросила: – Что еще просил передать конунг Теоден? – Государь велел разнести весть о большом смотре войск в Эдорасе через четыре дня. – Хорошо, – кивнула Эовин. – Выполни его поручение. Благодарю тебя, воин, за добрую весть. Насладись заслуженным отдыхом. Роханец поклонился и вышел из зала, Эовин со вздохом облегчения опустилась в свое кресло. – Все так, как ты говорила, Джайна, – сказала она. – И все же я вижу, что ты чем-то обеспокоена. Почему? – Потому что не знаю будущего того, чью судьбу изменила, – тихо ответила Джайна, – Боромира. – Уверена, если бы военачальник Гондора погиб, гонец принес бы это известие, – твердо сказала Эовин. – Если ему ничего не сказали о судьбе Боромира, значит, он жив. – Он обещал, что не погибнет, – глухо произнесла Джайна.