Стоит только захотеть

Прежде чем покинуть Эдорас, Теоден велел Эовин увести оставшихся жителей города в Дунхергскую теснину – в более защищенную крепость. Так что с самого рассвета город был подобен растревоженному улью. Ну, или базару в разгар дня. Или метро в час пик. Джайна, например, выглянув утром из окна, подумала сначала, не случилось ли где пожара – с таким волнением и суетой метались по улицам жители, укладывая пожитки. Что взять с собой? Самое необходимое? Самое ценное? Самое дорогое сердцу? Так ведь всего не увезешь. Перекрикивались женщины, плакали встревоженные дети, ржали лошади. Джайне же нечего было собирать, кроме небольшого мешка. Меч, лук и колчан со стрелами, нож, последняя пара шерстяных носков, связанных Сериндэ, смена белья, миска с ложкой, соль в маленькой коробочке и заштопанный лориэнский плащ. Эовин прислала со служанкой несколько платьев, но Джайна предпочла одеться в свой походный костюм, успевший высохнуть за ночь. Платья следовало бы укоротить и подогнать по фигуре, но заниматься этим пока было некому: служанки требовались, чтобы помогать в сборах, а Джайна не очень полагалась на собственное мастерство. Она хотела поучаствовать в подготовке к переселению, но никто не решался нагружать работой высокородную гостью, и Джайна в конце концов сдалась, после обеда, прошедшего в одиночестве, вернулась в комнату, разжившись по дороге бутылкой вина. Здесь она хотя бы не мешалась ни у кого под ногами. Прошлым вечером беседа с Эовин и выпитый алкоголь помогли ей отвлечься от тревоги за Боромира и смятения, вызванного их прощанием, но сегодня эти чувства нагнали Джайну. Она вновь и вновь воскрешала в памяти их последний разговор. Что все это значило? В глубине души она знала ответ на этот вопрос, но упорно пыталась придумать иное толкование взглядов, слов и действий Боромира. Женское тщеславие, не чуждое Джайне, было готово принять мысль о том, что гордый вельможа влюбился в свою спасительницу, но разум противился этому. Ни слова не было сказано о любви, но Джайна чувствовала, будто что-то уже пообещала Боромиру. Что-то, чего не могла исполнить. Ее мучала недосказанность, неясность отношений. Даже в самой себе она сейчас не могла быть уверена. Легко было сказать: я не люблю Боромира уже хотя бы потому, что люблю Леголаса. Но, стремясь быть честной, Джайна в глубине души признавала, что относится к Боромиру не просто как к другу, товарищу по Братству. Нет, он волновал ее. И началось это не вчера, даже не в тот злосчастный вечер в роханской степи. А когда же? Когда он передал ей в руки свой охотничий рог? Когда он вынес ее на плечах из зала, где она впервые совершила убийство? Когда он, сдерживая безумие, предлагал сломать ей руку, чтобы уберечь от опасного похода в Мордор? Когда он улыбнулся ей перед Советом в Ривенделле, желая вернуть выпавший из волос цветок? Когда он, стоя перед дворцом Элронда, поднял голову и впервые взглянул ей в глаза?.. Но разве это возможно? Ведь она почти ненавидела его до недавнего времени. Да и было за что ненавидеть, если уж на то пошло. Джайна вскочила с кровати, на которой до этого полулежала, отставила опустошенный кубок и в волнении прошлась из угла в угол. Конечно, она не раз видела в кино подобные отношения любовь-ненависть, где весь сюжет держался на сексуальном напряжении между героями. И ей всегда было смешно и стыдно за сценаристов. Жанне – тогда еще Жанне – казалось, что в реальной жизни двое людей давно бы уже поняли свои чувства и не канифолили друг другу мозги полтора часа эфирного времени. Теперь же она узнавала себя и Боромира в этих киногероях, слепых и беспомощных перед собственными страстями. «Ну хорошо, – рассуждала Джайна. – Предположим наихудшее: мы с Боромиром любим друг друга. Что тогда? А ничего. Через полгода я вернусь домой. Или что? Он ведь может додуматься позвать замуж. Чего он так заманивал в Минас-Тирит? Замуж! Ерунда какая-то!» Она усмехнулась, потом кривая полуулыбка перетекла в мягкую мечтательную. Джайна мотнула головой, прогоняя из воображения притягательную картинку – она в сильных и нежных объятиях Боромира. «Стоп! А как с этим всем сочетается моя любовь к Леголасу? Или тут я тоже где-то ступила?» – опомнилась Джайна. Воображение заботливо подсунуло не менее притягательную картинку обнимашек с Леголасом, и Джайна отчаянно и с выражением выругалась, снова падая на кровать. У нее было ощущение, что одну нормальную любовь она разделила на две половины. Первая – чистая, нежная и красивая – досталась эльфу, вторая – горячая, изломанная и безумная – человеку. Они совершенно не противоречили друг другу и мирно сосуществовали в сердце Джайны. Вот только сама она протестовала против такого положения дел. Лишь месяц прошел с тех пор, как она смирилась с тем, что не уследила за собой и все-таки влюбилась в Леголаса, а тут новое открытие – любовь к Боромиру. И все это никак не отменяет того факта, что через полгода она собирается вернуться домой. Причем очень желательно забрать туда же и свое сердце. Каково ей будет жить в современном мире и сравнивать всех парней со средиземскими мужчинами? Да она просто-напросто рискует остаться в девках из-за разочарования в сильном поле. Впрочем, призадумавшись, Джайна решила, что это не самая большая проблема, если сравнивать со всем, что ей уже пришлось пережить. До встречи с Боромиром в Минас-Тирите еще достаточно времени. Лишь бы – и тут старый страх вновь поднял голову – лишь бы Боромир к тому времени был жив. Грозное предсказание Галадриэли не выходило у Джайны из головы, несмотря на все доводы гондорца. Отчасти успокаивало лишь то, что накануне смерти ему должен был присниться вещий сон, который, по идее, был бы неплохим подспорьем для того, чтобы этой самой смерти избежать. Она вот, например, увидела в Зеркале Галадриэли, что убьет своего ребенка, и сразу придумала, как обмануть судьбу – просто не рожать, и все. А с другой стороны, в том же Зеркале показывали окровавленного Боромира. И хотя тогда, в Лориэне, Джайна решила, что это видение относится к битве у Андуина, теперь ей казалось, что она видела ту смерть, которую Галадриэль зашифровала в предсказании гондорцу. Одно радовало во всем этом – то, что в Зеркале Джайна видела свои руки, закрывающие рану Боромира. Значит, умереть он должен рядом с ней. Значит, до конца войны точно не умрет – она-то далеко. «За это надо выпить!» – решила Джайна. Она потянулась к бутылке, но не рассчитала движение и случайно опрокинула ее. Красное вино густым пятном растеклось по столу, тяжелыми каплями забарабанило по полу. Джайна быстро подняла бутылку и наклонилась над столом, чтобы выпить пролитое. «Словно кровь», – мелькнула тревожная мысль. «Нервишки бы тебе полечить», – тут же откликнулся внутренний голос. «Чем я и занимаюсь», – ответила себе Джайна, выливая в кубок остатки вина из бутылки. Вино действительно помогало избавиться от прилипчивых страхов. Размышления о любви и о предсказании, выпавшем Боромиру, не шли ни в какое сравнение со страхом не вернуться домой. С момента своего чудесного оживления Джайна ни разу не почувствовала магическую силу. А ведь прошла уже неделя! Или всего неделя? В конце концов, полгода назад кольцо вообще не слушалось Джайну и проявляло силу только в экстренных случаях. Может, теперь нужно снова учиться налаживать с ним связь? Хорошо если так. Но что если эта связь не восстановится? Тогда Джайна не сможет вернуться домой. Тогда ей придется остаться здесь навсегда. Ужасная мысль! Средиземье, может, и сказочный мир, но чужой и опасный. Даже после окончания войны здесь будет тяжело жить человеку, привыкшему к благам цивилизации. Как тут лечат зубы? Явно без наркоза. Вообще на каком уровне здесь медицина? Все лечатся травками или прикладыванием к больному месту раскаленного железа? А как насчет коммунальных услуг? Воду придется до конца жизни носить из колодца и греть на огне, чтобы банально искупаться? Жить при свечах? Отапливать дом дровами? Но самое страшное все равно не это. Если она не вернется домой, то ей придется жить по законам этого мира, который заточен под мужчин. Даже среди эльфов, самых цивилизованных в Средиземье существ, женщины стояли на ступень ниже мужчин. Среди людей же царствовали, насколько Джайна уже могла судить, вполне домостроевские порядки. Женщина должна заниматься домом и семьей. Муж – господин жены. Женщина без мужа – что-то странное и подозрительное. Ну и все в таком духе. В воображении Джайны рисовались не самые радужные картины ее будущей жизни в Средиземье. Не спасало даже вино, которое подошло-таки к концу. «Колечко, пожалуйста, не бросай меня, – мысленно умоляла она, поглаживая ровную поверхность своего некогда могучего артефакта. – Перенесешь меня домой – я тебе коробочку красивую куплю. Или даже две! Одна на будние дни, другая – на выходные». Джайна протянула руку к свече, стоявшей на столе, и пожелала зажечь ее – ничего не произошло. Уже привычным сосредоточением, которому не помешало даже выпитое вино, усилила в себе это желание до одержимости – безрезультатно. Тоскливое отчаяние проникло в душу ведьмы, потерявшей свою силу. На время ли? Навсегда? Топить этот страх больше было не в чем, и Джайна совсем уж собралась пореветь вволю, как вдруг в дверь постучали. – Войдите, – сказала Джайна, вытирая первые пробные слезинки и пряча пустую бутылку под кровать. Дверь приоткрылась, и в узкую щель протиснулась служанка. Джайна внутренне презрительно хмыкнула: кто мешал этой девушке открыть дверь пошире? Нет, она стремилась быть как можно менее заметной. Если бы могла войти, не тронув двери, так бы и поступила. Если бы могла стать менее заметной – стала бы. Позор для женского рода. – Госпожа, царевна Эовин ждет вас на вечернюю трапезу через час. – Ясно, – кивнула Джайна, прикидывая, успеет ли достаточно протрезветь за это время, чтобы не слишком шататься по дороге, и удивляясь тому, что за окном действительно уже начали сгущаться сумерки. Служанка хотела скрыться за дверью, но в последнюю секунду остановилась, спросила нерешительно: – Я могу помочь вам переодеться? – Не надо, я так пойду. Глаза служанки округлились, и она, явно превозмогая страх, проговорила: – Если вам не нравятся платья, которые я принесла, могу поискать другие. Джайне было неловко оттого, что перед ней так расшаркиваются, и она сказала как можно мягче: – Платья чудесные. Просто они для меня слишком длинные. Служанка покраснела, потом побледнела, потом быстро и тихо проговорила: – Простите меня! Я не знаю, как это получилось – я должна была подогнать их под ваш рост. Простите, госпожа! – Все! – терпение Джайны закончилось. Не было сил продолжать играть свою роль в этом, на ее взгляд, диком фарсе. – Вы там все заняты сегодня, так что нечего извиняться. Я что, не могу поужинать в своей одежде? Обязательно юбку надевать? Ну, давай тогда простыней обмотаюсь. Ты будешь довольна? Только прекрати называть меня госпожой и вести себя так, будто я тебя вот-вот ударю. Как ни странно, речь Джайны произвела на служанку вовсе не успокаивающее действие – та едва не заплакала. – Я сейчас же принесу нитки, госпожа. Простите! – пискнула она и выбежала за дверь. Джайна устало оперлась на стол, но тут же отдернула руку – стол был липким от пролитого вина. В итоге к ужину Джайна вышла все-таки в платье. Служанка, несмотря на то, что у нее тряслись руки от страха, быстро и аккуратно подшила подол темно-зеленого платья, ловко завязала на Джайне длинный пояс и даже посмела причесать ее. Войдя в просторный зал, Джайна порадовалась настойчивости служанки. Она почему-то думала, что будет единственной гостьей, но за столом сидело человек десять, причем большинство из них были какими-то важными дядьками. Богатые камзолы, окладистые бороды, величественные жесты. И все эти мужики с уважением и покорностью смотрели на царевну Эовин, которая была едва ли лет на пять старше Джайны. Царственно восседающая во главе стола, Эовин поприветствовала Джайну легкой улыбкой и приглашающим жестом указала на место рядом с собой. – Вы наверняка уже слышали о том, что Леди Джайна, – Джайна попыталась придать лицу выражение, соответствующее титулу леди, – воспользовалась приглашением Государя остаться в Рохане до тех пор, пока ей это будет угодно. Со своей стороны и от вашего лица мне хотелось бы сказать, что это большая честь – принимать столь высокую гостью. Джайна со всей возможной грацией склонила голову. Эовин продолжала: – Мне жаль, госпожа, что ты впервые увидела нашу страну в военную годину, когда мы вынуждены думать не о праздниках, а о битвах и защите народа. Завтра утром мы покинем Эдорас, и уже к вечеру окажемся под защитой Дунхергской крепости. Там мы будем ждать конунга Теодена с победой или… – Без «или», царевна Эовин, – Джайна покачала головой и закончила, обведя взглядом всех собравшихся за столом и стараясь говорить достаточно торжественно. – Я предсказываю победу славных воинов Рохана над грязными отродьями Изенгарда. Что двигало Джайной в этот момент: желание облегчить тяжесть на душах тех, кто завтра покинет свой дом, или желание утвердить себя в качестве придворной ведьмы – она и сама бы не сказала. И все же недоверие в глазах, устремившихся на Джайну, было смешано с надеждой и уважением. Если она хорошо зарекомендует себя сегодня, то до конца войны не останется без внимания в Рохане. Эовин-то скоро рванет кавалеристом-девицей вслед за дядей в Гондор, и Джайна останется здесь без своей новой подруги. Так что хорошо бы позаботиться о своем статусе заранее. Эовин низко опустила голову, открыто признавая за Джайной право говорить подобные речи, но ее произнесенные шепотом слова пошли вразрез с жестами: – Почему от тебя пахнет вином, Джайна? Ты что, пьяна?! Несмотря на вполне реальный шанс опозориться на глазах у верхушки роханского общества, Джайна смогла без потерь для репутации пережить этот ужин. Правда, когда они остались наедине с Эовин, та взяла у своей гостьи обещание не прикасаться к вину без ее позволения и не выпивать больше трети бутылки за день. – Я знаю, что с тобой происходит – видела такое не раз. Иногда людей подкашивает горе или тяжелая жизнь, и они ищут минутного забвения от своих переживаний. Но это забвение лишает их сил для того, чтобы найти выход из своей скорби. И вскоре они уже не могут оставаться один на один с собой. Вино становится их вечным спутником – единственным другом и главным врагом. – Ты все неправильно поняла, – обиделась Джайна. – Я не алкоголик. Просто мне тревожно и скучно. – Что тебя тревожит? – быстро спросила Эовин. – Ты же говорила, что наше войско одержит победу. – И не врала, – кивнула Джайна. – Но у меня есть и свои проблемы, которые портят кровь. – Я могу помочь? – голос Эовин окончательно смягчился. Джайна хитро ухмыльнулась: – Разве что если увеличишь мой лимит до бутылки вина в день. – Треть бутылки и не каплей больше, – с преувеличенной строгостью в голосе произнесла Эовин. – Но если вдруг твои проблемы как-то связаны с завистью к моей неземной красоте, – царевна манерно поправила прическу, – позволь сказать, что зеленый цвет тебе очень к лицу. – Это потому, что у меня лицо зеленое? – Нет, потому что волосы темные. Когда Боромир вернется с победой, надень это платье. – Мы увидимся с Боромиром нескоро – сразу после битвы в Хельмовой Пади он собирается поехать в Минас-Тирит. А я туда отправлюсь, только когда война закончится. – Тем лучше – успеешь отрастить волосы, – Эовин с жалостью взглянула на короткую стрижку Джайны. – Если я когда-нибудь все-таки встану в ряды воинов, то, боюсь, не смогу принести в жертву свои косы. Джайна едва не сказала: «И не принесешь», – но вовремя остановилась. Не стоит Эовин знать свое будущее. Оно и так настигнет царевну уже совсем скоро. – Поверь, я не стану намного краше, даже если отращу волосы до пяток, – усмехнулась Джайна. – Ты и сейчас красавица, – ласково сказала Эовин. – Неужели я первый человек, кто говорит тебе это? Отказываюсь верить. Джайну внезапно накрыло воспоминание об одном вечере в Ривенделле, и она расплылась в улыбке: – Эхуир… – Что? – На языке эльфов это означает «ранняя весна». – Боромир не похож на человека, который знает… На языке эльфов, говоришь? – Ой, только не развивай эту тему, – Джайна поздно спохватилась и теперь с ужасом ждала нового витка допросов. Что-что, а свою любовь к Леголасу она собиралась сохранить в тайне не только от него. Эовин широко улыбнулась: – Красивое сравнение, между прочим. И очень точное. Интересно было бы узнать, с чем сравнивал тебя гном. – Между прочим, с мифрилом, – гордо произнесла Джайна. Кто знает, до чего бы успела допытаться царевна Рохана, если бы ее не отвлекла служанка. Воспользовавшись минутной заминкой в беседе, Джайна бежала с поля боя.