Стоит только захотеть

Джайна проснулась среди ночи с каким-то тревожным ощущением. Наверное, приснился кошмар, но вспомнить, о чем он был и был ли вообще, не получалось. Мысли были ясными, несмотря на выпитое накануне вино. Джайна повозилась в кровати, поудобнее укладывая голову на подушку и натягивая одеяло до подбородка. Прошлым вечером беседа с Эовин и выпитый алкоголь помогли ей отвлечься от тревоги за Боромира и смятения, вызванного их прощанием, но сейчас эти чувства нагнали Джайну. Она вновь и вновь воскрешала в памяти их последний разговор. Что все это значило? В глубине души она знала ответ на этот вопрос, но упорно пыталась придумать иное толкование взглядов, слов и действий Боромира. Женское тщеславие, не чуждое Джайне, было готово принять мысль о том, что гордый вельможа влюбился в свою спасительницу, но разум противился этому. Ни слова не было сказано о любви, но Джайна чувствовала, будто что-то уже пообещала Боромиру. Что-то, чего не могла исполнить. Ее мучала недосказанность, неясность отношений. Даже в самой себе она сейчас не могла быть уверена. Легко было сказать: я не люблю Боромира уже хотя бы потому, что люблю Леголаса. Но, стремясь быть честной, Джайна в глубине души признавала, что относится к Боромиру не просто как к другу, товарищу по Братству. Нет, он волновал ее. И началось это не вчера, даже не в тот злосчастный вечер в роханской степи. А когда же? Когда он передал ей в руки свой охотничий рог? Когда он вынес ее на плечах из зала, где она впервые совершила убийство? Когда он, сдерживая безумие, предлагал сломать ей руку, чтобы уберечь от опасного похода в Мордор? Когда он улыбнулся ей перед Советом в Ривенделле, желая вернуть выпавший из волос цветок? Когда он, стоя перед дворцом Элронда, поднял голову и впервые взглянул ей в глаза?.. Но разве это возможно? Ведь она почти ненавидела его до недавнего времени. Да и было за что ненавидеть, если уж на то пошло. Джайна вскочила с кровати и в волнении прошлась из угла в угол. Конечно, она не раз видела в кино подобные отношения любовь-ненависть, где весь сюжет держался на сексуальном напряжении между героями. И ей всегда было смешно и стыдно за сценаристов. Жанне – тогда еще Жанне – казалось, что в реальной жизни двое людей давно бы уже поняли свои чувства и не канифолили друг другу мозги полтора часа эфирного времени. Теперь же она узнавала себя и Боромира в этих киногероях, слепых и беспомощных перед собственными страстями. «Ну хорошо, – рассуждала Джайна. – Предположим наихудшее: мы с Боромиром любим друг друга. Что тогда? А ничего. Через полгода я вернусь домой. Или что? Он ведь может додуматься позвать замуж. Чего он так заманивал в Минас-Тирит? Замуж! Ерунда какая-то!» Она усмехнулась, потом кривая полуулыбка перетекла в мягкую мечтательную. Джайна мотнула головой, прогоняя из воображения притягательную картинку – она в сильных и нежных объятиях Боромира. «Стоп! А как с этим всем сочетается моя любовь к Леголасу? Или тут я тоже где-то ступила?» – опомнилась Джайна. Воображение заботливо подсунуло не менее притягательную картинку обнимашек с Леголасом, и Джайна отчаянно и с выражением выругалась, снова падая на кровать. У нее было ощущение, что одну нормальную любовь она разделила на две половины. Первая – чистая, нежная и красивая – досталась эльфу, вторая – горячая, изломанная и безумная – человеку. Они совершенно не противоречили друг другу и мирно сосуществовали в сердце Джайны. Вот только сама она протестовала против такого положения дел. Лишь около месяца назад она смирилась, что не уследила за собой и все-таки влюбилась в Леголаса, а тут новое открытие – любовь к Боромиру. И все это никак не отменяет того факта, что через полгода она собирается вернуться домой. Причем очень желательно забрать туда же и свое сердце. Каково ей будет жить в современном мире и сравнивать всех парней с героями всея Средиземья? Да она просто-напросто рискует остаться в девках из-за разочарования в сильном поле. Пытаясь избавиться от тревоги, Джайна сосредоточилась на приятном. Как же удобно и тепло! Мягкая постель буквально обнимает, чистое белье пахнет свежестью, да и себя чувствовать помытой, сытой и согретой - буквально райское наслаждение похлеще, чем в рекламе «Баунти». Как хорошо, что главное ее приключение в Средиземье позади, как и все опасности. Отдохнуть, набраться сил, выспаться – вот и все планы на ближайшие месяцы. Может, все вопросы за это время разрешаться сами собой? Друзьям, которым приходится продолжать свой путь и свою войну, Джайна могла лишь искренне посочувствовать. Ну ничего, скоро война закончится, недолго осталось... На этой мысли в голове будто щелкнуло. Мгновение назад Джайна сомневалась, снилось ли ей что-либо в эту ночь, а сейчас в мельчайших подробностях вспомнила свой сон. Всего лишь повторение того, что показало Зеркало в Лориэне – окровавленный Боромир и руки, закрывающие рану. Вот только во сне накрыло озарением – Боромир одет именно так, как был одет вчера, отправляясь в Хельм. Но ещё хуже, что у «предсказанного» Боромира на щеке точно такая же царапина, как у нынешнего реального. И руки... почему Джайна решила, что это ее руки? Напрягши память, Джайна была вынуждена признать, что это были точно не ее руки: кольцо на них отсутствовало. Джайна даже не могла сейчас с уверенностью утверждать, что это были руки женщины: узкие ладони бывают и у мужчин. Взять хотя бы Леголаса. Джайне стало дурно. Она распахнула окно, впуская в комнату прохладу весенней ночи, животом легла на подоконник и жадно втянула воздух. Не помогло. Сжала голову руками и заметалась по комнате. Неужели Боромир сейчас едет навстречу своей смерти? Если бы Джайна не была такой невнимательной, она поняла бы это ещё вчера и смогла бы предотвратить предсказанное. Теперь же остаётся лишь корить себя за упущенный шанс и обречённо ждать известий о гибели Боромира. Джайна остановилась и с удивлением обнаружила, что держит в руках свой походный мешок. – Это в тысячу раз глупее, чем решение отправиться с Хранителями из Ривенделла, – очень-очень спокойно, почти ласково произнёс внутренний голос. – Ты вчера еле на ногах стояла, кольцо бездействует, одной в Хельм не добраться. А если и доберёшься, то почти наверняка упрешься в армию Сарумана. И что, пробьёшь себе путь к крепости и будешь кричать под стенами, чтобы тебя впустили внутрь спасать Боромира? А если и проберешься в крепость, и найдёшь его, то все равно не сможешь защитить. Самой не смешно? Беспомощная дохлятина бежит спасать генерала всея Гондора. Разве что орки, увидев такого телохранителя, попередохнут со смеху. Десятки разумных доводов в пользу того, чтобы остаться в Эдорасе, один за другим приходили на ум. И ни одного разумного за поездку в Хельм. Даже неразумных всего один нашёлся: если Зеркало показало эту смерть, то, вполне вероятно, подразумевалось, что Джайна может ее предотвратить. Девушка с сожалением окинула прощальным взглядом уютную комнату, закинула за спину сумку и вышла в коридор. Ощущение, что течение судьбы снова несёт ее на камни, превратилось в уверенность. Полуночный разговор с Эовин прошел на удивление спокойно. Джайна смогла говорить твердо и четко, а царевна даже не стала возражать, то ли от неожиданности, то ли из трепета перед всезнанием ведьмы. Лишь велела служанке принести едва подсохшую одежду гостьи, выстиранную вечером, и отрядила одного из защитников города сопроводить Джайну в Хельм. Молодой светловолосый воин безуспешно попытался скрыть проявившееся на лице удивление и сомнение в здравости рассудка Джайны, но ни словом не возразил Эовин и поспешил на конюшню за лошадьми. Когда они с Джайной выезжали за городские ворота, ещё стояла ночь. Небо затянули тучи, не пропуская свет звёзд и луны, но на востоке тонкой тусклой полосой уже занимался рассвет.