Балканские эпизоды

Тёплый майский ветер словно разбудил его. Александр открывает глаза и с ужасом вспоминает, где находится. Давно стемнело. Каким-то странным образом его вынесло на балкон Зимнего дворца, а там, в гостиной, проходит прощальный вечер. Не хочется уезжать. Нет, никто и не говорил о том, что он обязан последовать за старшим братом — отныне престолонаследником. Три года, что он провел здесь с Еленой и Джордже, точно никогда не забудутся. Они ярче, теплее и ближе, чем всё, бывшее прежде. Пожалуй, именно в течение этих трех лет он постепенно осознал, что для него есть счастье. Россия стала второй Родиной, имение князя Петра на Знаменке — вторым домом, где ему было безмерно хорошо, где он окружил себя трудами и классиков, и революционеров, и анархистов, пытаясь анализировать. Учёба в лицее правоведения, новые люди, стремительная жизнь, гул и постоянная спешка столицы, завораживающие богослужения, частые дожди, улицы, улицы — всё это стало таким необходимым, хотелось просто раствориться в петербургском воздухе. Возвращение домой означало совсем другое отношение к ним обоим. Джордже, конечно, готов к переменам. Вряд ли он переживает. — А вы почему ушли? — детский, очень спокойный, голос разрезает тишину, разгоняет мысли. Вот, в голове совершенно пусто. Сербский королевич не сразу понимает, кто к нему обратился. Девочка стоит в тени, заметно лишь её белое платье. — Там уже поет mamá, слышите? Я сразу увидела, что вы куда-то делись. Вам, наверное, скучно у нас. — Нет-нет, что вы!.. — Александр сам удивляется тому, с каким усердием пытается оправдаться. — Все очень хорошо, я просто вышел. Воздухом свежим… Великая княжна, — он кланяется, наконец, сообразив, что к чему. Девочка мгновенно выходит из тени, лучше сказать — выскакивает. Королевич узнаёт её только в этот момент. Почудилось на секунду, что перед ним стоит маленькая императрица. У Её Величества разве что волосы светлее, а вот глаза точь-в-точь, взгляд все тот же, цепкий, пристальный. — Ну, вы с ума сошли, что ли? Никакая я не великая! Я — Татьяна Николаевна, — требовательно и возмущенно говорит царевна. — Как вам будет удобнее, — юноша, опять поражаясь тому, что делает, подаёт царевне руку. — Александр Петрович Карагеоргиевич, принц сербский. Правда, с очень недавнего времени, — тут он не сдерживает иронической улыбки. Татьяна Николаевна в ответ улыбается искренне, как-то задорно. — Длинно как, — протягивает она. — Вам, видно, неудобно. Или вы не всем так длинно говорите? — Вам — первой, — Александр придаёт лицу самое серьёзное выражение из возможных. Татьяна звонко смеётся и присаживается на тахту, обшитую зеленой тканью. — Ой, как же это я! Садитесь и вы, чего стоите? — сказав это, она тут же принимается что-то искать в своей сумочке, белой, как и скромное кружевное платье. — Как хорошо, что эту штуку кто-то сюда принёс. Александр на самом деле устал стоять и про себя охотно согласился с княжной. Тахта, к его большому удивлению, пошатывается. Вдруг Татьяна победно вскидывает правую руку вверх. — Мария нашла их, очки ваши. Вы на столике забыли. Юноша благодарит Татьяну и, заочно, Марию за внимание к его личности. Совсем потерянный стал. — Вы много читаете, поэтому очки носите, да? — вопрос задан со знанием дела и немалой долей сочувствия. Кто в тот момент тянул принца за язык, он так и не понял. — Да нет… Просто однажды болел. Дифтеритом. Я близорукий. Господи, зачем нужно было вообще говорить? Слишком нужно ей знать. Опять молчание. Внезапно ему хочется рассказать этой девочке, — на вид Татьяне Николаевне, «а не великой княжне!», всего лет восемь, — о том, как он всем сердцем желает остаться тут. Что ему без надобности его новый статус, но отнюдь не потому, что он боится ответственности, — ведь ответственности толком не предвидится, — а потому, что там... не нужен. Почти все детство они провели в Швейцарии под пристальным наблюдением тети Иды, родственницы отца. Покинуть Сербию пришлось после смерти их матери, княгини Зорки Черногорской, о коей Александр знал исключительно из воспоминаний близких, что не были особо словоохотливы с младшим её сыном. О Сербии дети знали много благодаря отцу — студенты, сербы и черногорцы, нанимались к ним репетиторами, преподавали язык, литературу и историю далекой Родины. Той, которую королевич доселе не успел увидеть собственными глазами. Ещё насмотришься, со всех сторон разглядишь. Не верилось, что новая их жизнь потечет ровно. Чего хватило Обреновичу, чтобы настроить против себя большинство политических деятелей, весь офицерский корпус, чем он заслужил столь страшный конец? Всего-навсего женился на Драге Машиной. Глупость, право, глупость. Вполне возможно, Джордже совершит такую же ошибку… Даже думать о брате больно, Александр этого дела не любил, чувствуя некую бесполезность таких рассуждений и попыток помочь Джордже, не принимавшему помощи и раздражавшемуся всякий раз ещё сильнее. — Так вы уезжаете в четверг тоже? Вернетесь? Александр Петрович, что ж с вами?! — маленькая княжна снова заставила его вернуться в реальность. — Что? — Вы едете, говорю, как и братец ваш хмурый? — Да, я вместе с ним отправляюсь. Мы оба должны присутствовать на коронации нашего отца. Брат стал наследным принцем, он останется при дворе. Но я, может, обратно приеду, я должен окончить обучение в пажеском корпусе… А там от меня никому пользы нет, точно вам говорю. И зачем он жалуется? Кому? Ангелу с серьезными глазами. Татьяна несколько секунд смотрит вокруг себя и с неожиданной твердостью в голосе произносит, стараясь не смотреть на своего собеседника, что был значительно старше и, казалось бы, сам способен додуматься до того, о чём она скажет. — Мы все девочки. Мы, наверное, никогда ничем не сможем помочь papá. Вы думаете, почему все так ждут, чтобы у mamá родился мальчик? Девочка мало может. Но мы нужны, всегда нужны, и по-другому не бывает. Ни в какой семье. Княжна, так и не пересилив себя, поворачивается к юноше лицом. — А вы станете настоящим помощником, вы столько всего переделаете! Даже если вы потом не будете царем в своей далекой Сербии. Вы же хороший, вас люди будут любить! К тому же вы взрослый — у вас усы уже есть! Потом будут усищи. Столь окрыляющая речь не могла не возыметь действие. Александр разрывается между желанием рассмеяться до слёз и обнять синеглазую малышку, наивно спросить, мол ты правда так думаешь?.. Ему никогда не говорили подобных слов, кажется, и не верили в него так отчаянно, как эта русская царевна. В одно мгновенье исчезла вся тяжесть последних дней. Надо бы благодарить её за это, иначе просто нельзя, но с языка опять слетает совершенно нелепое: — Какие усы, Татьяна Николаевна. Это ж ещё ничего. Мне только девятнадцать. — Это много, — утверждает княжна, — мне летом десять исполнится. — Не настолько. Вы оглянуться не успеете, как станете девушкой, будет у вас прекрасный бал и влюбленный… какой-нибудь англичанин. Что же он сегодня несёт? — Боже упаси, — Татьяна решительно протестует, — не надо мне никаких англичан. Они подозрительные. Если будет у меня свой бал, то лучше возвращайтесь вы. Я вам буду очень рада, все мы будем. Вы понравились mamá, она тоже считает, что вы хороший человек. Это ужасно долго, но я вас подожду, обещаю. Вы только обязательно. Последние слова будто звенят в абсолютной тишине. Ответить не позволяет случайность в лице той же Марии Николаевны, ворвавшейся на балкон. Она замысловатыми жестами сообщила что-то безумно важное старшей сестре и, не дождавшись какой-либо реакции, просто схватила её за руку и потащила внутрь. Царевны растворяются в шуме и свете, струящемся из Белого зала. Только сейчас Александр ощущает, что продрог.