Это конец! Или причина изменения? ***
Открываю глаза и чувствую, что нахожусь в горизонтальном положении. Внутри всё ещё некая слабость. Я поворачиваю голову влево и вижу Райкера. — Долго я здесь пролежала? — спрашиваю я, с трудом шевеля ногами и пытаясь сесть. — Около получаса. Твой папа здесь. Не волнуйся, с ребёнком всё хорошо, я тебя поймал и уложил на кровать. Давай помогу. Энтони усаживает меня спиной к подушке и накрывает мои ноги покрывалом. Он даже снял с меня обувь. — Тебе принести что-нибудь? — заботится блондин и кладёт свою ладонь на мою коленку. Он смотрит на меня с волнением, и я отвечаю ему мягким взглядом и улыбкой. — Если не трудно, принеси содовой и потом пригласи папу. Поговорим с ним вместе, — прошу я, и Райкер кивает, удаляется, закрывая за собой дверь. Боже, понятия не имею, что сказать отцу! Даже не знаю, как он отреагирует на эту новость. Если они поссорились с мамой, то моя новость не сулит ничего хорошего. Спустя пять минут дверь снова открывается, и в палату заходят двое: папа и Райкер. С содовой! Он протягивает мне банку, и я тяну за кольцо. — Дочь, я должен с тобой поговорить, — несколько смущённо начинает отец. — Согласись, мы должны это обсудить. Хоть ты и на больничной койке, — я предчувствую серьёзный разговор и для отвлечения отпиваю из банки. Папа в своих классических джинсах и полосатой кофте, и в сочетании с его рыжими волосами это выглядит очень весело. — Папуль, я знаю, что мы должны поговорить, но я… — осекаюсь, бросив взгляд на жениха в повседневном наряде. — Сначала мы хотели тебе кое-что сказать, — начинаю и тут же подношу банку к губам. «Райкер, я не могу это сказать ему. Посмотри, как серьёзно он настроен. Боюсь, вы потом долго будете приводить меня в чувство», — обращаюсь я к парню, стоящему боком ко мне, и смотрю на отца. «Хорошо, я сам», — получаю телепатический ответ и поворачиваю голову в сторону кареглазого парня, который явно решил оставить меня в должности матери-одиночки. — Мистер Флеминг, мы знаем, что вы поссорились с женой, и знаем, на какую тему была эта ссора, — начинает мой жених, а я внимательно наблюдаю за реакцией папы — пока он не сильно доволен, — но мы хотим сказать, что мы уже взрослые. Мия будет для вас маленькой девочкой всегда. Она ваш первый ребенок, которого вы воспитали, и Вы до конца жизни будете помнить, как меняли ей подгузники и плакали каждый раз, когда она что-то делала впервые. Это совершенно нормально. Но через полтора месяца с лишним ей исполнится 24 года. — Райкер называет эту страшную цифру, и папа задумывается, а мой любимый сглатывает от нехватки воздуха или от пересыхания в горле. — Именно: двадцать четыре. Не два или четыре годика. Она больше не маленькая девочка, и мы хотим сказать, что мы решили завести ребёнка. — Папа хотел, что-то возразить, но Райкер не дал, — Я хочу почувствовать себя на вашем месте и воспитать нашего с Мией ребёнка так, как вы воспитали замечательную дочку Амелию Мелиссу Флеминг. Вы просто не представляете, что она сделала со мной за неполный год наших отношений. И я с уверенностью могу сказать, что готов прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Оратор закончил свою тираду, и я смотрю на него с гордостью. Вот он, настоящий мужчина. Если бы он выступал на публике с этой речью, сейчас бы весь зал ему аплодировал. — Я знаю, Райкер, — подаёт голос отец. — Я это прекрасно знаю и вижу, как вы счастливы. Но у нас с Мией был уговор, и она знает, как мне важно, чтобы она состоялась в карьере, а потом родила. У нас даже была дата, — напоминает папа, и я меняюсь в лице и снова начинаю бояться. — Да, папа, у нас была дата, но посмотри на меня. Твоя дочь счастлива с тем, кого любит, через месяц она выходит замуж и уже давно живёт самостоятельно. Разве ты не хочешь, чтобы я была счастлива и не думала о плохом? — задаю провокационный вопрос. Спасибо, мама, помогла советом. — Хочу, но… — Но, папа, я и так буду работать в больнице Райкера. Правда, недолго… — понижаю тон, боясь последствий. — И рожу практически в 25, только на полгода раньше. Голос зажатой в угол, испуганной жертвы не отпускает меня. Папа смотрит на нас по очереди и не понимает, что происходит. Я знаю все его взгляды. — Что ты имеешь в виду? — он подходит ближе, и в его глазах явно не читается «Я благословляю вас, живите счастливо». — Мия на третьей неделе беременности, — выпаливает Райкер и сжимает мою руку, а я его. Папа смотрит на мой живот и переводит взгляд на моё лицо, а потом снова на живот. Теперь вновь на Райкера и снова на меня. С этим гневным взглядом он подходит ближе к моей кровати. — Я не знаю, что сказать… Ты нарушила наш уговор, Амелия. Я думал, что я для тебя что-то значу и наши планы для тебя превыше всего. Я не могу тебя видеть, — папа говорит самые ужасные слова в мире. Внезапно я ощущаю резкую давящую боль в груди. Мне никогда не было так больно. Он сказал, что я предала его! На глазах появляются слёзы, и я прислоняюсь лицом к груди Райкера. У меня истерика. Самая настоящая истерика. Я никогда не чувствовала себя так плохо. Я чувствую слабость и снова — эту тяжесть в ногах и теле, а в животе появляется резкая колющая боль. Хватаюсь за живот, и Райкер без слов бросается на поиски врачей. Боже, как же больно-то! — А-а-ай! — кричу я, и снова чувствую резкую боль: ощущение, будто меня режут. Перед глазами белая пелена, сквозь которую я успеваю разглядеть несколько человек, ворвавшихся в мою палату. Кроме этой бежево-белой смеси я ничего не вижу.***
Распахиваю веки и снова понимаю, что нахожусь в горизонтальном положении, но на этот раз в другой одежде. И на более большой койке. Поворачиваю голову вправо и вижу окно. Никого нет. Приходится приложить немало усилий, чтобы повернуть голову. Рядом с собой вижу Райкера. Он спит на соседней кушетке, но уже в другой одежде. Интересно, сколько я тут пролежала… В палату входит очередное белое пятно. Прищурившись, я различаю блондинистую голову Райдел, а за ней — очертания фигур моей мамы и Оливии. — Мы увидели, что ты проснулась, и решили тебя кое с кем познакомить, — с ходу говорит блондинка, которая недавно родила. — Подождите, сколько я тут пролежала? — задаю я в первую очередь интересующий вопрос и смотрю на маму. — Четыре дня. Райдел сегодня выписывают, поэтому мы пришли познакомиться, — говорит мама нежным голосом, и я обращаю внимание на фиолетовый свёрток в её руках. В руках у Оливии синий свёрток, а у самой Делли — милый розовый кулёчек. Новоиспечённая мама садится на стул, непроизвольно выдавая своё неудобство, и разворачивает девочку в мою сторону. Я высвобождаю руки из-под одеяла и стараюсь привстать на локтях. — Какая красавица! — тихим, но восхищённым голосом шепчу я, — как решили назвать мою крестницу? — я говорю, даже не отрываюсь от этого идеального ребёнка. Она морщит носик и лобик, а потом открывает свои голубые глазки и смотрит на свою крёстную маму. Боже, это самое настоящее чудо! — Розали Кетлин Ретлифф, познакомься, это твоя крёстная мама! — говорит Делз и смотрит на своё чадо, которое издаёт глотающие звуки и кряхтит. Я протягиваю ей свой пальчик, она хватает его и сжимает, но не так сильно, как я ожидала. — Она просто золото! Поздравляю тебя, красотка моя! Вот и сбылась твоя мечта… В троекратном размере, — хихикаю. — Ты счастлива? — спрашиваю я и смотрю, как встаёт Делли и садится моя мама. — Спрашиваешь! Конечно, счастлива! Свободного времени теперь вообще не будет, не говоря уж о том, как найти время, чтобы просто вздохнуть полной грудью. Да и эта боль между ног — просто… АД ГОРИТ В АДУ, как ты любишь изъясняться! — да, эмоций Делли не занимать. Но даже сквозь этот тон слышно, как она счастлива. — Скоро и ты будешь так же смешно ходить и не знать, что такое свободное время, — пробивается через мои мысли голос Оливии, и я поднимаю взгляд на неё. Она же смотрит на меня в ожидании реакции, иногда посматривая на ребёнка. — Что ты имеешь в виду? И вообще, что врачи говорят обо мне? — спрашиваю я маму и смотрю на мальчика. У него почему-то тёмно-синие глазки, не такие, как у девочки. Но по размеру такие же огромные. — Доктор говорит, что у тебя была угроза выкидыша после того случая с папой, но её удалось устранить, и сейчас всё замечательно. Тебе капают специальное лекарство, а потом назначат уколы, — оповещает меня мама, и я вспоминаю про папу, но храп с кушетки меня тут же отвлекает от дурных мыслей. — А как долго Райкер тут спит? — Уже двенадцать часов точно. Он не спал первые трое суток после того, как это случилось. Плакал много. Так что пусть поспит, — потихоньку говорит мама, и я благодарю её, вдоволь наигравшись с ребёнком. Делли сказала, что они назвали его Дарон Николас Ретлифф. А второго малыша зовут Энтони Майкл Ретлифф — назвали в честь дедушки Райдел. — Мам, а как там папа после… Ну, ты понимаешь, — стесняюсь я, посматривая то на неё, то на Энтони-младшего. Немного непривычно так долго сидеть на локтях, но я выдерживаю. Сидеть мне больно, я пыталась. Чувствую себя почти так же, как Райдел. Почти. — Я вправила ему мозги, а потом он узнал про операцию и то, что было. Ему стало стыдно, и сейчас он готовит тебе сюрприз, — предупреждает меня мама и просит, чтобы я забыла об этом, потому папа просил её ничего не говорить мне. А ещё папа боится приходить ко мне, потому что думает, что я его не прощу. На самом деле это трудно. Нормальные отцы не поступают так, как он. И не обвиняют в предательстве, и не бросают вот так. — Посмотрим, что за сюрприз, — тихо говорю я, наконец ложась.*Спустя год*
Вот и заканчивается наше первое лето в Нью-Йорке. Завтра рано утром мы летим в Массачусетс. Райкер решил приготовить мне сюрприз. О сюрпризе папы я узнала после того, как меня выписали из больницы, в которой я пролежала две с половиной недели! Отец подарил мне новую машину и много-много сладостей. Их реально было слишком много! Мы буквально ездили по фабрикам, и папа прямо там покупал конфеты с доставкой на дом. С переездом в новый дом в Нью-Йорке (тогда я была на шестом месяце беременности) мы узнали, что последней частью папиного подарка, не считая полностью оплаченного медового месяца, стали четыре парковочных места около нашего многоэтажного дома, в котором мы теперь живём. Но, чтобы получить их полностью, мне нужно было расписаться в квитанции. Так непривычно писать во всех документах это имя — Амелия Мелисса Линч. Самым непривычным было заполнять документы о свидетельстве рождения нашей принцессы. Шесть месяцев назад появилось на свет наше золотце. Элизабет Анабель Линч родилась 16 февраля. Я плакала, когда заполняла графу «мать». Вот я уже и мама. Я долго не могла привыкнуть к этой мысли, да и сейчас не особо верится. Держу девочку на руках и понимаю, что я самая счастливая девушка на свете. Она сосёт моё молоко, и я понимаю, что буду заботиться о ней до конца жизни. Райкер же нас буквально боготворит. Сначала он её боялся, потому что её головка занимала половину его ладони — она была очень маленькая. А сейчас он взял отпуск и полностью проводит время с нами. В первый месяц жизни Элиз он постоянно всё убирал, мыл полы и практически каждый день делал генеральную уборку всей квартиры на шестом этаже нашего нового дома. Он готовил мне еду, которую позволял наш новый гинеколог. В общем, делал всё, только не менял подгузники и не брал дочь на руки, пока ей не исполнилось три месяца. Он даже в роддоме боялся этого. Но сейчас всё хорошо. Он радуется, когда наша рыжая принцесса улыбается и смеётся. Он научил её переворачиваться на другой бок. И мне нравится смотреть, как он играет с ней, подражая её лепету и коротким звукам. По ночам, когда она плакала, Райкер вставал и проверял подгузник и только потом давал мне кормить её. А когда начались колики, мы просто с ума сходили. Райдел же превратилась в зомби-мамочку. Она давно забыла, что такое сон. Хоть её детишкам уже чуть больше года, и мальчики уже понемногу ходят, а Рози пока только проявляет активность в словах и слогах, они всё равно такие же маленькие и озорные. Сейчас мне нужно укладывать Элизабет спать. Мы обустроили детскую во второй спальне. У моей маленькой копии овальная кроватка, из которой она точно не вывалится. Один раз мы вошли в её спальню, а она, свесив ножку за пределы матраса, мирно посапывала. Во время беременности я была жутко суетливая. Постоянно хотела что-то делать. Целыми днями я готовила и тратила деньги, заработанные в больнице. Я проработала семь месяцев и провела шесть операций. Первые три было легко, но потом дочка начала толкаться, и стало гораздо труднее. Я рассчитывала моменты, когда она спит, и назначала операции в это время. Всё делалось для спокойствия этой крошки. О том, что у нас девочка, мы узнали в волшебной больнице. И рожали там же. Ибо мы с мужем знали, что она будет волшебницей с рождения. Как только эта красавица появилась на свет, она начала превращать в драгоценности свои соски и всё, что попадало к ней в руки. С этим мы справились. Но потом маленькая шалунья ни с того ни с сего начала летать! Левитация, конечно, есть и у меня. Она, как и телепатия, считается основной способностью. Но так рано мы не ожидали. Естественно, с этим мы тоже справились. Слава богу, не пришлось скрывать наши силы: Оливия, Кристофер и Эллингтон узнали о нас. Старейшины сначала разозлились на нас, и заставили пройти ребят через испытания, отняв у нас все силы, но потом то, что мы спасли мир от моей тёти, сыграло свою роль. Они наложили заклинание только на мальчиков. Райдел поздравила Эллингтона с тем, что он теперь такой же, как и она. Оливия и Кристоф поссорились на этой почве, но мы объяснили ему, что Олив — надёжный человек, и это просто видно по её лицу. Но обида долго не продлилась. Олив схватилась за живот, почувствовав первый толчок своего ребёнка. Сейчас она на шестом месяце. После левитации у нашей малышки появилась способность к получению того, что она захочет. Тут нам пришлось просить Нарта закрыть способности юной волшебницы до определённого возраста. Мы попросили сделать это из-за того, что она забирала у мамы нож, когда та готовила еду, не обращая на неё внимание. А потом перемещала предметы, которые вредны ей. Мы решили иметь нормального ребёнка и выучить её такой же сильной волшебницей, как и её родители. Я включаю видео и радио няню и забираю вторые приборы в нашу спальню. Из радио няни доносится колыбельная, которая играет в детской, и я вздыхаю полной грудью, выйдя из спальни дочери. Время уже час ночи и нужно ложиться в кровать, но мне очень хочется чего-то экзотического. Иду в сторону кухни, которая находится на подиуме, и вижу на столе в вазе с фруктами манго. Отлично, вот и экзотика. — М-м-м, как вкусно… — говорю вслух, спускаясь по лестнице, и иду по прямой в сторону нашей спальни. У нас их три, но в третьей находится кабинет Райкера и небольшая библиотека. Пока я в декрете, я помогаю моему мужу с документами, а он называет это работой и платит мне. Точнее, за меня — в торговом центре он покупает подарки и разные нужные вещи. — Уложила нашу красавицу? — спрашивает муж, поедая грушу. Весёлое совпадение, однако. Я улыбаюсь и киваю, включая наш домашний кинотеатр, вижу на экране подростковый фильм «LOL. Лето, одноклассники, любовь». Французская версия. — О, круто! Париж… Сразу столько воспоминаний, — пошло говорит мой блондин, и я стеснительно улыбаюсь, согласно киваю и ложусь в кровать к моему Линчу. Доев фрукты, мы решаем, обнявшись, смотреть фильм. Через некоторое время, когда на экране происходит любовное действие, в жизни тоже разгорается та ещё сцена. — Может, вспомним, что было в Париже? — спрашивает парень, и я улыбаюсь. — Тебе мало было того, что произошло на день рождения твоей сестры? — задаю ответный вопрос, а парень ухмыляется. — Это было больше двух недель назад, — заявляет он, и я задумываюсь, пока он насилует мою шею и снимает с меня тонкое домашнее платье белого цвета. Под ним лифчик для кормящих мам. Действительно, больше двух недель. День рождения у Райдел в начале второй недели, а сейчас уже конец августа. Господи Боже, мы женаты больше года! — А ещё было на нашу годовщину свадьбы, помнишь? Семнадцатого августа! — восклицаю я, и парень кивает, говоря, что всё равно получит своё. Как бы я ни старалась противиться его напору, желание всё равно сильнее! — Так нечестно, Линч! Помыкать моими желаниями в пользу своего удовлетворения! Это свинство, но сейчас мне всё равно, я хочу тебя! — ругаю парня, но решаю дать ему желаемое.***
Сейчас мы летим к бабушкам и дедушкам и остальным родственникам в Массачусетс. Пробудем там две недели. Я схожу в Гарвард, пожелаю моим бывшим танцорам удачи в новом учебном году и заодно проведаю бывших учителей. Я же их не видела целый год! После прощальной вечерники мы уехали в Нью-Йорк. К нам приезжали бабушки и дедушки, но ненадолго. Вчера ночью парень был просто на высоте: три раза без перерывов на смену подгузника или кормёжку среди ночи — это что-то новое в нашей жизни. Райдел с детьми и Ретлифом приедут через два дня. Они хотят проверить детей: смогут ли те выдержать полёт. Оливия сегодня проходит обследование, если всё будет хорошо, завтра они вылетают к нам. — Просьба пристегнуть ремни, мы приземляемся, — говорит стюард нашего самолёта, и я пристёгиваю коляску Элизабет к специальному креплению. Хорошо, что мы взяли первый класс с диванами и кроватями вместо обычных серых кресел. По прибытию в аэропорт нас встретили родители. Сначала они замучили расспросами нас, а потом затискали Лизи. Через добрых полчаса мы смогли наконец уединиться на несколько минут после долгого полёта. Родители постоянно спрашивали нас о том, как нам живётся в Нью-Йорке и как дела на работе. Вопросов было столько, будто мы вообще не созванивались в этом году.***
Мы остановились у моих родителей, так как после нашего приезда прилетела Райдел со своими детишками. Теперь у миссис Линч в доме целый детский сад. Завтра мой день рождения. Мне исполнится двадцать пять лет, а Райкеру в ноябре будет двадцать шесть… Как быстро летит время! Кажется, совсем недавно я мучилась в схватках, рожая мою принцессу, а вроде бы и не так много прошло. Отхожу от кроватки моей малютки и ложусь спать, предвкушая новый день. Райкер сказал, что нужно зачем-то сходить в Гарвардский зал на место моей бывшей работы. Он не говорит, что задумал, а мама не может у него ничего выпытать. Она даже не смогла прочитать его мысли, потому что он постоянно пользовался своей новой силой, полученной в Лувре. Ну что ж, остаётся только ждать.***
Наши семьи, включая сестёр и братишек, изъявили желание пойти вместе с нами в зал Гарварда. Я в полнейшем недоумении: меня заперли в комнате вместе с ребёнком! Элизабет играет на ковровом настиле и разбрасывает игрушки; она уже может сидеть с опорой и даже стоит, если её держать за руки. Волшебные дети развиваются намного быстрее. К тому же у нас девочка. А я, крася ресницы, чувствую себя заключённой, и это в свои-то четверть века! Спасибо моей магии: не выходя из комнаты, могу получить пюре для Элизабет с помощью силы представления предметов. — Ну что, родная, будем кушать? — спрашиваю я у девочки в милом золотом платьице с чёрной юбкой. Боди сделано как двойной вариант: боди и юбка из тонкой хлопковой ткани чёрного цвета, а на голове повязка с бантиком. Посередине юбки бантик, а на самом костюмчике слово «Princess», вышитое чёрными нитями и украшенное бриллиантами. Моя маленькая Линч с милыми коротенькими волосиками и глазами, как у меня, поворачивается в мою сторону и открывает шире свои глазки. Девочка улыбается, видя у своей мамы вкусную пюрешку, и начинает смеяться. Я протягиваю еду ей и вижу, что она начинает вставать на ковёр сама. — РАЙКЕР! Быстро тащи видеокамеру, наше золото ходить начинает! — кричу я, и парень в течение трёх секунд оказывается в спальне с камерой, огонёк которой уже горит красным, оповещая о записи. Я не свожу взгляда с дочки. Она кряхтит, оглядывая комод и придумывая лёгкий путь к её любимой вкусняшке. Сначала девочка передвигается по ящикам комода и падает. Райкер хотел поднять её, но я остановила его. Лизи начала подниматься самостоятельно. Ей было не больно, так как в подгузнике и упала на мягкий ковёр. Наконец, девочка, кряхтя и топая позолоченными сандаликами по паркету, начинает уверенно продвигаться к намеченной цели. Да уж, миссис Кейман, — наш волшебный доктор, — будет рада этой новости, так как нашей дочке скоро семь месяцев, и за всю историю магии ни у кого не было полноценно волшебных детей. Она пишет диссертацию по развитию нашей малютки. А сейчас начинается самое главное. Девочка отпускает комод и поворачивается в мою сторону, а Райкер снимает это на видео. Я не могу больше терпеть, моё сердце просто разрывается! Девочка, немного пошатываясь, чуть наклоняется вперёд, опирается на левую ногу и поднимая правую, делает первый шаг. Боже правый! Как же быстро она растёт! Совсем недавно лежала в шезлонге и слушала колыбельную, пуская слюни и смеялась. Из моих глаз льются слёзы счастья. Падая на колени, замечаю, как юбка моего жёлтого платья задирается. Девочка, расставив руки по сторонам, машет ими и улыбается, видя, как я улыбаюсь ей и плачу. Видимо, из двух эмоций она выбрала самую яркую, чтобы отразить её на себе. Лизи доходит до меня, и я ловлю её, начиная целовать; она упирается, но я всё равно продолжаю. Дочка возмущается, а я смеюсь и прекращаю её целовать, уже обнимая, и говорю, как сильно люблю свою красавицу. — Мама, — тонко говорит она, и я снова начинаю плакать. Она давно начала говорить это слово, но делает это так редко, что каждый раз, как первый. — Ты моё сокровище! Да, я твоя мама! — говорю сквозь слёзы я и смотрю на нашего папу, который тоже плачет, но продолжает снимать всё на камеру. Я прошу его выключить технику, сохранив запись. Господи, какие-то две минуты, а слёз — целое море! Я отдаю дочку папе и говорю, чтобы покормил её, а сама иду в ванную умываться и снова накладывать макияж. Заодно удлиняю платье, добавив ему золотой подол и чёрный тонкий поясок. «Фух, ну, вроде всё хорошо! Можно выдвигаться!» — говорю я сама себе и, пройдя в комнату, укладываю только что пообедавшую принцессу в коляску. Мне помогают спустить транспорт на улицу, и мы с Райкером едем на общественном транспорте в Гарвард. Два часа в пути, и мы приехали к старейшему архитектурному памятнику всех времён и народов. — Знаешь, мне даже хочется, чтобы наша красавица, когда вырастет, тоже поступила сюда и была бы, как мы с тобой, только умнее! — говорю я раньше, чем понимаю сказанное, и, осознав свои слова, заливаюсь громким смехом, который подхватывает и Райкер. Мне кажется, умнее нас уже не может быть никого! Видимо, Райкер согласен со мной. Зайдя внутрь с коляской красно-малинового цвета, мы оставляем её у охранника. Мой муж берёт на руки наше сокровище и убаюкивает её. Девочка на редкость крепко спит. Первые три месяца мы не спали ночью, только две недели после её появления всё было спокойно, а потом начался настоящий террор. Но сейчас всё хорошо и спокойно: она спит положенное ей время. Естественно, все прохожие смотрят на нас, а те, с кем мы раньше общались, норовят потрогать малышку. Мы запрещаем, так как Элизабет спит, а от их внимания может проснуться. Проходим в концертный зал и видим, что в зале уже сидят Эллингтон и Райдел с моей семьёй. Райкер бежит передавать внучку дедушке, и папа с радостью соглашается. Но зачем он уходит из зала? К тому же его джинсы с кожаной курткой создают больший шум, чем любая песня! Мне порядком надоедает эта таинственность: Райкер зачем-то убежал за кулисы, сказав сестре, чтобы не пускала именинницу в бывшую гримёрную. И это я узнала, когда встретилась с подругой. Девушка выглядит похорошевшей. По крайней мере, синяков под глазами и усталой дряблой кожи больше нет, она снова гладкая и даже загорелая. — Я смотрю, кто-то провёл сутки в СПА-салоне и даже меня не позвал! — возмущаюсь я и смотрю на Ретлифф. Не то чтобы я жалею, что не побывала в СПА, но пригласить-то можно было. К тому же, если бы я сегодня была на процедурах, я бы пропустила такие важные для меня вещи. — Ну, прости родная! Уверена, МОЙ подарок загладит вину. Он в твоей бывшей гримёрной, но тебе туда нельзя! — довольно повторяет про гримёрку Райдел, а я замечаю сплетённые руки молодой пары, решаю не отвлекать их от столь долгожданного перерыва. Миссис Линч попросила крёстного отца Райдел посидеть с тройняшками, пока они на моём сюрпризе развлекаются. Через несколько мгновений народ начал прибывать, а я принимала поздравления с днём рождения, всё ещё пребывая в состоянии неизвестности. Отвлекало то, что меня постоянно спрашивали, как мы живём в большом городе. Через час это сумасшествие закончилось, и в зале погасили свет. Я вижу, как опускается экран и на нём появляется обратный отчёт. Тут я вспоминаю, где видела этот отсчёт, и невольно улыбаюсь, ностальгируя. — С днём четверти века, Мия! — сыпят мне соль на рану мои бывшие танцоры, и я взрываюсь смехом, а мои глаза наполняются слезами. Они создали новое видео из старого. Сняли эту фразу и вставили моменты с репетициями, между ними вставили новый отснятый материал в этом зале. Они своим телом изображают пожелания, и я читаю. Сквозь пелену слёз это практически нереально. Фильм длился сорок минут. Сейчас на сцене зажигают свет, и я вижу мои прекрасные команды выпускников. Они исполняют для меня танец, и я понимаю, что они без слов показывают то, как сильно любят меня. В движениях сильно заметна чувственная сторона. Они делают бит сердца в груди: стащили из фильма «Шаг вперёд» и даже не стыдятся! Всё представление я сижу и смеюсь, слушая песню, под которую мы репетировали экзаменационный танец с одной группой. Они такие милые и такие родные. По окончанию я выбегаю к ним, а танцоры, вставшие по парам, расходятся и идут обниматься! Я сжата двадцатипятью выпускниками прошлого года и еле могу дышать. — Господи, вы чуть Райкера не оставили отцом-одиночкой… — отстраняюсь от них и дышу глубоко, проверяя, все ли органы на месте. Вроде всё нормально, кроме небольшого чувства сдавленности. Ребята улыбаются и освобождают мне место в первом ряду у самой сцены, ровно посередине. Тут свет снова гаснет, а сцена пустеет. — Все мы знаем, как трудно иногда бывает перебороть себя, — внезапно раздаётся голос моего мужа. Я прихожу в лёгкий шок. — Нужно постоянно бороться с самим собой, выбирать, что важнее для тебя в данный момент и на что ты готов пойти ради своего счастья.— Наступает пауза, и вдруг я вижу в своей голове наше с Райкером прошлое: как он танцевал, как он страдал из-за нашего расставания, как он лишился левитации ради меня и поборол свой страх перед мнением людей. Нашу первую встречу, наше решение об Элизабет, самое сладкое воспоминание — наш первый секс. Я не могу убрать улыбку с лица и снова начинаю плакать. И вот последние воспоминание, которое посылает мне мой муж — его первый смотр таланта. Он исполнял движения под песню моей тёти, с которой сражались год назад. — С чего всё началось, тем всё и закончится! — громко говорит он, и я вижу, как зажигается прожектор в левой стороне сцены. Там стоит платиновая блондинка с носом, как у моей мамы. Смотря на неё, мне хочется выбежать на сцену и защитить Райкера, но парень останавливает меня, когда я встаю с кресла. «Спокойно. Твоя тётя изменилась. К тому же она под блокирующем полем, даже задушить не сможет. Это дополнительное наказание Нарта после её выхода из тюрьмы волшебного мира. Садись на место, всё хорошо», — успокаивает меня Линч, и я с осторожностью возвращаюсь в сидячее положение. Из динамиков слышится музыка, и я узнаю песню в живом исполнении своей родственницы, с которой всё и началось. Зажигается второй прожектор, и я вижу своего мужа в синем трико и футболке. «М-м-м, кого-то сегодня ждёт бурная ночь… Надо будет с мамой договориться, чтобы взяли на ночь Лизи». Райкер усовершенствовал свой первый танец и придумал хороший сюжет на эту песню. Он демонстрирует танцем то, как он боролся с собой и то, как ему было тяжело добиться такого результата ради меня. Энтони даже увеличил амплитуду движений и делает всё на максимуме, даже прыжки и перевороты. Тут до меня доходят его слова. С песни всё началось, а танцем закончится. Боже. снова эта истерика. Остановите кто-нибудь мои слёзы! Я не выдерживаю и бегу к нему на сцену. Он неровно дышит и пытается с помощью своей силы успокоить сердцебиение. Я подхожу к мужу, и мы сливаемся в страстном поцелуе на глазах наших друзей и знакомых. Я на высоких каблуках чёрно-жёлтого цвета с закрытым мысом — с их помощью мне не приходится тянуться к его губам. Нам все аплодируют, и мы отрываемся друг от друга. — Но… когда ты… что ты… — прерывисто говорю я, когда мозг начинает работать в прежнем режиме, и я начинаю понимать, что всё это представление он подготовил заранее, но сформулировать мысль у меня не получается. — Спокойно, всё по порядку. Я говорил тебе, что иду на работу, а сам взял электронный отпуск и работал по телефону и скайпу. Естественно, прятался я в съёмном танцевальном зале. Ну, и устроил временную амнистию твоей родственнице. Сегодня её заберут, всё понятно? — спрашивает он и я киваю, представляя всё это. Надо его срочно наказать! И я знаю, как… — Кого-то ждёт бессонная ночь! Ты специально надел трико? — спрашиваю на ухо обнимающего меня парня и чувствую положительный ответ. — Дорогая Амелия Мелисса Линч! Как же я рад, что теперь могу так тебя называть! Ты и наша дочка — самое дорогое в моей жизни. Мия, за эти два года ты сделала невозможное. Ты изменила весь внутренний мир и мировоззрение закомплексованного, страдающего фобиями ботаника, двадцатитрёхлетнего Райкера, и превратила его в уверенного в себе, знающего, что ему нужно, и умеющего руководить не только бизнесом, но и своей жизнью двадцатипятилетнего Райкера Энтони Линча. Без тебя я бы так и остался зажатым мальчишкой, который кроме своей работы и учёбы ничего не видит. Я очень сильно люблю тебя, мой рыжик, и уверен, что наша дочка — далеко не последнее свершение в этой жизни. Спасибо тебе за всё! И с четвертью века, моя дорогая жена! — парень снова целует меня, а я, поражённая его заявлением о том, что мне придётся не один раз рожать, стою в полнейшем шоке, но с поцелуем этого блондина я прихожу в себя и закрепляю свои пальцы в его блондинистой шевелюре.***
Вот и закончились наши приключения. Через год после этого события я вышла из декрета, отдав малютку в первую младшую группу детского сада. На этот раз я проработала дольше, чем перед рождением моей рыжей красавицы. Успела защитить докторскую и издать собственную книгу на основе своей работы. Кстати, издавалась я в редакции своего мужа, а ведь он теперь считается одним из самых богатых людей по версии журнала «Forbs». Насколько я помню, пятая строчка в рейтинге. Я же стала популярна среди авторов учебных пособий, но на обложках книг другая фамилия. Я решила прославить фамилию папы и использовать её как псевдоним. А фамилию Линч прославит наш сынок. Да-да, у нас мальчик — Уильям Оливер Линч. Сегодня нашему принцу исполняется полгодика. Скоро у него должна появиться четвёртая способность. Интересно, придётся блокировать их, или нет. Мы уже вторые сутки спорим с мужем, какая способность ему достанется. У нас родился вундеркинд. Сын управляет своими способностями так, как вообще никто и никогда не управлял! Даже старейшины! Если у нашего сына или дочки не получится прославить фамилию нашего папы, то будем пробовать ещё раз. Может, с третьего раза получится?