Шадоу была расстроена и зла на себя одновременно. На ум пришла давно оброненная фраза Майки: «Джонсы просто теряют контроль».
Самодельная карта громко шуршала в рюкзаке. Рука всё ещё болела. Шадоу показалось ироничным, что её рана была на том же месте, что и у Микеланджело. Только на другой руке. Она прикоснулась к ране и нервно рассмеялась подобному сравнению.
«Предатель. Предатель. Предатель».
Нортэмптон был в пяти милях. Время подходило к полудню, поэтому становилось жарко. Шадоу завязала свою куртку на поясе и двинулась вперёд. Она очень жалела, что истратила всю воду у Микеланджело. Но ещё больше она жалела, что согласилась на это. Эйприл вполне могла позвать кого-нибудь другого, но из всех немногочисленных кандидатов выбрала именно её.
Шадоу вспомнила о матери и хмыкнула. Они давно не виделись. С тех пор, как Шадоу повзрослела, она совершенно внезапно стала всем нужна, а комментарии о «малолетней дочери» растворились в небытии, хотя она всё ещё была слишком юной для наложенной на неё ответственности. Эйприл и Шадоу перестали видеться, так как постоянно находились в разъездах.
Шадоу вышла на пустую трассу. Она не беспокоилась о том, что на этом месте её можно было легко заметить. Ведь разведчиков и шпионов искали в лесу, какой идиот пойдёт по самому видному месту?
— Почему я не додумалась взять еду? — случайно произнесла она вслух, не давая себе в этом отчёт, но вопрос остался без ответа: Шадоу слишком устала, чтобы думать или вспоминать. Она свернула в частные районы, надеясь подкрепиться чем-нибудь.
Действовать нужно было осторожно. Шадоу забыла упомянуть в разговоре с Майки, что Нортэмптон захватили два года назад. Теперь он стал городом-призраком, коих было много в округе. Большинство спасшихся людей перебралось в Южную Америку и Австралию, где Шредер ещё не имел такого крупного влияния. Но все знали, что это было ненадолго. Разумеется, некоторые люди так и остались жить в своих домах, потому что им попросту некуда было идти, но они не выходили из своих укрытий, чтобы не быть пойманными. Шадоу же понадобилось пойти в Нортэмптон, потому что её должны были забрать оттуда на вертолёте на следующее утро. Вместе с Майки.
Тело опять невольно дёрнулось при одной только мысли о произошедшем. Шадоу залезла на забор и рухнула вниз, не успев опереться ногой обо что-нибудь. Приземление вышло совершенно неудачным: она упала на правый бок. Рука заболела с новой силой. Шадоу потянулась за обезболивающим, стиснув зубы, чтобы не закричать. К счастью, она ничего себе не сломала.
В десяти метрах от неё стояла одичавшая яблоня с сухими дырявыми листьями. Насекомые давно прогрызли даже ещё не созревшие плоды. Но альтернативы не было, поэтому Шадоу попыталась сбить себе парочку камнем. Набрав полные карманы, она прислонилась к стене коттеджа и скатилась вниз, принявшись жадно грызть горько-кислые яблоки и избегая проделанных насекомыми дырки.
Внезапно в кустах послышался шорох. Шадоу от неожиданности поперхнулась и закашлялась, понимая, что привлекает внимание. Она бросила огрызок со всей силы в источник шума, и из кустов в следующее мгновение выскочила недовольная белка. Шадоу облегченно вздохнула и закатилась нездоровым смехом. В следующую секунду она бросила ещё одно яблоко в так напугавшую её белку, и зверёк ускакал прочь.
Снова шорох. Шадоу лениво встала.
— Да сколько вас там?!
Шадоу бросила последнее имевшееся у неё яблоко. Оно ударилось обо что-то твёрдое и пулей отскочило назад. Шадоу подпрыгнула на месте. В следующую в кустах послышался металлический скрежет.
Она встала и побежала прочь, но было поздно. Источники шума — два Маузера — её заметили. Небольшие роботы около метра ростом с огромными челюстями, способными раздробить кости человека за один укус, бежали за ней. Шадоу прыгнула в открытое окно заброшенного коттеджа и выстрелила в них из пистолета. Но пули отрикошетили и чуть не погубили её саму.
— С каких пор вы пуленепробиваемые?!
Кирпичное строение для этих роботов не было проблемой. Шадоу побежала на второй этаж, наивно полагая, что лестница их задержит.
— Шадоу Джонс вызывает Массачусетские силы сопротивления. Бывший отряд Нортэмптона, приём!
Маузеры были рядом. Шадоу открыла окно, надела очки, чтобы не повредить глаза, разбежалась и, оттолкнувшись от края подоконника, прыгнула на ближайшее дерево, а после за забор. Приземление вышло болезненным, колени невольно задрожали, первое время отказываясь двигаться вперёд, но она сумела встать и двинуться дальше.
— Код операции Н1003М12. Пожалуйста, ответьте!
Но бесполезно. Связи за пределами города не было. Шадоу размахнулась, чтобы с силой бросить рацию на землю, но в последний момент передумала, на ходу складывая её обратно в рюкзак.
Шадоу вспомнила, что неподалёку, всего в пятиста метрах, есть река с крутыми берегами, и поспешила туда, надеясь придумать по пути действенный план. К счастью, за счёт многочисленных заборов и прочих препятствий она сумела прилично оторваться. Но Маузеры не отставали.
Добежав до самого края берега, перед обрывом, Шадоу остановилась, чтобы отдышаться и посмотреть, что она может сделать. Толкнуть Маузеров в реку? Вряд ли это их остановит, их наверняка уже давно модифицировали. Стокман, конечно, идиот, но до этого бы догадался точно за столь долгий период. Прыгнуть в воду самой и оторваться? Шадоу посмотрела вниз. До воды было примерно пять метров. Не факт, что там было достаточно глубоко: этой местности Шадоу не знала. Маузеры были уже совсем близко. Тогда Шадоу, размахнувшись, бросила рюкзак на противоположный берег, надеясь вернуться за ним, и, разбежавшись, нырнула в воду. Несмотря на жаркий день, вода была ледяной. Шадоу очень повезло, она приземлилась прямо в то место, где дно резко шло вниз. Приземлись она на двадцать сантиметров левее, то это привело бы к летальному исходу.
Шадоу попыталась всплыть наверх, но почувствовала, будто что-то удерживает её. Как оказалось, ноги запутались в водорослях, когда она перевернулась в воде. Она хотела распутаться, но не могла рассмотреть, в чём дело, потому что вода была слишком мутной. Шадоу продолжала барахтаться, хватать скользкие листья и рвать их, однако это ни к чему не приводило. Один ботинок пошёл ко дну: Шадоу удалось расстегнуть молнию и вырваться. Но второй из-за барахтанья только сильнее обвился водорослями, поэтому добраться до молнии было невозможно.
Но помощь пришла с неизвестной стороны. Когда Шадоу почувствовала, как что-то живое проплывает рядом и касается её, то очень испугалась, но в следующее мгновение неизвестный с помощью пары движений разорвал водоросли. Почувствовав свободу, Шадоу всплыла наверх и сделала глубокий вдох, пытаясь держаться на поверхности воды, хотя сил практически не хватало. Шадоу мягко подхватили за талию и вынесли на берег. Уже на песке Она закашлялась, убрала прилипшие к лицу мокрые светлые волосы и взглянула на своего спасителя.
— Микеланджело.
Шадоу устала от впечатлений за день настолько, что даже ни капли не удивилась. Она развязала куртку с пояса, положила её на песок, легла на неё и отвернулась от Майки.
— Я принёс твой рюкзак.
— Иди к чёрту.
Она недовольно зарычала, потому что нога, которая осталась без ботинка, внезапно была охвачена судорогой. Тогда Шадоу развернулась и, не смотря на Микеланджело, вырвала рюкзак из его трёхпалых рук, а после достала оттуда запасную пару чёрных махровых тёплых носков.
— И никакого спасибо? — пытался заговорить Майки.
— Нет, — отрезала Шадоу, — а теперь извини, я на минутку отойду.
Она быстрым шагом направилась в сторону леса, где её в очередной раз вырвало.
— Думаю, тебе стоит зайти ко мне. Твои бинты насквозь промокли. К тому же тебе срочно нужно тёплое помещение и сухая одежда.
— По моим синим губам догадался?
Шадоу действительно хотела переодеться и сменить бинты. Но сделать это она планировала, забравшись в какой-нибудь пустующий дом. Аптечки и старые вещи на чердаке точно должны были остаться. Главное, снова не натолкнуться на Маузеров...
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой в целости. Я всё ещё никуда не собираюсь.
— Не беспокойся об этом, предложение аннулировано. Ты свободен, можешь идти на все четыре стороны. Оберегать меня не нужно, ситуация под контролем, — Шадоу произнесла эти слова с издёвкой и взмахнула рукой.
— Ты чуть не утонула, это по-твоему контроль?!
Вместо ответа Шадоу схватила рюкзак, забросила его за спину и, демонстративно развернувшись, пошла вдоль берега в надежде отыскать мост. Второй ботинок был оставлен на прежнем месте, поэтому шла Шадоу в одних носках. Она понимала, как глупо выглядит, ей действительно необходима была помощь, но обида была сильнее. Микеланджело понимал это и отправился за ней. Они молчали, обмениваясь лишь парой фраз, наподобие: «прикрой», «осмотрись», «посмотри туда». Даже разделённые временем и произошедшими событиями, они всё ещё прекрасно понимали друг друга. И эти маленькие фразы позволили старым друзьям не только сблизиться вновь, но и простить друг друга за то, что они дали слабину, за несдержанность. Для этого им хватило одного лишь взгляда.
К счастью, уже в третьем по счёту доме Шадоу была оказана медицинская помощь. Дом был небольшой, одноэтажный, наверху был только чердак. Кое-где сохранились старые фотографии в рамках, покрытых пылью. Майки и Шадоу не решились заходить дальше гостиной, потому что это было просто неправильно. В гостиной нашлись простыни и одеяла, а на кухне, прилегающей к ней, аптечка. Переночевать можно было на раскладывающихся диванах и креслах или раскладушках, стоявших в углу. Видимо, хозяева не успели забрать её и многие вещи, так как в спешке покидали дом. Тогда было решено, что они там же и переночуют.
Шадоу сразу же легла спать на раскладушку, потому что устала и потому что больше не хотела видеть Микеланджело. Хотя бы какое-то время. Его сегодня было слишком много. Ей нужно было переварить всё и успокоиться, а что, если не сон, поможет лучше справиться с подобной задачей?
Но ночью Шадоу проснулась. Её правая рука болела снова, но в этот раз боль разносилась по всему телу, словно ток. Каждое движение отдавало болью, а перед глазами всё плыло. Она сумела понять это в темноте, потому что жалюзи на окнах внезапно приобрели дугообразную форму и начали изгибаться туда-сюда...
— Дядя... Майки.., — прошептала она еле слышно, глядя на Микеланджело, который уснул сидя на диване.
Она протяжно взвыла, чувствуя, как всё её тело горит. Микеланджело тут же проснулся и подбежал к ней, приложил руку ко лбу.
— У тебя сильный жар. Подожди, я сейчас.
Майки торопливо подошёл к выключателю, но свет не работал. Тогда он в два прыжка добрался до рюкзака Шадоу и достал фонарики, а после этого посветил на Шадоу.
Естественный румянец на щеках сменился болезненной краснотой, будто её кровь кипела. На больной руке обнаружились гнойнички.
— В этой аптечке нет обезболивающего. Я уже проверял, — сказал он, почему-то чувствуя внезапный поток сил. Его внутреннее «я» всегда любило адреналин.
— Посмотри у меня в рюкзаке в боковом кармане, — ответила она, когда вспышка боли на некоторое время прекратилась. Как только Микеланджело выполнил поручение, Шадоу продолжила, — давай поговорим, чтобы я не думала об этом дерьме. Пожалуйста. Как ты меня нашёл?
— Я шёл к поляне недалёко отсюда, но услышал, как ты бежишь, а затем увидел, как прыгаешь в воду. Почему ты отправилась в Нортэмптон, он ведь давно опустел? И не смотри так, я знаю. Я... Откуда ты думаешь у меня столько оружия? Я думал, что ты пойдёшь в другую сторону.
— Меня должны были забрать на вертолёте в восемь утра. С тобой вообще-то. Я хотела попросить пораньше, но связи нет.
— Это через четыре часа. Я... Я... Я попробую что-нибудь сделать, только потерпи, ладно?
— Дядя Майки, перестань. Ну, простудилась я, бывает.., — но Шадоу замолчала и схватилась за живот, искусственно улыбнувшись.
«Это не простуда», — хотел было сказать он, но промолчал. Микеланджело думал о том, как поскорее доставить её в город.
Спустя час под недовольные возгласы Шадоу он взял её в руку и пошёл в город. По большей части она была недовольна тем, что он несёт её, но когда Шадоу пробовала ходить сама, то понимала, что они просто не успеют дойти вовремя, потому что она еле-еле могла держать своё тело вертикально.
— Спасибо.., — прошептала Шадоу, едва шевеля губами.
— Ты что-то сказала?
— А? Нет, это ветер гудит, — ответила она, на этот раз громко.
Шадоу вновь почувствовала себя ребёнком на плечах папы, когда они с Микеланджело пробегали возле её любимой кофейни, целой и невредимой. Разве что окна были грязные.
***
— Вы не думаете, что отправлять юную Шадоу Джонс на операцию подобной сложности было слишком рискованно, мэм? Особенно, если учитывать её безрассудство.
— Не в коем случае, Фитцпатрик, — ответила Сидни пилоту вертолёта, — Джонс знает этот город лучше, чем кто-либо. Я знаю, о чём ты думаешь, но если её до сих пор здесь нет, значит, она задерживается.
Сидни стояла на крыше здания Бьюмонт Молл — одного из самых высоких зданий Нортэмптона. Она была одета в лёгкую водонепроницаемую куртку цвета хаки и чёрные спортивные штаны. Её синие волосы были такими же тонкими и растрёпанными, как и три года назад. Взгляд этой особы был устремлён куда-то вперёд, на пустые, по большей части сгоревшие, жилые квартирные дома. На самом деле, она волновалась за Шадоу и верила ей не больше пилота Фитцпатрика, который тем временем решил покурить. Всё же Сидни не знала её так хорошо, чтобы судить об ответственности и здравости её ума.
Но её мысли быстро рассеялись, когда люк на крышу начал открываться. Сидни выхватила пистолет и направила его туда.
— Микеланджело! — воскликнула тут же обрадовавшаяся Сидни, заприметив знакомый силуэт. Но болезненный вид Шадоу и серьёзный, даже грозный вид Майки заставили её заволноваться. Она убрала пистолет.
— В больницу. Скорее! — завопил он, пытаясь усадить Шадоу в кабину вертолёта.
Сидни выдала им наушники, и все четверо поспешили покинуть Нортэмптон.
***
Бостонская больница. Одно из немногих мест в Соединённых Штатах, где свободные люди могли получить лечение. Сидни, так и не сменив одежду, спешила в палату Шадоу, чтобы сообщить Микеланджело о случившимся. И о том, что произойдёт дальше, ведь исход был один. Она приоткрыла дверь и, заметив, что Шадоу спит после проведённой операции, подошла к задумавшемуся Микеланджело.
— Нам нужно срочно позвонить Эйприл О'Нил, — Сидни заметила удивлённый взгляд Микеланджело, глубоко вздохнула и продолжила, — ей нужно проститься с дочерью. Мне очень, очень жаль. Заражение крови. Возможно, она его в реке заработала, или по дороге к тебе. Мы не думали, что она получит ножевую рану. Тогда бы мы отменили миссию, правда. Она не должна была ходить по такому месту... Мы ничего не сможем поделать. У нас даже достойных хирургов нет. Доктор Хейзел погиб позавчера, — Сидни пыталась сдержать слёзы, но у неё не получалось, поэтому она поспешила выйти. Майки пошёл за ней, но уже у двери передумал.
Шадоу не спала. Она просто устала и даже долгий сон не помог ей восстановиться. Шадоу с трудом могла поднять веки, но всё ещё полностью сохраняла рассудок. Она видела, как Майки, крикнув что-то, ударил кулаком о стол. Одна ножка разломилась пополам, стол пошатнулся и упал. По его зеленой коже потекли крупные слёзы. Шадоу спросила, что с ней происходит. Майки остановился и посмотрел на неё тем жалостливым взглядом, каким одаривали его в своё время. Шадоу ненавидела этот взгляд, но в этот раз даже не обратила на него внимания. Майки взял исписанный стикер, который оставила Сидни. При всём своем нежелании, она должна была осведомить пациента, хотя и не сделала этого лично. Майки начал читать, его голос дрожал и изредка он останавливался, чтобы окончательно не потерять рассудок. Там было написано всего лишь пять строк, но читались они целую вечность. Шадоу это даже показалось забавным: для неё это был лишь набор труднопроизносимых слов. Для Майки эти слова были разрушением мира. Она попросила его остановиться, потому что эти слова ничего ей не дали, кроме каши в голове. Майки извинился и начал глубоко дышать, чтобы успокоиться. Шадоу же была спокойна как никогда. Она словно спала, вся самая яркая и эмоциональная часть её личности была сейчас далеко-далеко. Микеланджело даже был смущён тем фактом, что она совершенно нормально отнеслась к новости о своей смерти. Несколько минут они просто сидели в тишине.
— Не ожидала, что это произойдёт вот так. Думала, что умру в бою. Нет, правда, это такой позор перед папой, — она издала короткий звук, похожий на усмешку, — Или, возможно, принесу себя в жертву. Как ты уже однажды сделал это для меня. Ты это заслужил. Я, похоже, так и не верну этот должок.
— Ты именно это и сделала. Очередная ненужная жертва моего упрямства и слабоволия. Прости меня. Ради Бога, прости, дорогая Шадоу Джонс.
— И ты меня прости. Я хотела вдохновить тебя, а не повесить очередную вину на твои хрупкие зеленые плечи. Я уже упоминала, что почти всё сказанное мной в канализации было наигранной ложью?
Майки отрицательно покачал головой. Они вновь замолчали. Переглянулись. Микеланджело смотрел с всё той же жалостью, Шадоу устало и с какой-то весёлостью, надеждой.
— Только обещай, что не будешь реветь у моей кровати или нечто подобное. И давай перестанем извиняться. Выглядит, как дешёвая драма на канале CW, честное слово!
Она снова попыталась засмеяться, но не смогла из-за боли в животе. Майки же поник ещё больше. Он опустил глаза и закрыл лицо руками.
— О, Господи! Да перестань, Майки. Всё в порядке. Всё хорошо. Позови маму, когда она приедет, ладно? Скажи ей, что возвращаешься и задание я выполнила. Я — спать. Не порти мне вечер своим угрюмым видом. И открой окно. Я хочу посмотреть на закат. Люблю закаты.
Шадоу отвернулась к стене, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Она закусила губу, чтобы не потерять самообладание и с головой накрылась одеялом, наивно веря, что таким образом сумеет спрятаться от всех невзгод внешнего мира. Заражение крови... Кто бы мог подумать? Не меч Шредера или Караи, не бомбы, не смерть во время спасения. Всего лишь глупые вирусы. Всё же природа всегда была превыше человека даже в человеческой битве.
— Ш-Шадоу? Ты не могла бы развернуться?
— М? — она вновь перевернулась. Майки сидел рядом, вытянув руку, сложенную в кулак.
— Давай кулачок.
Шадоу посмотрела на его руку и внезапно расплылась в улыбке, широко раскрыв рот. На этот раз слезу сдержать она не смогла. Они стукнулись кулачками. Шадоу направила на это все свои силы, но дружеское соприкосновение всё равно получилось не таким сильным и крепким, как хотелось бы. Майки отвёл руку в сторону, выпрямив её и произнеся что-то наподобие «Пш-ш-ш». Он наконец смог искренне улыбнуться.
Я покидаю тебя. Ты смотришь на меня, в твоих глазах боль, которую ты даже не пытаешься скрыть. А я не могу произнести ни слова. Изо всех оставшихся сил сжимаю тебя своими тонкими ручонками. Никакие тренировки не сумели их исправить. Я говорю тебе последнее — всё, что у меня на уме.
— Ты размяк. Только рядом со мной ты притворялся, что не проклинаешь жизнь и все в ней существующее, но я не буду тебя жалеть. Я наконец спасла тебя. Я не буду жалеть тебя. Жалость — последнее, на что мы способны. Жалость признаёт нашу трусость и беспомощность. Мы не такие. Ты уж точно.
Я чувствую запах твоего прошлого. Запах гари: ты спасал повстанцев и мирных жителей при пожаре в трёх штатах, пяти городах и семи деревнях. Запах крови: на войне всегда есть жертвы. Запах надежды: иногда жертв всё же удаётся избежать. А я сидела на базе без дела слишком долго. Зачем нужны тренировки, если нет никакой практики? Но я отдавала всю себя, чтобы стать лучше... А ты просто принимал это как должное. Забавно, но именно в последние минуты нашего совместного пребывания на этой земле я замечаю, насколько же ты слаб и силён одновременно. Ты слишком человечен для нечеловека.
— Пообещай мне кое-что. Перестань себя жалеть. Тот день, когда ты потерял руку, изменил тебя, ты был почти мертв, ты стал жить только инстинктами, выживанием и обидой. Это делает тебя слабым. Ты не такой, Майки. Я знаю. Я же все-таки любила тебя. Люблю. О том поцелуе... Не держи на меня зла. Думаю, я отчасти знала, что мне предписана недолгая жизнь, и просто делала то, чего не успела. А ещё ты меня откровенно выбесил. Нет, правда, не делай так больше, иначе я придумаю способы заткнуть тебя пострашнее. Знаешь, я ведь всегда была там, где людям плохо. Я родилась во время невидимой войны в Нью-Йорке. Моя родная мать умерла при родах. Мой настоящий отец не знает о моем существовании. Меня подобрала бесплодная женщина, которая даже не является человеком. Мой приёмный отец собственноручно развеял по ветру прах своей любимой сразу после того, как она дала жизнь мне. А потом я сделала калекой лучшего повстанца на свете.
Микеланджело взял её за руку и отвёл взгляд. Шадоу поняла, что это было худшее признание в любви в его жизни, и снова попыталась улыбнуться.
— Ещё кое-что... Пожалуйста, надерите зад этому придурку в консервах.
***
На рассвете Шадоу Джонс умерла. Она успела поговорить с матерью. Её крепкий организм до конца сопротивлялся и не поддавался всепоглощающим галлюцинациям, поэтому говорила она спокойно и искренне. Разговор с Эйприл длился очень долго. Они поговорили обо всем и сумели обсудить все волновавшие их вопросы. Шадоу попросила записать пару сообщений своим дядям, которые не могли попрощаться лично, потому что были слишком далеко, другу Огастусу Амхерсту и его сестре Кэрол, Энджел, Сидни, многим другим её старым знакомым, а также всем, кто помогал ей в Фармингтоуне: Эрни, Хэлу, Надин, если вдруг произойдёт чудо. Ведь они уже происходили и не раз. Диктофон был быстро найден: Шадоу постеснялась сниматься на камеру «ввиду своего не самого привлекательного положения». Она также успела признаться, что всё же рада, что не умерла в бою, потому что в этом случае она была бы совсем одна, наедине с мыслями и бесконечностью, а так, лёжа в постели, она могла держать руку родного человека, ощущать его тепло, которое не позволяет её телу полностью окоченеть. Она сказала, что больше всего боялась быть забытой. Но Эйприл быстро напомнила, что
Шадоу Джонс — герой, а это значит, что она никогда не будет забыта так просто, и каждый рассвет будет хранить легенду о ней, о её семье, о её друзьях и обо всех, кто пожертвовал собой, кто не побоялся взглянуть в лицо смерти, кто потерял надежду, но пытался обрести новую, пытался стать ею для других, но в итоге потерялся сам. История всех героев заканчивается рано или поздно, но легенды не умирают никогда.
Последняя фраза, сказанная Шадоу, звучала так: «Может быть, я наконец найду дядю Донателло и всех остальных, пропавших без вести. Как жаль, что я не смогу об этом сообщить. Не натворите глупостей, иначе я с того света придумаю, как дать вам подзатыльник».
***
История Микеланджело тоже закончилась на рассвете. Но это произошло ещё спустя долгое-долгое время. К тому моменту он тоже стал другим. Он уже знал цену каждой минуте жизни, он уже видел падение тех, от кого ожидал этого меньше всего, он уже понял, что чудеса случаются, когда его потерянный брат вернулся. Получив очередную рану, Майки вспоминал истощенную морально малышку Шадоу Джонс, которая будто бы всегда стояла рядом и шептала ему: «Не смей сдаваться. Не смей жалеть себя. Иди только вперёд.
Сегодня глупых жертв не будет».
Это был совершенно другой рассвет. Рассвет, изменивший всё. Рассвет, когда эпоха Враждебного Мира закончилась.
