Кимбаку-бой
Для каждой рыбки есть свой невод, Скорей поймай меня собой. Свяжи одной верёвкой тело И упивайся красотой. Свяжи одной верёвкой сердце И стань любовью для меня, А в холода будь жарким солнцем, Прикосновением тепла... Прошу так много — И мне не стыдно: Раздень, свяжи — люби, пьяня. — Гори, малыш, сгори дотла. В моих руках и для меня.
1. Трындец подкрался незаметно
Понимание, насколько же сильно ограничен выбор, приходит в тот миг, когда ноги несут сами по проверенному маршруту, а все прочие пути совершенно не привлекают. И даже путь домой кажется беспросветно унылым настолько, что по нему нет охоты идти. Короткий кивок охраннику вместо приветствия, гостеприимно распахнутая дверь, непритязательный длинный коридор и ещё одна дверь. Дальше — тонущий в полумраке зал, столики, из которых только треть занята, хрупкий парнишка на сцене, с надрывом выводящий конец припева и облизывающий микрофон в порыве страсти, и, наконец, барная стойка под гирляндой фонарей. Сэхун избавляется от пальто, сбрасывая его на руки кому-то из персонала, опускает в карман карточку, подходит к стойке, растерянно пристраивает локти на гладкой поверхности и озирается в поисках бармена. Приветствия Юги не хватает так же сильно, как нормального уличного воздуха — запах в зале тяжёлый и стойкий из-за смешавшихся чужих выдохов и сигаретного дыма, но и пряный — из-за моющих средств и ароматизаторов. Из-под стойки выныривает рослый смуглый парень в алом жилете поверх белой рубашки, небрежно проводит ладонью по слегка лохматым тёмным волосам и растягивает полные до осязаемой чувственности губы в дежурной улыбке. У Сэхуна перед глазами со скоростью света проносятся сцены самых красивых поцелуев, что он когда-либо видел в кино или на фото. — Чем могу помочь? — низким, но странно мягким и вкрадчивым — медовым — голосом интересуется у Сэхуна определённо не Юги. На груди слева блестящий бэйджик всего с тремя латинскими буквами — "Кай". — Да так, ищу одного парня... — с хриплым надрывом отзывается Сэхун, кое-как отлипая взглядом от полных губ красивого рисунка и утыкаясь им в ямочку на волевом подбородке. — А вы каких предпочитаете? — совершенно не теряется новый бармен, руша тем самым привычную для Сэхуна картину без малейших усилий. Юги никогда не позволял себе напоминать, что это за место, и зачем сюда приходят люди. Сэхун — в том числе. — А... где Юги? — наконец берёт себя в руки Сэхун, но тут же забывает о реальности вновь, едва продолжает рассматривать лицо нового бармена дальше. Твёрдый очерк скулы, нос совершенно неправильной формы и с лёгкой горбинкой, длинная чёлка в художественном беспорядке, подведённые чёрным глаза. Как ни странно, этому парню подводка идёт — как изысканная экзотика, без капли вульгарности. Бармен смотрит не особенно приветливо, хотя губы продолжают улыбаться. И взгляд неприятно тяжёлый, вызывающий стойкую ассоциацию с рентгеном. Если приплюсовать для полноты картины широкие плечи и отнюдь не блещущие изяществом немаленькие ладони, то к такому бармену и подходить не хотелось бы близко. Впечатление смягчают только гибкость худого тела и невообразимая грация в каждом движении. — Я за него. — Бармен небрежно тычет большим пальцем в блестящий на груди бэйджик. — Что хотите выпить? — Жаль, — искренне высказывается Сэхун, не замечая лёгкий оттенок недовольства в резких чертах, потому что пялится исключительно на тёмные ресницы — густые и пушистые. — Обычно Юги всегда выбирал мне что-то под настроение. Сэхун заставляет себя улыбнуться, чтобы продемонстрировать своё нынешнее "настроение". Кай не шарахается испуганно назад, лишь прищуривается едва заметно, отчётливо фыркает и принимается что-то с чем-то смешивать. Сэхуну наплевать, что красуется на ярких этикетках, налепленных на бутылки. Он зачарованно следит за каждым движением Кая и отмечает, насколько изящными сейчас кажутся его руки и пальцы. Кай как будто танцует, а не смешивает коктейль. Что ж, замена Юги может похвастать неплохими навыками. — Любишь, когда выбирают за тебя? — Долго тут будешь работать? — рассеянно поддерживает переход на неформальный стиль Сэхун, снова не замечая этого, потому что Кай отходит чуть в сторону, чтобы прихватить салфетку с логотипом клуба. И теперь Сэхун видит узкие бёдра и сильные ноги, обтянутые кожаными брюками. Ноги длинные и красивые, а кожа брюк предательски обрисовывает каждую мышцу. С такой фигурой Каю стоило бы работать не у барной стойки, а в зале — отбоя от клиентов не было бы точно. Ещё его можно выгнать на сцену. С его грацией и учиться танцевать не надо, а стриптизёры зарабатывают отлично. Правда, в этом клубе стриптиз не входит в сервис. — Так не терпится увидеть Юги? — Кай с бесстрастным уже лицом кладёт перед Сэхуном салфетку и поверх аккуратно ставит высокий бокал, где напиток выглядит полосатым — чёрно-белым. — Надеюсь, под настроение попал. Сэхун подносит к губам бокал, делает маленький глоток, но вкуса не ощущает — смотрит на Кая. Тот больше не улыбается, просто стоит на месте и глядит в упор. То ли обижен, то ли нет — чёрта с два поймёшь. Взглядом будто разбирает Сэхуна на мелкие детали, а потом собирает обратно. Хотя это, наверное, не очень-то приятно — слышать в первые рабочие дни вопросы о старом работнике и сожаления о его уходе. — Я не знаю, кто такой Юги, и когда он вернётся. И вернётся ли вообще — не знаю тоже. Мне хотелось поработать в подобном месте, и владелец предложил мне устраивающий нас обоих договор. Сколько я тут буду работать, сказать сейчас не могу. Вопросы ещё есть? — Кай ждёт минуту и добавляет: — Если что-то не устраивает, в малом танцзале есть другой бар. Сэхун медленно качает головой, приподнимает руку с бокалом и без энтузиазма просит: — Повторишь чуть позже? Я буду за тем столиком. Кай бросает короткий взгляд в сторону одного из пяти столиков у бара, которые обычно обслуживает по правилам клуба сам бармен, и едва заметно кивает. Сэхун торчит за столом в одиночестве, как дурак, пьёт напиток без вкуса и глазеет на нового бармена с дурацким прозвищем "Кай". Предположить, как зовут бармена на самом деле, он даже не пытается. Просто таращится на него. Потому что паршиво. Потому что день ни к чёрту, потому что устал, как собака, потому что гей, и никому ведь так просто не скажешь об этом, потому что на входе и выходе из клуба надо проверять, чтобы никто из коллег по работе его тут не увидел. И потому что Юги сегодня нет, а это уже почти конец света. Ещё потому пялится, что не пялиться невозможно. Кай весь такой неправильный, угловатый, сбивающий с толку, но необъяснимо привлекательный и странно красивый. Притягивает к себе взгляд с потрясающей лёгкостью, как магнит стружку металла. Возраст у них, скорее всего, одинаковый, но Сэхуну Кай кажется мальчишкой, потому что жилетка, взлохмаченные волосы и поразительная грация. Из офиса компании, где работает Сэхун, Кая выгнали бы без сожалений. Он был бы там не к месту и не в стиле. Сэхун не обменивался номерами телефонов с Юги, и теперь жалеет об этом. Но их отношения — если это вообще можно так назвать — не требовали ничего такого. Каждый сам по себе, просто Сэхуну нравилось лечить не лучшее настроение с помощью Юги. Удобно это было. Но теперь Юги нет, а есть смуглый парень, которого прямо-таки корёжит всякий раз, когда Сэхун небрежным жестом подзывает его к столику с повторным заказом. Мальчик в кожаных брюках и алой жилетке поверх белой рубашки не любит выполнять чужие прихоти. С каждым новым бокалом это всё больше и больше забавляет Сэхуна. Смуглый мальчик вежливый, но совсем не умеет угождать клиентам и вести себя подобострастно, и Сэхун сам не понимает, почему ему это так нравится. Он рассеянно наблюдает за другими клиентами. Прячет улыбку за бокалом всякий раз, едва с Каем пытаются неуклюже флиртовать и сдуваются, нарываясь на тяжёлый взгляд и ледяную вежливость. Наплыв клиентов ближе к полуночи возвращает Сэхуна в пучины дурного настроения и бездну мыслей о работе. У барной стойки толчея, Кая почти не видно, и Сэхун предпринимает вылазку в местный туалет. Помещение шикарное и отлично годится даже для секса — Сэхун знает точно, сам проверял. В одной из кабинок громко пыхтят, и Сэхун, не таясь, выразительно хмыкает. Повернув вентиль, быстро умывается, вытирается дорогими многослойными бумажными полотенцами и проводит пальцами по волосам. Причёска не испорчена, хотя выглядит Сэхун бледновато. Добротный серый костюм сидит по-прежнему идеально, словно Сэхун торчит не в клубе, а в кабинете на работе и занимается исключительно отчётами. И словно шеф сегодня не орал на него из-за старых образцов отчётов. Но тут вина Сэхуна ничтожна. Он не мог сделать отчёты по новым образцам, потому что не получил эти новые образцы вовремя. Шеф унялся к вечеру, но хорошее настроение уже так просто не воскресить. Сэхун возвращается в зал, садится всё за тот же столик и осматривается. В зале снова относительно тихо, посетителей гораздо меньше, а Кай возится с бутылками. Сэхун вновь подходит к стойке с пустым бокалом в руке и ставит бокал с отчётливым стуком на деревянную поверхность. Кай бросает на него короткий взгляд, смахивает бокал со стойки и готовит новую порцию. — Домой придётся тебе ехать на такси. — Я на такси и приехал, не волнуйся, — огрызается рассерженный то ли замечанием, то ли заботой Сэхун. Забирает бокал и снова сидит за столиком, чтобы пить, не чувствуя вкуса, и глазеть на нового бармена. На белой рубашке две верхние пуговицы уже расстёгнуты из-за духоты, и Сэхуну нравится изучать сильную шею Кая. Вид прекрасный. И стоит Каю только повернуть голову или чуть наклонить — под блестящей от пота кожей тут же рельефно проступают гибкие мышцы. Через полчаса к Каю подходит девушка из персонала с пакетом в руках. Она неловко забирается на высокий табурет, принимает из рук Кая стакан с водой и начинает что-то негромко рассказывать. Сэхун не в силах разобрать ни слова, но слышит громкий смех Кая, видит запрокинутую голову, острую линию от подбородка до уха, приоткрытые в смехе губы, проступившие на щеках ямочки. А потом Сэхун проливает себе на брюки коктейль, потому что Кай улыбается девчушке. Не дежурной улыбочкой. Нормально. Или не нормально — улыбка у него... загляденье просто. Такая тёплая и лучистая, что Сэхуна тоже тянет на улыбку. Девушка вытаскивает из пакета плюшевого белого медвежонка и со смущением протягивает Каю. Тот немного теряется, но медвежонка забирает. Сэхун уже задумчиво переводит взгляд с девушки на медвежонка, потом с медвежонка на Кая. Вскоре девушка уходит, а Кай остаётся в компании медвежонка за стойкой, и Сэхун делает небрежный жест, требуя добавки. Кай подходит к нему через пять минут и ставит на стол новую порцию. Смотрит с откровенным осуждением, но Сэхуну наплевать — он хочет набраться и наберётся под завязку. Завтра на работу не надо, и лучше уж проспать сутки, чем проводить новый день трезвым и с дурным настроением. — Только у меня нет медвежонка для тебя, — слегка заплетающимся языком выдаёт Сэхун, едва Кай собирается отойти от столика. — Раньше бармену медвежат не вручали. Кай поворачивается к нему, задумчиво смотрит сверху вниз, позволяя поглазеть на чувственные губы и пушистые ресницы, потом слегка пожимает плечами. — У меня сегодня день рождения. Но это не значит, что мне непременно надо что-то дарить. Сэхун медленно моргает и почему-то думает о том, что внешность Кая лжёт, зато характер у него и впрямь зимний. И Сэхуну хочется увидеть задор вьюги, танец ветра и снега и услышать смех Кая. Ну или просто растопить собственный лёд паршивого настроения его улыбкой. Это почти как с Юги. Никаких обязательств. Но Кай — это не Юги. Бармен в таком клубе не обязан быть геем, да и Кай отшивал всех, кто пытался с ним недавно флиртовать. Облом, ну и чёрт с ним. — Повторишь через пятнадцать минут? Кай молча смотрит на принесённый недавно бокал, медленно переводит взгляд на Сэхуна и всё же кивает. Дальше Сэхун постепенно растворяется в полумраке зала вместе с сознанием и новыми порциями полосатого коктейля без вкуса. +++ Просыпается Сэхун дома — ночник с дельфинами, голубые простыни, много фотографий в рамках на стене напротив кровати. То, что он в кровати не один, осознаёт не сразу. Сначала долго пялится на руку, что лежит поперёк его живота, потом, приподнявшись на локтях, переводит взгляд на кого-то, кто раскинулся на кровати рядом лицом вниз. Сэхун глупо моргает, изучая одеяло, а из-под одеяла торчат только ноги с тонкими лодыжками и рука. Он снова пялится на прижатую к животу ладонь и пытается поверить, что это не та самая ладонь. Крупная, не особенно изящная, с подчёркнуто узловатыми пальцами и немного деформированным ногтем на указательном. Сэхун закрывает глаза, считает до десяти, открывает и смотрит. Ладонь всё там же и всё та же. И от этой ладони по телу растекается тепло. Сэхун плюхается на спину и смотрит в потолок, по которому скользят тени дельфинов. В мышцах — приятная слабость и сладкая истома, бёдра и ягодицы немного ноют, но это тоже приятно и сладко. Сэхун, поколебавшись, тянет за край одеяла. Сначала видит взлохмаченные тёмные волосы, потом — смуглую шею и широкие плечи, усыпанные глубокими царапинами. Свежими. Разглядывает лопатки и гибкую спину, пока окончательно не стаскивает одеяло. У Кая в самом деле длинные ноги и твёрдые даже на вид ягодицы. Тихо вздохнув, он копошится и приподнимается на левом локте, чтобы посмотреть на Сэхуна сквозь завесу из длинной чёлки. Его губы кажутся ещё более чувственными и яркими, чем прежде. И Сэхун догадывается, что виной тому множество поцелуев. При мысли, что Кай целовался с ним, Сэхуну становится жарко сразу везде. В висках начинает стучать — с навязчивостью и оглушающей громкостью. И стучит так невыносимо, что Сэхун бросает ладонь Каю на затылок и тянет к себе, на себя. Потому что он не помнит вкус этих губ, но хочет вспомнить. Каю не нравится, когда он прикусывает нижнюю губу, и Сэхун проводит по ней языком. Извинение принято, и они продолжают. Сэхун лениво думает, что целоваться с Каем — это как греться на солнце. Тепло, сладко, томно, но если забыть об осторожности, то можно сгореть с головы до ног. Но Сэхун хочет сгореть. Ведёт языком по царапинам на плече и раздвигает ноги, едва меж ними толкается колено, обдавая соблазнительной щекоткой кожу на внутренней стороне бедра. Кай ещё и трётся коленом, заставляя Сэхуна глухо мычать от нестерпимо возбуждающей щекотки, когда густые волоски дразняще тревожат такое чувствительное место. А потом они оба превращаются в тот самый полосатый коктейль, и Сэхун с силой сжимает жёсткие бока Кая коленями, не позволяя отстраниться и выйти из него. Кай горячий, и Сэхуну нравится, как его много. Внутри. Просунув руку между ними, Сэхун касается пальцами основания члена, обхватывает и довольно жмурится, оценив толщину. Задыхается от лёгкого толчка и поспешно бросает ладони на липкую от пота сильную шею. Губы горят от частых шумных выдохов Кая. Или, быть может, от не менее частых поцелуев. Кай уворачивается и отстраняется всё-таки, почти выходит, но возвращается с глубоким толчком. Сэхун глухо стонет, прижавшись губами к твёрдому подбородку. Ощущает себя открытым и наполненным, пытается совладать с непроизвольной пульсацией внутри, но не может. Ладони бессильно скользят по шее и плечам, а ключицы под пальцами слишком идеальны, чтобы убрать от них руки. Кай двигается быстро и сильно. И Сэхуну нравится видеть закушенную губу и горячий блеск из-под густых ресниц. Нравится, что Кай не может сдерживаться. Нравится быть желанным. И нравится, что Кай умеет это — дать почувствовать себя настолько желанным. Они ни черта не знают друг о друге, но обоим сейчас хорошо. Оба чувствуют без слов и указаний, что именно нужно им. Оба угадывают желания друг друга без труда. Стоит Сэхуну запрокинуть голову, и влажный язык тут же скользит по шее, губы жарко ласкают ключицы и грудь, пока он сжимает меж пальцами непослушные тёмные волосы и подаётся бёдрами навстречу быстрым толчкам, впитывает их в себя без остатка. После горячие ладони сжимают до лёгкой боли его ягодицы, а он проходится языком по кромке ушной раковины, притянув к себе голову Кая. Покусывает маленькую мочку и снова ведёт языком, чтобы попытаться скользнуть внутрь. Кровь под кожей напоминает раскалённую лаву и пульсирует в такт резким движениям. Сэхун не представляет, насколько горячо на солнце, и сколько там тысяч градусов по Цельсию или Фаренгейту, зато точно знает, что внутри него ещё горячее, и нужно совсем чуть-чуть, чтобы разлететься снопом искр в грядущей абсолютной пустоте. Он не слышит больше ни собственных стонов, ни сплетённого на двоих дыхания, потому что тонет где-то в Марианской впадине и вместе с этим горит. Но ему хочется плакать от острого ощущения жёстких ладоней на собственных бёдрах, от раздвигающего эластичные стенки внутри крепкого члена, прижимающегося к нему горячего тела, настойчивых губ и сбивчивого и неразборчивого шёпота на двоих. Реальность стирается всего в один крошечный миг. Вся. Это как умереть и заново родиться. Или стать чистым листом. Полная перезагрузка системы. Все тоскливые мелочи далеко-далеко позади, вырваны из памяти и лишены смысла. Сэхун тихо лежит под Каем и невесомо проводит пальцами по резко очерченным скулам, по щекам, пьёт с чувственных губ сбитое дыхание и лёгкие поцелуи, как из тёплых ладоней талый снег, и не может вспомнить неделю, что уже осталась в безразличном прошлом. Да и не хочет вспоминать, чтобы не разбить хрупкое мимолётное счастье. Сейчас он счастлив, и это самое главное. Всё, что было или будет потом, пока не имеет значения. — Прости... про защиту в этот раз... забыл... — едва слышно винится Кай, пытаясь отстраниться. Сэхун не пускает и прикрывает глаза, упиваясь близостью. Ему всё равно, потому что это он не дал времени Каю, чтобы позаботиться о защите. Вообще Сэхун не любитель секса без защиты, но при мысли, что Кай кончил в него, он испытывает необъяснимое возбуждение. И ещё ему кажется, что он украл кусочек Кая себе. Насовсем. Но Сэхун не может объяснить, почему это вызывает прилив радости. +++ Второй раз он просыпается уже один. Его завернули в одеяло, одежду аккуратно повесили в гостиной на спинку стула, убрали все следы, поставили в прихожей утреннюю корзину с продуктами на низкую тумбочку, а дверь плотно прикрыли. Сэхун на всякий случай выглядывает за дверь, но на крыльце никого, как и на улице. Потом находит в корзине бланк со счётом и напряжённо вспоминает, когда ему вносить ежемесячную оплату за утреннюю доставку продуктов. Через неделю, кажется. После он крутит бланк в руках, но не находит послания от Кая. Зато находит в спальне забытый пакет с белым медвежонком и скомканным шарфом. Шарф пахнет Каем. Запахи снега, соли и лимона смешиваются и будоражат кровь жаром. Запахи их ночи.