Могли бы стать хотя бы друзьями. Но Чонгук закрылся, забрался в скорлупу поглубже. И, найдя в своих объятиях после полудня – испугался. Не было ли того, чего он не успел запомнить? Тэхён сонно хлопает ресницами и старается улыбнуться. Чонгуку страшно пораниться.
Безмолвно. Тэхён забирается на него и вжимается в губы, невзирая на неприятный привкус, самозабвенно предлагает, но получает отказ, опускающиеся с талии руки.
— Тэхён, эй. Ты же встречаешься с парнем. Имей совесть.
Подловил и скинул с себя.
— Вчера тебе было наплевать на это, — плюнул Тэ яростно и скрылся.
Общение оборвалось. Вышивание крестиком сталось вышиванием по нервам. В любой момент, когда возникал Намджун, Чонгук уходил из дому, а Тэхён предавался страсти и с опаской подозревал начинающееся гниение. Каждые новые отношения ломаются на одной и той же стадии: когда всё еще недостаточно, а весь потенциал изучен еще до достижения целей. Тэхён убежден, что слишком хорош для того, чтобы продолжать.
Намджун не хочет бросать его, наоборот, стремится сблизиться, понять и выучить алгоритмы, мотивы. И не торопит. В то же самое время съезжает Чонгук – внезапно и без предупреждения, как гром среди ясного неба, оказывается вне доступа и радаров.
Забраны вещи, ветер колышет шторы из приоткрытого окна, а Тэ посреди очередной пустоты, забирается в постель, все еще пахнущую Чонгуком, женатый на его равнодушии. Вся уёбищность не в том, что он хочет его, а в том, что влюбляется и ждет взаимности, как восьмого чуда света. Видимо, Чонгук чересчур раскрылся и разочарован тем, что так быстро отправлен на второй план. Но что мешало ему сделать шаг ближе, целовать тогда, когда у Тэхёна никого не было?!...
Тэ рыдает, как сука, взахлеб, из-за одного-единственного «новенького» и звонит ему, пишет сообщения, больше не видит на работе, иссыхает. Намджун неспособен его вылечить, но подставляет плечо, понимающе вздыхает и целует в макушку, в мокрые щеки.
— Перестань изводить себя.
Мантра помогает ненадолго, на пару-тройку месяцев, а после нет необходимости ее зачитывать и повторять: Тэхён переезжает к Намджуну и всерьез берется за обустройство их отношений. Так надо. Он гибнет только в душевой, задрачивая ладонь о фантазию и облизывая пальцы.
Роскошь и богатство, внимание и забота, уважение … Тэхён рад бы лгать себе, что ему это нравится, но лучше бы он жил в картонной коробке с Чонгуком, промерзал и отсыревал, зато засыпал на его руках униженным и пусть, не принятым. Где-то там
рай.
В доме Намджуна часто бывают особенные вечера, в доме, который Тэ так и не может назвать своим. Приходится красиво одеваться, вешать на губы радушие, спрашивать у Намджуна, кого ожидать и с кем планируются полезные знакомства. Долбится о мозг той же интонацией противное:
«Скукотища».
Выгодно устроившийся и снова одинокий, Тэхён проходил между людей в деловых костюмах полвечера, а затем как-то не вовремя обернулся на оклик. Его встряхнуло. Напротив, в кожаной косухе стоит Чонгук с неизменно змеиной ухмылкой, вытягивает из Тэхёна душу.
Первый вздох после комы.
Нет-нет. Только не сейчас.
Тэхён срывается и сбегает от него, а Чонгук следом - неспешно, следует голодным зверем. Тэ плутает в коридорах, пытается закрыться в кладовой, а Чонгук налегает на дверь и врывается, захлопывает и тут же за галстук рвет на себя Тэхёна, полосуя ногтями по нежным запястьям, разливаясь по губам и языку. Тэхён топит обожженные пальцы в его волосах и растекается под весом тела, приклеившего к стене, перетянувшего легкие.
Кому какое дело до того, как было тошно в разлуке, когда сейчас слетает одежда, и Чонгук раскусывает Тэхёну ключицы и, зарывшись в пушок лобковых волос, вылизывает, разглаживая ладонями хрупкую грудную клетку, затем разворачивает лицом к стене и разводит половинки, врезаясь в промежность кончиком языка и проталкивая внутрь, обильно смачивая слюной. Тэхён еле стоит на ногах, обкусывая губы и глухо постанывая.
Гук нисколько не изменился в своей неудержимости, развернув Тэхёна к себе лицом, хватает за подбородок и сминает губы, подсаживает на бедра и входит резче, чем когда-то в прошлом, подкидывает Тэхёна, как штормовую волну на берег и облизывает ухо, кусает мочку, рьяно облизывает шею в попытке вскрыть тамошнюю ошалелую артерию.
Тэхён успевает только держаться за могучие плечи и почти бессознательно подчиняться той стихии, что одерживает верх. Чонгук не жалеет его ни капельки, не любит, но желает. Гнет прутья упругой клетки ребер, вызволяя Тэхёна не надуманного и дрессированного, но настоящего. Он сломал ему жизнь. Ковырять бы его до крови. Мелких царапин на спине недостаточно.
Кажется, с полок уронили все, что можно: Тэхёна раскатало о каждую стену, опустило на холодный линолеум и вскинуло выше. Он облизал Чонгуку переносицу и решил, что влюблен даже в этот нос. Сошел с ума.
…А снаружи все еще происходит действо и карнавал, и чей-то знакомый голос произносит неподалеку:
— Тэхён? Тэхён, где ты?
Где он. Где же? Тэхён, закатывая глаза и подпрыгивая в бешеном ритме, наполняется оргазмом, семенем, и Чонгук зажимает ему рот, слегка придушив другой рукой, напирает последними толчками, и Тэхёна колотит от макушки до пят. И от того, что Намджун где-то поблизости, а Тэ задыхается и убитым криком разрывается изнутри, вытягиваясь и обхватывая Чонгука за шею.
Стук в дверь. Перехватывает дыхание. А Чонгук снова двигается внутри и прикасается к Тэхёну, затыкая поцелуем. Чтобы не обращал внимания.
— Тут есть кто-нибудь? — дёрнулась дверная ручка. Заперто.
Рука Чонгука снова дрочит Тэхёну, он нарочно бьется о простату и ждет, когда Тэхён подпишет себе приговор. Тот держится. Кончает второй раз вдогонку и выгибается. Чонгуку нужно было вернуть вкус его тела, снова прочувствовать одну на двоих дрожь, он тоже высох без него.
Почему бы им просто не быть вместе?
Потому что это невозможно.
Такой изматывающей должна быть война непримиримых сторон и противоположных принципов.
…Тэ не успевает отдышаться, как Гук выходит и вмазывается мошонкой Тэхёну в губы, и так пошло, странно, брать его член в глотку и получать от этого наслаждение, не дополучая кислорода. Чонгук почти довел его до рвоты и, кончив, зашелся сдавленным криком, которого никто не должен был слышать.
Тэхён попытался закрыть ему рот, но пальцы его прикушены, в глазах слезы, он сглотнул его сперму и услужливо посмотрел, надеясь, что всё закончится, а он проснется в постели рядом с Намджуном, влажный после эротического сна. И никакого Чонгука уже не будет.
— Чонгук…
Здесь должен был прозвучать либо ответ, либо вопрос, но не прозвучало ничто: Гук предпочел обтереться одним из скинутых полотенец и одеться, пока Тэхён подгребал конечности для того, чтобы тупо подняться.
— Где тебя носило? — поёжившись, спросил он.
— Ездил к предкам, в Пусан.
— И что, выгнали?...
— Тебе не нравится, что я приехал?
— Мне не понравилось, что ты уехал, ничего не сказав.
— Извини. Не хотел грузить. Так… — Чонгук облизнулся. — Комната все еще осталась за мной? Я был на квартире, а там закрыто. Подумал, что ты у своего хахаля.
— Почему… — Тэхён судорожно задышал. — Почему ты это делаешь?
Ему бы лучше отвернуться: выглядит жалко, растрепанный, раздавленный болью, будто защемленный между бетонными стенами.
— В смысле, почему я с тобой сплю, хотя ты не в моем вкусе? Согласен, это забавно.
— Забавно? — Тэ подавился словами и закрыл лицо руками.
Чонгук приобнял его за плечи и встряхнул, дунув в ухо.
— Брось, не дуйся.
Больной, что ли? А у Тэхёна сердце зашкаливает с ударами, но хватает силенок выдавить, что теперь та квартира пустует, потому что Тэхён живет здесь.
Недоуменный взгляд, какая-то брезгливость на дне.
— Ты в своем уме? Может, вы еще и… — Гук покосился на безымянный палец Тэхёна, и только теперь понял, что ему так впивалось в грудь. Кольцо. — Да ну нахуй? Даже так?
Что объясняет нервозность Тэхёна, его поникшие голову и плечи, раздробленность хрипловатого голоса.
— На прошлой неделе он сделал мне предложение, это чисто символический подарок. И я не отказал. С Намджуном хорошо, ему можно доверять. В отличие от тебя.
Чонгук презрительно прищурился, перестал видеть Тэхёна, заметив только пятно, его напоминающее.
— Давай свалим отсюда, вдвоем?
Тэхён гомерически расхохотался сквозь слезы и прижался лбом к груди Чонгука, вдохнул запах кожанки, перекипевшего тела. Простой он, буйный, беспредельщик, свинья последняя...
— Мне кажется, тебе стоит уйти, Чонгук, — он горячо поцеловал его в губы и выдохнул в них: — Одному.
Такого тот не ожидал, отпихнул Тэхёна от себя, сунул жвачку в зубы и вышел с миной, близкой то ли к расстроенной, то ли разочарованной в край. Видимо, он найдет выход самостоятельно, а Тэхён с трудом и нескоро.
***
Стакан холодной воды, чтобы успокоиться. Тэхён размазывает по запотевшему стеклу капельки, всматривается в лёд. И выливает на макушку, побираясь мурашками. Когда-нибудь все прекратится.
— Голова болит? — застав не вполне нормальный маневр, спрашивает Намджун.
Как-то тяжко стало делить с ним пространство и время, но сейчас разрывать единственную надежную связь хотелось бы в последнюю очередь. Тэхён надеется, что притрется к загруженному графику Намджуна и ругает себя за то, что втайне радуется, когда у них рушатся планы. Хотя, ему должно быть фиолетово.
— Болит всё.
— Попробуй сходить к тому врачу, которого я посоветовал, в последнее время твое состояние начало меня настораживать, Тэ. — Он подошел к нему и обнял за плечи. — Слышишь? Сходи к врачу.
— Да-да, обязательно… — скороговоркой пообещал Тэхён.
Но не идет ни на ближайших выходных, ни вообще, а Намджун не переспрашивает – настолько занятой. Тэхён довольно хорошая партия, как партнер, но вот с ним уже не получается регулярно заниматься сексом, и Джун, возвращаясь с работы, идет в душ и спать, поворачивается спиной. Смирился, прикидывает, что это тоже пройдет.
Тэхёну необъяснимо хуёво, потому что раз сто на дню он возвращается мыслями к Чонгуку. Тому балбесу и невдомек, что он у Тэхёна первый в жизни парень, вообще – первый по всем пунктам, поцелуям, прикосновениям, чувствам. Взял, испортил и выбросил. Нужно было сопротивляться, кричать и кусать его… Или никогда. Никогда не встречать.
***
В один из вечеров пятницы Тэ возвращается на прежнюю квартиру и удивляется: ключ не подходит к замку.
— Что за…? — и едва он успевает дать двери пинка, как та распахивается, и он валится на Чонгука.
— Ого, какие люди, — Чон поймал его за плечи, выровнял и нездорово улыбнулся.
Тэхён простоял неподвижно еще с минуту, прежде чем сформулировал годные фразы. Он возмущен.
— Ты что просто вломился в мой дом, сменил замок и живешь тут?!
— Остынь, я же не чужой.
Тэхён проглотил язык и зашел внутрь, осмотрелся. Хаотичность предметов, разбросанная обувь в прихожей, кругом сплошной бардак. Его так распирает от злости, что лопаются капилляры в глазах. Он скидывает верхнюю одежду, принимается сваливать хлам Чонгука в кучи и орать.
— Нет, это уже слишком…! Убирайся отсюда, чтоб ноги твоей здесь не было, Чон Чонгук!
Чон схватил его за локоть и вынудил посмотреть на себя, останавливая поток сыплющихся беспрерывно проклятий.
— А если я попрошу – пожалуйста? — Чонгук приблизился, притянул Тэхёна за шею. — Если я внесу плату…?
— Нет. Я полицию вызову, скажу, что ты вломился ко мне в дом, — в исступлении отвечает Тэ.
— А, вот как, — еще тише говорит Чонгук, губами проводя по его скуле. — Только ничего не выйдет. Я сам – полиция.
На незаметно сведенных за спиной запястьях Тэхёна сомкнулись браслеты, а Чонгук смотрит, лукаво ухмыляясь.
— Попался. Ким Тэхён, вы арестованы за мошенничество и финансовые аферы. Поздравляю.
Выглядит окончательно спятившим, у Тэхёна трясутся поджилки, взмокла спина. Нет, он не ожидал, даже предположить не мог.
— Т-ты…
Закрывается на замок дверь, Тэхёна опускают на колени, показывают полицейский значок и проводят острым его ребром по щеке.
— Сложно быть хорошим, когда в воображении та еще шлюшка, да? Однако, не только в этом дело. Я с самого начала приставлен следить за тобой. Ты же наёбываешь таких, как Ким Намджун, а потом исчезаешь. Красавчик-аферист.
— Мы с Намджуном познакомились случайно.
— Не сомневаюсь. Я был тем, кто порекомендовал твоему начальнику включить его в список гостей.
На полном серьезе. Игры кончились. Занавес обвалился на сцену.
— Зачем ты тогда…?! — Тэхён вскрикнул, но тут же замолк, понимая, что сдал себя с потрохами.
— Трахал тебя? Чтобы ты привязался, конечно же. — Чонгук слизнул проступившую на виске Тэ испарину, втянул его запах. — Но просчитался только в том, что сам начну испытывать потребность не отпускать… Господи, какой ты, какой...
Все казалось таким настоящим и правильным, новой сказкой, исправляющей горбатого. В это нельзя поверить. Уходил и возвращался, смеялся и подтрунивал, вышивал?!... Искусно. Чтобы не закралось ни единого сомнения, не пришлось и помыслить о том, что он из тех, кто может погубить Тэхёна в один миг.
— Есть один способ избежать уголовной ответственности, Тэхён-а, — Чонгук поспешно расстегивает ему рубашку и натягивает улыбку, достойную палача.
Тут Тэхёну приходится приоткрыть рот, чтобы с охмелевшим взглядом пропустить головку Чонгука, его член, и расслабить горло, зажмурив покрасневшие веки.
Нечаянно сомкнув уставшие челюсти, он получает пощечину. А потом его тащат за волосы и, разбив лицо в пару ударов, пристегивают к батарее в спальне, оставив из одежды одни боксеры. От дрожи и ужаса Тэ не в состоянии говорить, заикается.
Чонгук показывает ему блестящий кожаный ошейник и смыкает на горле, затянув потуже, цепь обвязывает вокруг кроватного набалдашника.
— Ты не бойся, ладно? — просит Чонгук заботливо, опустившись на корточки, настойчиво гладит Тэхёну пах. — Никто. Никто тебя не найдет.
Дыша часто, Тэ приоткрывает разбитые губы, и Чонгук целует его с прилежной утешающей страстью, крутит за сосок и натягивает цепь ошейника. Тэхён туго соображает, испытывая в мерзостной каше страха и презрения животный посыл космической любви.
— Я тебя никому не отдам… — выдыхает Чон, давит большим пальцем на неповторимые губы. — Кстати, проголодался?
И он приносит Тэхёну миску. Кошачью миску, наполненную рисом. Смешанный со слезами и кровью, он очень даже ничего на вкус.
Чонгук садится напротив и принимается вышивать.
