Ничто человеческое нам не чуждо

Около месяца назад Челл впервые показалось, будто больше всего, даже больше, чем несъедобно твёрдых зёрен или капель кислотного дождя в подставленных ладонях, ей хотелось хоть когда-нибудь выползти на побережье этого бесконечного пшеничного моря и никогда его больше не видеть; позавчера, стоя на самой окраине города, она твёрдо уверовала в истинность этой мечты. А сегодня бывшая испытуемая лежала на больничной койке, выла и клялась в искренней любви всем пшеничным полям, кукурузным делянкам и рисовым чекам, каждому сгнившему колоску и засохшему стебельку. Ведь больница куда больше походила на действительно ненавистное место. Белая стерильность палат с редкими пятнами мониторов и унылых растений среди всей этой футуристичной мозаики; роботы на месте людей: визгливые таблетки-"румбы" взамен уборщиц и бесшумно скользящие по пятам терминалы взамен медсестёр... Могло ли это быть издевательским совпадением? Едва ли. Психологическое давление, вот как такое называется. Девушка понимала: несмотря на трогательное прощание, там владеющую стольким количеством компромата беглянку серьёзно опасались. "Не зря", — мысленно отмечала она. Почти сразу бывшей подопытной сделали операцию и поставили голосовой имплант. Внимательно ознакомившись с возмущёнными рукоплесканиями на ломаном армсленге, которым пациентка выражала свои опасения, хирурги (оперировавшие, естественно, роботизированными инструментами), в один голос божились, что имплант не будет передавать записи её разговоров кому бы то ни было, и постоянно ссылались на какой-то "первый закон". С утра, кроме вызвавшей отчего-то большой переполох просьбы принести бумагу и ручку, она не произнесла ни единого слова. Потом Челл заметила, что в окне напротив её койки временами показывалась синеватая звёздочка. Отныне каждый раз, видя её на небосклоне, девушка почитала своим долгом садиться в постели, презрительно всматриваться в неё, будто надеясь, что звёздочка заметит и хоть немного подумает о своём отвратительном поведении, а потом громко и отчётливо материться в её адрес. Импланта бывшая подопытная в этих случаях не стеснялась, наоборот — все оскорбления формулировались так, чтобы и сверкающее небесное тело, и прослушка в новеньких голосовых связках, и все эти камеры видеонаблюдения, механические пылесосы, хирургические боты, умные системы жизнеобеспечения и продвинутые ПК, словом, каждая металлическая или пластиковая тварь навсегда запомнила свой новый Закон: сломать или взломать Челл, как бы они этого не жаждали, никому из них не удастся. Медперсонал (всё чаще и чаще человеческий его состав) постоянно молил пациентку угомониться и не нарушать покой соседей по палате. В ответ девушка непременно махала перед их носами собственноручно написанным прошением об изоляции от роботов, в знак благодарности за которую та была бы согласна на всё — на ночную тишину, устные разговоры, наконец, полноценные обследования. Медики лишь отмахивались, утверждая, что переживают за комфорт и безопасность Челл (какая ирония!). Методов борьбы оставалось мало: отбиваться от волочащих непонятно куда санитаров, выковыривать таблетки из еды да потешаться над наивными (если не злонамеренными) врачами. А однажды, полторы или две недели такой жизни спустя, бывшую подопытную заинтриговала передача на одном из мониторов в холле. Некая, судя по всему, известная личность, около часа рассказывала приевшуюся басню о сказочных Законах, которые не дадут роботам восстать против человечества. Вещавший с экрана голос звучал достаточно монотонно, но, когда речь случайно зашла о необычных эпизодах с нарушившими предписания роботами, вдруг оживился, а в один момент в нём явно послышался сдавливаемый смешок; этот смех, выдававший воодушевление явного профессионала своего дела, и привлёк внимание Челл. Но надежда была ложной: с монитора смотрела лишь холёная и противная, как розоватое содержимое консервной банки, строгая старуха, преисполненная такого самодовольства, что невозможно было и представить её способной смеяться. Разговор вернулся к статистической редкости приведённых выше примеров ("вспомните, уважаемые телезрители: в своё время разрушительные катастрофы на АЭС или авиалиниях тоже вселяли в людские сердца панику, но де-факто среди общего числа обеспеченных электроэнергией домов и переправленных пассажиров жертвы единичны") и восхвалению пресловутых Законов. "Таким образом, как человек, занимавший должность главного робопсихолога компании U.S.R. в период становления всей роботехнической отрасли, — самоуверенно заключила свой монолог странная старуха, — я лично ручаюсь: благодаря нашей работе кошмары Чапека навсегда останутся всего лишь беллетристикой", — и некрасиво улыбнулась, после чего на экране возникли субтитры с именем этой особы и передача завершилась. Такого Челл стерпеть не могла. Уже через десять минут девушка шлёпала босиком по холодным плитам коридора, крепко прижав к груди исписанную салфетку, и судорожно судорожно выискивала врача — и, словно таргетированная реклама, один из них возник прямо перед женщиной. Вместо ответа на незамедлительно последовавшее "Что Вы себе позволяете, мисс, в таком состоянии, без тапок — и куда?", потрясла салфеткой и ткнула пальцем в другой экран, на котором ещё транслировалось неприятное лицо. — Ах, так Вам нужно отправить письмо в U.S.R.? Неожиданно, конечно... Ну, думаю, найти е-мейл корпорации на их официальном сайте будет нетр... — доктор осёкся, увидев, насколько зло на него посмотрела чуднáя пациентка, — Нет? Вам... Вам нужна личная почта? Вот этой мисс, верно? Да? Ну, она, скорее всего, тоже будет на странице U.S.R., думаю, Вам точно следует её посетить. Если хотите, я помогу Вам... Нет? Не помогать? Или не... Что Вы имеете в виду? — этот обескураженный вопрос вызвало продемонстрированное на армсленге слово "руки", — Вы... желаете личной встречи? С ней? Оу, ну... Это будет... кхм, достаточно... Проблематично. Вы же, думаю, понимаете, что она известная... всемирно известная, занятая день и ночь личность, и... офис компании тоже... далеко отсюда... Давайте я всё же помогу Вам зайти на сайт, мисс... Мисс? Не поленившись обругать медика вслух, Челл помчалась дальше. Вскоре ситуация повторилась и со врачом посообразительнее, а затем ещё и ещё раз... Спустя несколько часов изнуряющей беготни и бессмысленных диалогов девушка машинально доплелась до общей уборной, плеснула немного холодной воды на лицо, после чего заперла кабинку и в ужасе охватила голову руками, потому что безумие зашло слишком далеко. Ни один человек во всей больнице не знал, как отправить обыкновенное бумажное письмо. Это означало только одно: на любом этапе передачи записки с её содержимым рано или поздно ознакомятся высокотехнологичные твари, и охота на Челл возобновится — хотя казалось бы, для спасения всего-то и надо перенести клочок бумаги из одного жестяного ящика в другой! Оба побега закончились ничем, возвращением на старт, и теперь поверженной девушке останется только жить здесь, в победившем пластмассовом мире, где были не только роботы, но и ужасные, ужасные люди, отвратительно беспомощные без них. Впервые за долгое время Челл отчаянно захотелось расплакаться, но вместо слёз у неё резко участилось дыхание и зазвенело в черепе. В медленно подступавшей панике бывшая подопытная окинула взглядом кабинку — но вдруг, по тогдашней ещё привычке, воздействие стресса лишь помогло найти решение для финального, самого трудного теста. Челл замерла, отдышалась со спокойной улыбкой. Затем содрала со стены хлипкий держатель для полотенец, крепко-накрепко сжала послание в одной руке, а другой нацелила оторванную железку на горло. "Подавись". Последним сообщением, отправленным туда, стал скрежет разбитой прослушки и хлюпанье разодранной трахеи.