С точки зрения

      Происходящее вокруг упорно движется к катастрофе.       Причём во всех смыслах этого слова. И у Эйприл нет ни малейшего представления о том, как это всё предотвратить или хотя бы замедлить. Порой она даже допускает малодушную мысль о том, что сдать её крэнгам и позволить им делать с ней всё то, что они планировали, было бы намного проще. Иногда ей кажется, что их попытки сопротивляться приводят к не менее фатальным последствиям, чем бездействие. А количество проблем валится на их головы просто в геометрической прогрессии, словно подкидываемые какими-то всемогущими садистами.       Она старается не думать о масштабных бедствиях и сосредотачивается на решении тех, что совсем рядом, потому что не считает себя в достаточной степени компетентной. Однако создать такой желанный кокон иллюзорной безопасности не получается, как бы сильно ей этого не хотелось. Возможно, дело в том, что прошло ещё слишком мало времени с их приезда на старую ферму О’Нил.       Так и свихнуться не долго.       Благо ей есть за что ухватиться, чтобы остаться в реальности и не потонуть в этой бездне, созданной её собственным разумом и не поддающимися полному контролю способностями.       — Откуда у нас микроволновка? — спрашивает Эйприл, заходя на кухню. Её старая семейная ферма никогда не могла похвастаться техническими новшествами или хотя бы постоянно работающей телевизионной антенной. Поэтому новая или рабочая техника в это место вписывалось не сразу.       Спасибо стараниям Донателло и его неисчерпаемой энергии, которую можно было сравнить только с ядерным реактором. Благодаря его умелым рукам, хоть и трёхпалым, это место перестало напоминать жилище пуритан — уютное, но не всегда удобное.       — Какой-то ненормальный выкинул её у дороги, — ответил Дон, постукивая ручкой вилки по столу. — Была разбита, но не критично. Я даже её опробовать успел и яичницу приготовил.       Эйприл кажется странным, что именно о приготовленной глазунье Донни сообщил с такой гордостью, будто открыл новый химический элемент. Хотя, если подумать, удивительного в этом мало. Готовка не его стихия и, в отличие от воскрешения бытовой и не очень техники, по его мнению, является гораздо большим поводом дать понять ей, что заслужил похвалы.       — Рада, что ты осваиваешь новые возможности так быстро, — ответила Эйприл, заходя на кухню и приобняв сидевшего за столом Дона за широкие плечи. — В ней ещё и кексы готовить можно. Хочешь попробовать? — Эйприл уже давно заметила, что совместное времяпрепровождение и объятия вызывают у её якобы тайного воздыхателя гораздо больший отклик, нежели слова, большую часть из которых он всё равно пропускал мимо ушей. — Откроешь для себя новые горизонты использования микроволновок.       — Да, — отвечает он, не задумываясь. — Сначала кексы, а затем нахождение массы Бозона Хиггса.       — Рада, что ты ставишь перед собой реальные цели.       Он кажется оптимистом. Улыбается, шутит, активно берётся за любое дело по устройству и совершенствованию их быта на ферме, за любой вид работ. Но Эйприл успевает подметить, насколько нервно он стучит пальцами по столу, когда работа заканчивается.       Лео ещё не очнулся, а способы ему в этом помочь закончились ещё неделю назад.       Эта беспомощность убивает Донателло. Сводит с ума больше чем постоянные мысли о неизбежной фатальности будущего Эйприл.       Но они могут помочь друг другу.       Забыться.       Их общий кокон иллюзорной проблемы в отношениях так заманчиво удобен. Хотя будет нечестно с её стороны не признать, что эта несуществующая «проблема» куда больше раз­дра­жа­ет, мешает. Ей бы хотелось, очень давно и очень сильно, чтобы они могли помогать друг другу иначе. Но как донести свою мысль до Дона?       Будем честными, она не сильна в психологии. В теоретической её части, как отец. Как в таком случае доказать её не в меру логичному мутанту что создание иллюзорной проблемы и возведение её до идеи фикс, есть не что иное как способ не сойти с ума от груза проблем, решить которые они не в состоянии? Теоретической подоплёкой в достаточном количестве она не располагает, так что выяснение отношений с глазу на глаз отпадает. Но ведь есть же возможность найти и другой способ, правильно?       Должна быть.       Она занимается уборкой и готовкой в основное время, периодически наведываясь к изобретателю, чтобы принести чашку чая и поблагодарить за очередную работу по дому. Она пытается пресекать конфликты в их крайне нервном коллективе, находя в этом деле неожиданную поддержку со стороны Рафаэля. Она вместе с будущим мастером дзюттэ* маскирует ответвление от шоссе, единственную дорогу, ведущую к ферме, и электрические провода, чтобы сделать их дом ещё немного более безопасным и незаметным. Или хотя бы создать эту иллюзию покоя, в которой они так нуждаются.       Однако же всего этого недостаточно, чтобы вернуть ей спокойный сон.       — Знаешь, а мне всё-таки удалось получить анестетик при помощи здешней флоры, — говорит Дон, стирая с губ крошки кекса и отхлебнув ещё немного кофе. — Правда, не особо эффективный. В больших дозах сгодиться только для местного обезболивания.       — Зачем? — задаёт закономерный по её собственному мнению вопрос Эйприл.       — Когда Лео очнётся его восстановление, скорее всего, будет очень болезненным. Пригодится.       — Мне казалось, что на вас всё заживает так быстро, — говорит она, не совсем понимая, как построить предложения для того, чтобы её мысль была законченной. Но, похоже, в этот раз Дону и этого достаточно. А возможно, просто привык к её откровенному неумению связать и двух слов.       — Особенности строения черепах и рептилий в целом дают нам массу преимуществ. Именно поэтому Лео жив, — поясняет для неё подросток, но несколько отстранённо, словно речь идёт о ком-то постороннем, а не о его брате. Пусть так, если ему от этого легче. — Но человеческое ДНК в нас тоже присутствует, как и некоторые несколько видоизменённые органы. В теории. Я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, потому что никогда не вскрывал себя или своих братьев. Так что сложно предугадать, как дальше пойдёт его восстановление и какого вмешательства потребует.       — Значит, импровизируешь, пытаясь предусмотреть как можно больше вариантов? — уточняет Эйприл.       — Типа того, — отвечает Дони, отставив опустевшую кружку в сторону. — Спасибо за угощение.       Пожалуй, до этого дня Эйприл не могла сформулировать причину своей нервной бессонницы. До этого разговора. Уже вечером, лёжа в своей постели, она снова вспоминала его. Вновь поток сумбурных мыслей не давал ей уснуть. Вновь появилось это дурное предчувствие, как в ночь перед захватом города.       Донни гений, вне всяких сомнений. Практик. Он может починить всё что угодно — от техники, до разбитых костей. Может в кратчайшие сроки освоить интересный ему материал и пустить знание в дело. Часто шутит о том, как сложен выбор — сделать по чертежу и технологии, или так, чтобы работало.       Но что если что-то случится с ним? Кто сможет помочь подлатать зелёного гения по доброй воле, если с ним случится что-то серьёзное?       Назойливая мысль хуже мухи приходит к ней снова и снова, не давая спокойно уснуть.       Встав с кровати, она тихо подходит к окну и открывает шторы, впуская в комнату лунный свет. Она ещё долго заставляет карандаш на грифе, заточенном до булавочной остроты, балансировать на лезвии раскрытого тэссэна.

***

      Знаете, Эйприл никогда не была идеалистом и не могла видеть в окружающих исключительно хорошее, игнорируя недостатки. Это правило работало на всех без исключения.       Если бы её попросили описать того же Дона одним словом, то она бы без колебаний ответила — «танк». Довольно странное определение для того кто, по мнению большинства, является относительно миролюбивой натурой, но всё же верное. Описывающее Донателло со всеми положительными и отрицательными качествами.       Решения сложных задач не под силу рохлям с характерами сладких зефирок, которых первая же крупная неудача готова остановить, а новые открытия не даются слабакам.       Дон упрямый. Порой даже слишком. До него невозможно достучаться, когда он чем-то занят. И у него есть просто отвратительная привычка наглеть, когда он понимает что на его руках козырей больше, чем у окружающих. Он без всяких сожалений и раздумий может вступить в словесную перепалку, будь то Кейси, его братья, сама Эйприл или даже мастер Сплинтер. С кем угодно, если мнение оппонента пришлось ему не по душе. Порой даже казалось, что и значение слова «такт» ему не известно. Как и его братья, Эйприл знает наверняка, насколько плох может быть его характер.       Возможно, даже немного хуже, чем у Рафаэля.       Он любит добиваться своего, если уж поставил перед собой цель. Забывчивость единственное, что может его остановить помимо откровенного нежелания что-либо делать.       Но и упрямство хорошо лишь в умеренных количествах.       Ещё утром Эйприл заметила, что с ним что-то не так. Она не могла точно сказать, что именно, а Дон не хотел ей подсказывать из-за своего нежелания выглядеть слабым. Он ушёл ещё до конца тренировки, отмахиваясь от вопросов той, что назвала его осанку «странной». И лишь вечером его упрямство дало трещину в виде отказа от ужина.       Когда луна взошла уже высоко над лесом, в доме уже все спали, кроме Эйприл и Дона. Она вышла из своей комнаты, последовав за его внезапно неуклюжим шарканьем на кухню и застала держащимся за бок одной рукой.       Дон упрям, но всё же разумен.       Он перемолчал утром, не понимая причин. Он отмахивался от вопросов днём, прислушиваясь к ощущениям и анализируя их источник, не имея возможности хоть как-то прощупать внутренние органы через костяной, пусть и очень подвижный пластрон и косые мышцы. Он не хотел поднимать панику поспешными выводами, зная что сейчас, спустя всего полторы недели после отъезда из города, нервы каждого из членов семьи похожи на нестабильное взрывчатое вещество. Он пытался найти причину своих «неудобств» как в анатомии черепах, так и человека.       — Жизнь в подземке, питание как попало и чем придётся в большинстве случаев, постоянные травмы в последнее время, — Донни собирается с мыслями, занимаясь аналитической деятельностью, разъясняя, вычисляя. Эйприл это понимает, потому что сама любит поступать так же. — Я предполагал то, что у нас пищеварительная система куда сложнее, чем у обычных черепах, хотя бы потому, что мы спокойно перевариваем мучные и молочные продукты. Но не думал о том, что слепая кишка может обзавестись аппендиксом. — Дон старается выглядеть бодро, старается шутить. — Странно, что этого раньше не случилось.       — Хреново, — Эйприл изо всех сил вцепилась пальцами одной руки в воротник своего махрового халата, чтобы держать себя в руках и не дать дрожащим пальцам себя выдать, когда она касается Дона.       — От этого ещё никто не умирал.       — Не смешно, — Эйприл хмуриться, от волнения непроизвольно сжимая трёхпалую ладонь обеими руками. — Что делать будем?       — Вырезать.       От этого слова ей стало нехорошо. Но надо продолжать держать себя в руках.       — А если ты ошибся в самодиагностике? — спрашивает она ради успокоения.       — Я бы этого очень хотел, — улыбается он уголком рта. — Я смогу сделать правильный надрез, я надеюсь, найти воспаление и удалить, но под конец у меня могут начать дрожать руки и мне не понадобиться помощь.       Эйприл очень хочет помочь, но эта идея неразумна. Она не сможет причинить ему боль, пусть и во благо. Она не сможет не дрогнув сделать и крохотного пореза, не говоря уже о накладывании швов, ровно точно так же, как и на любой из их тренировок не может кого-то ударить в полную силу. Чем она может помочь?       — Я подниму Рафа, — отвечает она, опуская взгляд и пытаясь продумать свои действия. — Объяснишь ему, что делать, а я подготовлю твои инструменты, место и аптечку. Где ты хранишь своё обезболивающее?       — Ты же знаешь, он слишком импульсивен, — Дон почти закономерно полагает, что это не самая лучшая идея, но у Эйприл иное мнение.       — Он возьмёт себя в руки, — уверяет она. — К тому же в швах он разбирается получше меня, — Эйприл старается улыбаться. Старается выглядеть уверенной и ободрить своего мутанта, хоть и голова начала ужасно кружиться. Хоть и сердце колотится, как сумасшедшее. — Так будет лучше.       Раф ещё в полудрёме не сразу понимает, что от него требуется. Его разум, очевидно, отчаянно буксует, пытаясь понять, зачем его подняли среди ночи в условиях строгой секретности. Он быстро осознаёт, что всё плохо, увидев согнувшуюся фигуру Дона, сидящего за столом. Он свеж, как букет ромашек, когда просит брата поподробнее рассказать, что от него требуется и в каком качестве, как и ожидала Эйприл.       Она сосредотачивается на инструментах и пузырьках кипящей воды, пока Раф дослушивает детали, помогает с местом и анестетиком. Тело и разум собраны, каждый нерв в полной боевой готовности, но она словно смотрит на себя со стороны, когда видит кровь. Как в каком-нибудь сне. Руки больше не трясутся, как будто они не принадлежат ей, взволнованной и нервной.       Она давит рвотные позывы при виде воспаления.       Старается следить за состоянием виновника торжества, отнимает идеально чистой, как никогда в её жизни, рукой иглу из начавших дрожать пальцев Дона, и просит онемевшего и ошарашенного Рафа продолжить зашивать рану.       Она не может удержать смешок, когда находящийся в полном сознании Донни решает отпустить шуточку в сторону белого, как мел, брата по какой-то причине. Как и сам Раф.

***

      С первыми лучами солнца стало лучше. Не так страшно.       Она отмыла следы крови от деревянного пола кухни лишь чудом до того, как все проснулись. Впервые за долгое время берётся за косметичку, чтобы намеренно скрыть синяки под глазами. Соглашается с Рафаэлем, который предлагает опустить для семьи подробности, на время. С этим можно и повременить до тех пор, пока они перестанут быть похожими на оголённые нервы. Да и им самим сначала не помешает переварить всё это.       Произошедшее несколько часов назад ей вспоминается сном. Кошмарным сном, у которого могут быть свои последствия.       — Не могу поверить, — говорит Кейси, склонившись над Доном, который лежит на диване. — Неужели тебе и вправду так плохо?       Кейси не знает ещё о ране в боку мутанта, лежащего под одеялом с холодной грелкой. Он выглядит искренне удивлённым, впервые застав своего вечно бодрого оппонента таким вялым.       — Представь себе, — бурчит Дон недовольно. От его же собственного обезболивающего в таких огромных количествах у него кружится голова.       — Так ты даже не сможешь выйти в ближайшее время? — ещё раз решает уточнит хоккеист.       — Да. А теперь отстань и дай мне хоть немного побыть нежной фиалочкой, за которой нужен уход, — отчеканивает Дон, в голове которого уже наверняка пронеслось больше трёх десятков куда менее цензурных способов отвязаться от надоевшего собеседника.       Кейси уходит, пожав плечами. Повинуясь жесту девочки, почти бесшумно появившейся из кухни, и решив докопаться позже. Всё равно у них ещё есть целая куча времени, и эта внезапно затемнившая троица уж точно не сможет убежать от его неуёмного любопытства.       — Пора обедать, — говорит своему Дону Эйприл, садясь перед разложенным диваном на табурет.       Он морщится. Маленькая часть его понимает, что это нужно, но большая отнекивается изо всех сил из-за головокружения и тошноты.       — Уже два часа дня, — мягко настаивает она. — Это всего лишь лёгкий бульон. Надо, — и он повинуется, всё так же морщась.       — Я бы и без этого был в порядке через день-другой, — заявляет он, пока аппетит в нём ещё не проснулся.       — Да-да, на вас всё быстро заживает. Но так будет ещё быстрее, — говорит она, зачерпывая очередную ложку бульона.       — А ты ещё спрашивала, зачем нам анестетик, — вдруг подмечает он. — Видишь, насколько я могу быть предусмотрительным.       Донни иногда любит вести себя по-детски и, с точки зрения Эйприл, это не всегда уместно. Она пока не может определить, мило это или же дико раздражает. Плюс это или минус. Но сейчас она улыбается, отставляя бульон на кофейный столик. Устраивается рядом с Доном, забираясь под одеяло, чтобы удобнее было обнимать, заставляя бедного подростка краснеть.       — Да. Ты просто умница.