Ничего, кроме благодарности

«Джон был до обидного Джон – слишком хорош, чтобы от него отказаться. И – до обидного шерлоковский: слишком не его, Майкрофта, слишком преданный удивительному, невероятному, не тому человеку.»

Цитата с ФБ 2012

Выходить из теплого душа Джону совсем не хочется. Он знает, что ожидает его в комнате, точнее, кто. Опять будет обидно, больно, невыносимо терпеть это удушающее вранье, которым его будут потчевать в очередной раз. Хочется просто отключить свой обычный заурядный мозг. Забыть, что на свете существует человек - гениальный, совершенно исключительный в своей индивидуальности. Обернув полотенце на бедрах, Джон все же решается войти в свою комнату. Шерлок сидит в той же позе, но поднимает глаза, как только доктор появляется на пороге. - Я так ждал тебя, - тихо произносит детектив и его холодный взгляд начинает скользить по полуобнаженному телу, отражаясь колючими кристаллами на мокрой от воды коже доктора. – Выслушай меня! Пожалуйста, – голос затихает. Шерлок смотрит прямо в глаза, словно пытается просчитать, вычислить: что Джон намерен делать дальше. А тот чувствует себя очень неловко. Он давно не испытывал это ощущение, когда на тебя глядят так изучающее, так пристально, так, будто ты - самое дорогое и прекрасное сокровище в мире. Температура в комнате резко поднимается. Воздух раскален до предела и течет мягким радужным маревом, окутывая двух людей, словно вторая кожа. Оба перестают дышать, боясь спугнуть это наваждение. - Джон, прости меня. Я был не прав. Я все тебе объясню, просто позволь мне, - Шерлок первым нарушает затянувшуюся паузу и, подавшись вперед, застывает, не решаясь приблизиться. - Не надо ничего объяснять. Не желаю слышать твои наверняка удивительно логичные доводы в пользу своей мнимой смерти. Зачем все это? Скажи мне, это того стоило? – Джон держится рукой за косяк, небезосновательно полагая, что только это не дает ему упасть. Все в глазах вновь начинает медленно вращаться, разбиваясь на странные черные пятна. Доктору страшно: ноет не только обнаженная рана в груди, болит все тело, разбитое на осколки неверием в человека, ближе которого в жизни у него никогда не было. Он так боится снова ошибиться, снова довериться, но, стоит взглянуть в глаза Шерлока, и его уверенность тут же испаряется. Взгляд детектива просит прощения, обещает никогда не покидать, расплавляет кровь, превращая ее в огненную лаву. Джон чувствует, что он проиграл, как и всегда, этому невозможно-прекрасному человеку. - Это было необходимо для твоей безопасности. Люди Мориарти следили за тобой, и я… - не закончив фразу, Шерлок быстро пересекает разделявшее их расстояние и притягивает к себе доктора, сжимая того в объятиях с такой силой, точно хочет показать всю свою боль, так долго разрывавшую его душу на части. - Прости меня. Прости, прости, прости, - шепчет он, целуя виски, зарываясь пальцами в короткие светлые волосы, прижимая к себе еще крепче, ближе, заползая руками-змеями под кожу, выжигая на ней свои тайные, сумасшедшие знаки. Поцелуй в губы – словно точный укол в самое сердце Джона. Рана в груди, все еще некрасиво раскрытая и ноющая от боли, принимает его, как сладкое тягучее лекарство. Тепло, зародившееся внутри, медленно растекается по спине, животу и концентрируется в паху, затягиваясь жесткой металлической пружиной. Джону хочется выскользнуть из собственного тела, потому что оно горит и плавится под ненасытными прикосновениями, слепыми поцелуями, сладкими укусами. - Нет, нет, отпусти меня, – бессвязно шепчет доктор, пытаясь одновременно оттолкнуть и притянуть к себе детектива, руки которого блуждают по коже, вызывая удивительно жаркие волны наслаждения. «Это все неправильно, надо бы остановиться», - запоздало думает Джон, но Шерлок не оставляет ему ни одного шанса, подталкивая к кровати, по дороге избавляя от полотенца. Полностью обнаженный доктор падает на постель и тут же проваливается в бездонную темноту глаз человека, нависающего над ним. Шерлок, будто чувствуя все страхи и желания Джона и справедливо опасаясь, что тот может сбежать, не разрывая зрительный контакт, быстро избавляется от одежды. - Пожалуйста, позволь мне, - слова детектива тонут в искрах наслаждения от слишком мягких прикосновений, изучающих поцелуев, торопливых ласк. Невозможно не искать этого обжигающего до ран, до крови, до самой плоти взгляда, а найдя, бояться моргнув, спугнуть то волшебство, что излучает человек напротив тебя. Нельзя соврать - только правда, когда оба так же открыты, как и не сказанные слова запоздалого признания - «Люблю!» Шерлок смотрит на Джона, и его глаза скользят по выставленному на показ, обнаженному до самой глубины чувств, телу. Сильные, красивые руки с удивительно чуткими пальцами ложатся на бедра доктора, придерживая, направляя, помогая двигаться в нужном, идеальном для них обоих ритме. Джон запрокидывает голову, и Шерлок может рассмотреть чуть приоткрытый рот с опухшими от поцелуев губами, шею, на которой уже проступают фиолетово-красные следы укусов. Еще влажная кожа тускло блестит, и Шерлок, с маниакальным блеском в глазах, следит за капельками, невесомо скатывающимися по светлому виску. Он садится, одновременно притягивая Джона к себе, крепко прижимая к груди, и с удовольствием пьет губами эти быстрые сладкие капли, наслаждаясь их терпким вкусом. Доктор замирает на коленях детектива, затем глухо вскрикивает, выгибаясь. Это позволяет Шерлоку еще глубже проникнуть в него, и Джон начинает двигаться, задыхаясь от жуткой медлительности собственного ритма, шепча что-то бессвязное, но такое желанное, сводя с ума своей теснотой и жаром так, что в глазах вспыхивают разноцветные круги. Детектив поддерживает, направляя, до синяков сжимая бёдра горячими пальцами. Задыхаясь от ощущений, припадает пылающими губами к лицу Джона, целуя жадно, плотоядно, ненасытно. Вспышка яркого света - и доктор со стоном откидывает голову, цепляясь за плечи Шерлока, словно пытается не утонуть в этой сумасшедшей реальности, удержаться, не пропасть в огненном водовороте удовольствия. Детектив перехватывает его за талию, придерживая, слегка касаясь рукой, и кричит так, что сердце Джона застывает в немом восторге, ощущая, как внутри тела растекается мягкое тепло. По комнате скользят неясные расплывчатые тени, невесомо прикасаясь к двум обнаженным мужчинам, отражаясь зеркальным белым светом в маленьких каплях на их телах. Воздух густой, вязкий, наполненный запахами и остывающими эмоциями. - Не отпущу больше никогда, - шепчет Джон, прижимаясь к обнаженной груди. - Ты только мой, не отдам, - вторит Шерлок, по-собственнически закидывая на него свои длинные ноги. Им еще столько нужно обсудить, рассказать, попросить прощения, но, здесь и сейчас, обоим понятно, что слова не нужны. Они начали свою новую, совершенно чистую историю двоих любящих друг друга людей. *** Днем по делу заходит Майкрофт с какими-то жутко важными документами. Он ничего не спрашивает, вычисляя по только ему одному заметным штрихам, что именно произошло между этими двоими. Может, темно-фиолетовые следы на шее Джона или его неровная походка, а может, слишком довольный вид его младшего брата, который совершенно неосознанно постоянно прикасается к уже своему доктору, вызывает в старшем Холмсе странное иррациональное чувство зависти. Большими яркими буквами она отпечатывается у него перед глазами. Эти двое так непозволительно счастливы, что хочется разбить, раскромсать их довольные лица, только бы не видеть, не чувствовать. Он сможет справиться, он всегда справляется со своими слабостями. А любовь – это слабость, с ее помощью можно отлично манипулировать: человек подчинится, прогнется, сломается, лишь бы с его возлюбленным ничего не случилось. Шерлок так светится счастьем, и Майкрофту кажется, что его младшего брата просто подменили. А Джон отводит глаза, ему стыдно, все происходящее смущает его. Доктору только предстоит привыкать к этой кажущейся иррациональной холодности братьев, но, как только он войдет в их родовой круг, все наладится. Благополучие семьи всегда останется для Холмсов в приоритете. «А как же Джон?» Майкрофт просто постарается не думать о нем, полностью загрузив себя работой, пытаясь заполнить ненужными делами все свободное время. Может когда-нибудь станет легче, и появится человек, так же легко, как и доктор, воспринимающий все его гениальные недостатки и невозможные достоинства. Чтобы Шерлок был спокоен и счастлив, старший Холмс готов пожертвовать своей привязанностью, даже если сам себе никогда не признается, что был почти в шаге от теплого яркого чувства, которому очень давно не было места в его душе. - Майкрофт, я… – пытается начать разговор Джон, но острый, как стекло, взгляд Шерлока и мягкий снисходительный его брата, заставляют замолчать. - Не надо, Джон, все в порядке, - выдавливает слова старший Холмс, - Я очень за вас рад. Ты скажешь матушке? – уколоть побольнее, хотя бы так. - О, прекрати Майкрофт! Всему свое время, не лезь к нам! – Шерлок жестом показывает на дверь, выпроваживая незваного гостя. «К нам», - отдается в голове старшего Холмса, и он медленно идет на выход. Тяжесть осознания своей непосредственной причастности к произошедшему непосильным грузом давит на его плечи. - Мы благодарны тебе, - вдруг догоняет его на выходе голос Шерлока, - Если бы не ты… - он не заканчивает фразу, замолкая. Все находящиеся в комнате прекрасно понимают, что если бы не Майкрофт, то двое взрослых людей, игнорирующих свои тайные желания, не осознали бы чувств друг к другу. Это признание далось очень тяжело всем троим, чуть не разрушив хрупкое равновесие, но они справятся, обязательно справятся. Уже на улице, садясь в поджидавший его автомобиль, Майкрофт вдруг осознает, что в этой глупой романтической истории про трех идиотов только он остался в проигрыше, ему ничего не досталось. Ничего, кроме благодарности.