Мотылек на снегу

Через некоторое время персонал и пациенты начали испытывать смутное беспокойство. Что-то происходило... Что именно – никто не понимал. У чувства тревоги не было никакой объективной причины. Но над клиникой словно нависло грозовое облако, готовое вот-вот разразиться оглушительным грохотом разряда... ...ему снилась ночь. Он бежал тёмными коридорами, луч фонаря выхватывал из мрака неровные каменные стены со следами обработки, но каким-то образом ему было видно всё и без света. Он видел следы жестокого боя, безжизненные тела, обвалы, оставленные взрывами, и не находил ни единого проблеска живого тепла в этой мёртвой ночи. Внутри с каждым новым коридором всё сильнее становилось отчаяние, но он не хотел, не мог верить в то, что опоздал, безнадёжно опоздал, что его напарника больше нет, что он погиб – из-за этих вот, убитых кем-то другим, но не им. Не им... Если бы он мог – он заставил бы их ожить и убил бы снова. И снова. И так до тех пор, пока собственное сердце не остановится – или стена между жизнью и смертью не рухнет, отдав ему свою добычу... Ночь, проведённая в ординаторской на диване, оказалась бессонной. Пола на какие-то минуты забывалась, но тут же просыпалась с бьющимся, как набат, сердцем и совершенно необъяснимой тревогой. Она вскакивала и бежала к реанимации взглянуть на Престера, но приборы стабильно регистрировали состояние в пределах нормы для человека, пробуждающегося от комы. Но безотчётная тревога никуда не делась и после того, как утром пришел доктор Киишмар, тоже какой-то нервный и ворчливый больше обычного. Он был чем-то недоволен, но не состоянием раненого. Его лекку сегодня были обвиты вокруг шеи, словно сложенные на груди руки, и у Киишмара был такой вид, будто он собирался отгородиться этим барьером от какой-то угрозы. На самом деле он просто кивнул: – Продолжайте, мисс Вийяр. И торопливо вышел. Но Шер не видела и не слышала, как он ушёл... То, что постепенно наплывало на её сознание, как чёрная, страшная тьма, то, чему она сопротивлялась, пытаясь хранить спокойствие и веру – вдруг обрушилось всей своей тяжестью, не давая вздохнуть... ...Все вокруг было черно и беспросветно, как её отчаяние... Трупы, трупы и оторванные конечности в крови... Все коридоры усыпаны ими... Нет живых! Нет напарника... Который ближе и дороже, чем брат! Который – всё для неё... Ей хотелось выть и реветь, как смертельно раненому зверю в последней, дикой и беспомощной ярости – не вернуть! Не уберегла, не защитила, опоздалаааа! И убивать, убивать всех... Этих, которых убили до неё! Оживииить! И снова убивать, убивать, убивать, пока не ткнется сама головой в пол! Потому, что иначе – невозможно жить... Шер безотчётно схватилась за что-то, сжимая в руках изо всех сил, чтобы задушить... Контейнер с препаратом из твердого синтеплпста смялся в руке, как флимси, но пальцы обожгло и потекло что-то теплое... Чернота вспыхнула болью, которая озарила сознание. Духи Уматэ, что это с ней... У неё нет и не было напарника... И ладонь в крови, на сердце так тяжело от исступленного и глухого горя, что кажется – его сейчас раздавит... "Это же он... Это он видит, это ему снится..." – поняла Шер, глядя на пациента и задыхаясь. И не раздумывая, не давая сознанию погрузиться снова в хоровод ужасных видений, сорвала с себя браслет со странными бусинами, сделанный ей в подарок Ником, и надела на его руку. Это было похоже на упавший с плеч непомерный груз. Облегчение, которое испытала Шер, было сложно описать словами. Заметно изменился и общий эмоциональный фон клиники. Туча не то чтобы совсем рассеялась – скорее стала почти незаметной. Она вздохнула глубоко, задержала дыхание и выдохнула, и снова вдохнула и выдохнула, и ещё – успокаивая себя и своё сердце, которое ещё напряженно билось и мчалось, как и в видении по чёрному коридору... Пошатываясь, она добрела до воды, машинально смыла кровь с ладони и подставила лицо и губы холодной струе... Гроза внутри неё затихала, возвращая ей её саму, и её мир. Духи Уматэ... Он пережил такое? И сейчас переживает снова? Такую боль... Такую безысходность. А она даже не знала ту его жизнь... Чувствовала, но не знала... "Ник..." – мысленно позвала его Шер, его, заблудившегося в чёрных коридорах своих чёрных воспоминаний. Она не знала, услышит ли он её, вспомнит ли свое имя, одно из многих, но не попробовать выдернуть его из этого отчаяния и горя – она не могла. Немного света и надежды в ту черноту. Даже если снова придется разделить его боль. Шер положила ладонь на его руку, такую до боли знакомую руку с длинными пальцами художника... "Мы..." И Вселенная покачнулась. И она взяла его за руку, пока Рик осторожно надевал ей венец... Арка. И снова их руки среди обрушившегося на них потоков, срывающих с них память, как жизнь... И синий спидер, взлетевший на невиданную высоту их чувств, соединивших их навсегда... Ответа Шер не получила. Вместо отклика пришло новое видение – значительно слабее первого, потрясшего её до глубины души. Только прикосновение отозвалось уже знакомым всплеском активности мозга на мониторе. ...Он был в рубке корабля, который уходил от большого астероида. Там осталась база тех, кто называл себя повстанцами, кого он выследил, но не успел... Чувство вины и отчаяния сменилось лютой, не знающей пощады и прощения ненавистью. Такое он испытывал только раз в жизни. Когда узнал, что учитель предал его. Предал Империю. Предал всё... Астероид исчез, гиперкоридор раскрылся, впуская корабль в мир, где не нужны были карты и расчеты – он жил в нём, ощущая всей сутью течения в пространстве, потаённые опасности и безопасные пути... Ей снова стало трудно дышать от ненависти, раздирающей сознание в клочки... Но она не сдавалась. Она ещё крепче сжала его ладонь, не давая злобе и вражде пересилить её тепло и нежность... Светлячок в черноте гипекоридора... Как окошко, где тепло, где дом, где тебе рады, где встречают с улыбкой... "Ник, я жду тебя! Пожалуйста, возвращайся!" Она снова не получила отклика. Он определенно реагировал на пожатие, но у Шер ни на миг не возникло чувства, что её слышат. Ник слишком глубоко ушел в свои видения. Оно сменилось – ненависть перешла в опустошенность. ...Ему словно разом отказали все органы чувств – он оглох, ослеп, перестал осязать. Из всего, что ему осталось, теперь было доступно лишь одно – полная опустошенность. Его мир рухнул, не осталось даже осколков, из которых можно было бы собрать хоть какое-то подобие жизни. Потому что ему не оставили ни единого шанса, ни одной возможности доказать собственную невиновность. Он не предавал. Но это имело значение только для него одного – и потому не имело значения уже ни для кого. Он не мог выжить в этой пустоте... "Я рядом, я рядом, ты не один, Ник! – продолжала стучаться она в его сознание, пытаясь прорваться сквозь пустоту... Пустота... Да, пустота, уже не пугающая. Та, при которой всё равно... Хоть к Инквизитору Наишу в ученицы... Всё равно... Духи Уматэ, о чём она?! Нет! Шер продиралась сквозь охватывающую сознание чужую усталость и пустоту, она не открывала глаз, не выпускала руки. Его рука – это было родное, лицо – нет... "Все хорошо, Ник, всё будет хорошо... Вспомни меня, Рика, вспомни нас всех! Мы с тобой!" Вместо ответа из провала в безнадёжность отчаяния пришло новое видение... ...Опущенный трап тихо загудел под босыми ногами и поднялся за его спиной с натужным шипением. Он прошёл в кокпит, рассеянно проводя пальцам по переборке. "Тебя не разберут, мой хороший. Ты умрёшь, как подобает кораблю..." Ремни отчетливо щелкнули, приковывая истощённое тело к креслу пилота. Предстартовый прогон он выполнил со всей тщательностью, почти торжественно. Он не взлетал – он священнодействовал. Ожил генератор, жалобно заныли репульсоры, поднимая лихтёр над свалкой. В динамике забормотал сонный голос диспетчера. Он рассмеялся, тихо и страшно, выводя корабль на траекторию подъема. – Лихтёр "Пайяро", занимаю коридор... – он четко выговорил координаты. – Освободите дорогу или отправляйтесь в Силу! Его спрашивали. От него требовали ответа. Он молчал, разгоняя лихтёр. Трасса разгона была выбрана так, что сбить его не рискнут – слишком велик риск уронить обломки на людей. Живых спящих людей. И не-людей. Какая в сущности разница? На орбите его ждали – но он не собирался давать шанс перехватить себя. Лихтёр ушел в микропрыжок из верхних слоев атмосферы. В блистер ударило пламя. Показалось, что ударило – но оно всё равно было слишком близко, гибельно близко от крохотной искорки корабля. Лихтер умирал. Он ощущал, как медленно сходит на нет запас прочности, как стонет, начиная давать трещины, корпус. В очередной раз ожил динамик. Там, на планете, уже поняли, что происходит. Его пытались убедить не делать глупости. Вернуться. Дать себя спасти. "Мне некуда возвращаться..." – Скажите... – костлявый палец придавил кнопку ответной связи. – Передайте... Я никого не предавал. Почему-то это было очень важным. Чтобы передали. Он оборвал связь, попросту вырубив передатчик. Всё равно тому оставалось жить считанные минуты. Отстегнул ремни, поднялся. Сейчас разломится корпус, который больше не может противостоять притяжению. У него больше нет времени... "Прощай..." Шер знала, что это только видение... Воспоминания... Всё это прошло, он здесь, рядом, она держит его за руку... Но она чувствовала отчуждённость, отчуждённость Ника от жизни. И ей было страшно. Он не слышал её... У них одно сознание – а он не слышит! Он в прошлом, в котором её ещё нет... "Ник, ты не предатель! Это тебя Джерек подставил! Не надо! Вернись ко мне, к нам... Пожалуйста!" – взывала она к нему, запертому, как пленник, в потёмках памяти. Всей своей нежностью пыталась она пробиться к нему сквозь глухоту и бесчувствие... "Тебе есть куда возвращаться! Я тебя жду, Ник!" – кричала она в Силе, а он... Она что-то уловила. Бессознательное, безотчетное, словно слепой повернул лицо к солнечному свету. Видение погасло. Но это было! Пусть спонтанное... Как бессмысленная улыбка младенца в первые дни жизни... Но и она что-то да значит. Что малыш преодолел стресс. Вот и Ник отзовётся. Не сейчас, но отзовётся, вырвется из воспоминаний прошлого... Шер отпустила его руку и сразу почувствовала страшную усталость – всё дрожало внутри. И сомнения, и боль от увиденного и перечувствованного... Это на Нар-Шаддаа она его встретила сразу после... Он потерял кого-то дорогого... Очень дорогого. Потому что такие чувства, наверное, испытала бы она сама, если бы потеряла Ника. Иначе это бы так не возвращало его в прошлое. Это сидело в его памяти, а теперь вырвалось, сметая все барьеры, как невыплаканные слезы, как недобитый враг... И он винил себя в смерти напарника... А Империя его - в предательстве. Шер вышла из реанимации, стараясь не держаться за стенку. Только бы дойти до ординаторской и там, без камер, вколоть себе стимулятор и упасть на диван... На входе в ординаторскую её перехватил Дженаро. Он успел отбиться от персонала, вздумавшего не пускать его в отделение – "у нас тут охрана с верфей, доложат же...", замаскироваться в небрежно наброшенный на плечи халат, и сделать несколько звонков, судя по зажатому в руке комлинку. В ординаторскую он Шер почти внёс, усадил в кресло, сел перед ней на корточки и потребовал: – Выкладывай. Что тут творится?! "Как хорошо, что ты есть..." – с благодарностью подумала Пола, глядя на безопасника, когда его руки опускали её в кресло. – Это Ник... – тихо сказала она, переведя дыхание. – У него видения из прошлого... Такие тяжёлые и яркие. И кажется, это чувствуют все... Я пыталась... Я пыталась достучаться до него. Не слышит... Заперт в чёрной пустоте. – Что тяжёлые – я с другого конца города заметил, – мрачно отозвался Дженаро, забирая её ладони в руки. – Думал уже, тут тебя опять.. Он не договорил, сжал пальцы. От его ладоней по рукам Шер потекло ровное тепло, разливаясь по венам, согревая, возвращая силы... – Спасибо... – прошептала Пола. Ей стало спокойнее и легче. И силы прибавлялись без всякого стимулятора... И вдруг её серые глаза расширились от тревоги. – С другого конца города? Я думала – это только я, потому что... Значит, и другие могут почувствовать? – испугалась она. – Одарённые – безусловно, – кивнул Дженаро. – Надо посмотреть, что с ним такое. – Пойдём, – вскочила она с кресла, но добавила. – Если я не помешаю... Духи Уматэ... Она хотела спросить, здесь ли ещё Инквизитор, но тут же отказалась от этой мысли: не поминай лиха – оно само о тебе помнит... – Не помешаешь, – Дженаро направился к двери. – Только выгони оттуда весь персонал, если там кто-нибудь есть. И надо отключить камеры. Скажешь – я приказал. – Нет там никого... Даже доктор Киишмар не захотел задерживаться, – отозвалась она, набирая на комме код охраны клиники. Охрана ответила сразу, немного резко, будто ждала чего-то чрезвычайного. Впрочем, приказ Дженаро был выполнен сразу, хотя и без удовольствия. – Есть, отключили, – выслушала ответ Пола. Безопасник кивнул, почти врываясь в реанимационный блок, где держали "особого" пациента. Остановившись у капсулы с неподвижным телом Престера, Дженаро несколько секунд стоял, пристально вглядываясь в пилота. Потом изменившимся голосом предупредил: – Пола, не подходи к нему сейчас близко... Я и подумать не мог... – Что?! – выдохнула она, бледнея. Что такое с Ником, что ей нельзя подойти? И сам Дженаро разволновался... – Что с ним? – повторила она хрипловато. – Это называется моричро, – отозвался безопасник. – Очень опасно... для окружающих в первую очередь. Сейчас... Он сел рядом с капсулой, закрыл глаза, сосредоточиваясь на том, что собирался сделать. Тот, кто тонет, уже не сопротивляясь, не может помочь ни себе, ни тому, кто рискнет протянуть за ним руку. Но у Дженаро сил было с избытком... Тьма расступилась, пропуская вглубь ледяной, режущий свет... "Моричро... Самая страшная из техник... Словно впадаешь в транс, и можно выжить без еды и воды какое-то время... Но это может замедлить жизненные функции у остальных... до смерти... Неужели это он сам?!" – Пола смотрела на человека в капсуле. Чтобы выжить, когда это невозможно... Нет, если опасно – то только не для неё. Она старалась не мешать Дженаро, но неслышно встала рядом с ним. Свет ширился и рос, разгоняя мрак, пока не высветил, резко и безжалостно, того, кого скрывали тени. Так, пожалуй, действительно вытаскивают утопающих – быстро, не заботясь о том, насколько болезненным окажется спасение для тонущего, не позволяя вцепиться в себя и утянуть за собой на дно... Длилось это часы или мгновения – Шер не могла бы сказать. Но в какой-то миг небытие отпустило Престера. Дженаро медленно открыл глаза, в которых ещё стыл первозданный холод горных снегов, помедлил – и откачнулся назад, выпуская раненого из хватки Силы. – Всё... Остальное ты сможешь сделать сама... Он уже не опасен. – Ты шутишь? – почти беззвучно произнесла Пола. – Для меня он не может быть опасным... И спасибо... – Пола... – безопасник резко повернулся к ней. – Не может быть опасным? Хатт побери, я понятия не имею, что ему помешало выжать вас всех досуха! Для человека в моричро нет своих! – Что помешало? Да то же, что и на Нар-Шаддаа! – сказано было несколько запальчиво, но она продолжала. – Когда я его нашла, он истощил почти всю свою Силу! Он умирал... Он с легкостью мог выпить любого, кого встретил – отребья там больше, чем нужно, да хоть ту же девушку, которая над ним склонилась, чтобы понять, что с ним – болен, или напробовался дури! Но не сделал же этого! – выпалила она, и замолчала, виновато дотронувшись через мгновения до плеча безопасника. – Прости... – Вот это и удивляет, – обронил Дженаро, поднимаясь на ноги. – Что не сделал... Он же Тёмный, Пола... Дай-ка я на тебя тоже гляну. Ты столько времени рядом с ним провела... я должен убедиться, что ты в порядке. – Он не Тёмный... – возразила она тихо. – Человек, который контролирует свою Тьму – уже не Тёмный. – Ты видишь в нем свет, но он светит твоим светом, Пола, – покачал головой монах. – Твоим и только твоим. Потерпи, будет... не очень приятно.