Я тебя не отдам (рабочее)

Мне исполнилось восемнадцать. Эх, ляпота-то какая! Впрочем, жизнь на острове что в праздник, что без него – вещь офигительная. Можно даже сказать: это счастье в самом что ни на есть материальном виде. Налево пойдёшь – бананы висят, направо – кокосы. Только птичьего «подарка» на темечко приходилось остерегаться, но с магией это было совсем просто. Мне, конечно, грех жаловаться: Том старался изо всех сил, чтобы я с утра почувствовал дух праздника – сексом мы закончили последний день меня, семнадцатилетнего, и именно им, родимым, мы начали первый день меня, восемнадцатилетнего. Да так, что походка у меня стала полной «грации и изящества». Я, естественно, не в претензии – о какой походке речь, когда в душе поют соловьи? Наши, английской закалки. Ни взяться, ни жить им здесь негде, вот и облюбовали они мою душу в качестве места постоянного проживания. А это, как говорил мой Том, означало только одно – я скучал по Англии. Я долго отнекивался. Мол, чего уж там – извечная слякоть и холод в отличие от здешнего, воистину райского климата, из дорогих живых людей только один человек и тот обретается со мной на острове, а что до остальных – так мне и дела нет. Но я лгал. Я, действительно, соскучился. По мелкому дождику, по скупому солнышку и по разлапистым английским дубам. Даже по склизкой овсянке и по той скучал. А уж о Хогвартсе и говорить нечего – по ночам во сне я часто бродил его тёмными и тихими коридорами, а громогласное эхо старательно пугало меня звуками моих же шагов. «И чего тебе не хватает? Живи себе. Вспомни, как с тобой обошлись твои же друзья и покровители, мать их за ногу. Хочешь повторения?» Я знаю, что уговаривать себя – признак шизофрении, но кого может напугать шизофрения после осознанной любви к Волдеморту? Первый год пребывания на острове нас никто не навещал. О, это было золотое время! Я, Том, океан и пляж до самого горизонта. Если бы мы до сих пор находились в Англии, то успели бы сто раз поругаться и разбежаться в разные стороны. А так… Бежать-то некуда. Поневоле притрёшься, особенно, когда Том выдвигал последний аргумент – занятия любовью. В этом он был докой! Не то чтобы через мою постель прошёл легион любовников, но после Тома уже никого и не хотелось. Время оставляло на каждом из нас свои отпечатки: я существенно подрос, а на фруктово-белковой диете – вообще-то, я имел в виду рыбу в нашем постоянном меню – ещё и поправился, и теперь мало напоминал мумию после тысячелетнего сна. Свежий воздух и палящее солнце лишили меня нездоровой бледности истинного англичанина и постоянных кругов под глазами. Том тоже изменился, правда, не столь заметно, как я, он просто загорел. Вот только если я был соблазнительно шоколадным, со слов бывшего Волдеморта, то он стал красным, как варёный рак. Не хватало лишь веточки укропа на его чешуе для полноты картины. А вот на Рождество к нам прибыли гости. Мы с Томом, как обычно, валялись на пляже, рассматривая океан, никогда почему-то не приедающийся. Колоритную фигуру Долохова и белые волосы Малфоя, которые полоскал вечерний бриз, точно стяг, я заметил издали. Они шли рядом, и на фоне заката в глаза бросалась именно их противоположность. Долохов – огромный, настоящий русский медведь, с шапкой буйных, под стать нраву, чёрных кудрей, и тонкий, точно стальной клинок, Люциус Малфой, и такой же острый, по крайней мере, на язык, как я успел заметить за время нашего короткого знакомства. Чёрное и белое. Я невольно залюбовался ими, неповторимыми в своей индивидуальности, а потом нахмурился – их появление несло конец нашему рукотворному Эдему. Впрочем, Том и не думал меня слушать, когда я предложил гнать посетителей в шею, дабы закат не загораживали, а поднялся, обнял каждого, похлопал по спине, хотя в Англии за появление без вызова был бы скорее приветственный Круциатус в лоб, а не объятия. Видимо, он тоже скучал по старым временам Тёмнолордства. Меня на их маленький и незапланированный сабантуй никто, естественно, позвать не удосужился. Поэтому я долго валялся на остывающем песке – солнце давно село за горизонт, лениво давил настойчивых кровососов, которые позарились на меня, и думал, как скоро придётся возвращаться в оставленную, пропитанную дождями Родину. На удивление, Том даже не заикнулся о возвращении, но с того дня в его облике появилась напряжённая задумчивость. Я старался его развеселить, устраивал споры на каждом шагу, маленькие провокации, на которые мой любовник вёлся исправно и с радостью, но, увы, в какие-то моменты Тома всё равно обуревала эта странная меланхолия. Посещения повторялись с завидной регулярностью и, хотя меня никто не выгонял из нашей общей берлоги, я предпочитал не знать, чем живёт брошенная Родина. Вот и в тот памятный день не успели мы, удовлетворённые и довольные, вылезти из постели, и на пляже снова появился Малфой. Около часа он полоскал мозги Тому, а потом вышел, как ни в чём не бывало, поклонился мне и аппарировал. А Том, забывая обо всём на свете, в том числе и о дне рождения его самого «горячо обожаемого мальчика», вышел из бунгало и поплёлся вдоль полосы прибоя куда-то к горизонту. – Эй! А я? – кричал я ему в спину, но на фоне шума волн мой голос исчезал. Уж если я сам его не слышал, то Волдеморт – тем более. И я бросился догонять. Нашёл я Тома на второй половине острова сидящим на берегу и уныло смотрящим на ластящийся к ногам океан. – Ну и что случилось? Вести с «того света» оказались неутешительными? – Я обнял мага за шею, укладывая свой подбородок на его лысую макушку. Он вцепился в мои запястья, как пиявка к кому-то теплокровному. – Поттер, у меня такое впечатление, что Снейп тебя шесть лет не только зельям учил, – вместо привычной иронии в словах сквозила крайняя усталость. – Что там? В Датском королевстве? – Я отлип, наконец, от Тома и уселся рядом с ним, пропуская сквозь пальцы белоснежную коралловую крошку. – Ничего хорошего… Новые законы, притесняющие ещё больше… Грязнокровки-целители, грязнокровки-преподаватели… Нонсенс!.. По новому веянью политики интеграции грязнокровок в наше общество Драко должен жениться на Грейнджер, чтобы та не умерла с голоду, поскольку не имеет своих капиталов в магическом мире. А разорённые чистокровные пусть дохнут… Их же не жаль – сами виноваты!.. – И что тебе не нравится? Драко всё равно не светила женитьба по большой и чистой. Или Грейнджер для Малфоев экстерьером не вышла? Нельзя разбавлять их кровь королевских пуделей – двортерьеркой? – Я намерено пропустил реплики Тома о грязнокровках, потому что стоило зацепиться за взгляды на кровь, и мы точно разругаемся вдрызг. – Гарри, ну причём тут внешность?! Чистокровные всегда выбирали сами, с кем родниться, а с кем – не стоит. Вот какая у твоей Грейнджер направленность? – Я вытаращился на собеседника, а он поцокал языком. – Всё-таки маггловское воспитание – это кошмар… Малфои исстари хранят знания и умения Мастеров Чар, но не любых, а вполне определённых… – Пыточных, что ли? – не удержался я. – Да причём тут пыточные?! – вдруг вспылил Том, подскакивая и обсыпая меня с ног до головы колкими песчинками. – Или ты думаешь, что мир магии делится на чары пыточные и исцеления?! И всё? – Ну почему же?.. – надул я губы. – Я ещё знаю бытовые… – Неуч! Стыд и позор твоим преподавателям! – потрясал кулаками у меня над головой бывший Тёмный Лорд, а я радовался, что мне достался всего лишь один «комплимент». В то же время хотелось попенять разошедшемуся не на шутку Тому, что за прошедший год в мои подсохшие за ненадобностью мозги можно было всунуть немного «пищи для ума», а не просто орать. – Так! Я сейчас быстренько смотаюсь в Англию, развалю Азкабан, вызволю Снейпа и приволоку его сюда. Ему подойдёт тёплый климат, и ты будешь под присмотром. Заодно он и займётся твоим воспитанием. А сам возьмусь за политику… – Э-э-э нет! – Я тоже вскочил и занял оборонительную позицию напротив моего любовника. Вспоминая уроки Окклюменции в исполнении зельевара, как худший из своих кошмаров, я готов был сделать что угодно, лишь бы меня сия участь миновала. – С чего это я должен оставаться здесь? И потом… Мы со Снейпом друг друга терпеть не можем! – Привыкните, – отрезал Том, мыслями уже пребывая во главе своей армии. – Я вон тебя пару раз даже убить пытался, а нашему совместному житью это не мешает. Повинуясь магии разгорающегося спора, на ближайшей пальме высветились цифры: «1:0» – привычное дело при постоянных словесных баталиях. Пока лидировал Том. – Снейпу для счастья нужна лаборатория! – Место «нуля» с моей стороны, которая всегда была по-гриффиндорски ало-золотой, заняла «единица». – Ты не поверишь, насколько Снейп – разносторонне развитый волшебник. Займётся чем-то другим! – Его слизеринская «единица» тут же сменилась «двойкой». Он с неким злорадством хмыкнул и уставился на океанические волны, словно прощаясь с ними. У меня остался последний аргумент. – Поправь, если я ошибаюсь, – начал я, уже предвкушая ничью. – Ты оставишь меня, гормонально неустойчивого подростка с весьма определёнными склонностями, со здоровым мужиком наедине? Да ещё и с мужиком, который за последние полгода не имел секса вообще, поскольку сидел в тюрьме? Томми оторвал, наконец, взгляд от океана и подозрительно посмотрел в мою сторону. Одна из черт характера Волдеморта меня невообразимо забавляла – Том был патологически ревнив. Наверное, если бы мы не жили на этом острове только вдвоём, я бы по-другому реагировал. А здесь его ревность попросту не могла развернуться во всей красе – не к кому ревновать, разве что к попугаям. Вот я и наблюдал, как лихие шестерёнки его, злодейского в прошлом мозга прокручивают сказанное мною, а за спиной бывшего главы Пожирателей уже горела вторая «двойка» – собственно, то, чего я и добивался. Ну, кроме Снейпа в роли моего наставника… – Ладно, действительно, лучше, если ты будешь у меня под присмотром… Жаль Северуса, если ты его угробишь в цвете лет… – вздохнул Том преувеличенно тоскливо, но на счёт, светящийся на стволе пальмы, это уже не повлияло.