Дыхание вечной зимы

      Шум водопада лился в уши удивительной музыкой. Илва затаила дыхание, боясь спугнуть миг слияния с природой, пьянящее чувство единства с ней, когда сердце бьётся в унисон с дыханием земли. Хаотический шум воды, что обрушивалась с высоты и разбивалась на тысячи алмазных капелек, вдруг стал казаться удивительно ритмичным и правильным. Девушка чувствовала, как вздымалась под ладонью поросшая шёлковой травой грудь земли, спокойно и размеренно. Будто никогда и не бился этот край в агонии, не желая впитать, принять кровь детей своих, словно насмешливую подачку.       Неподалёку оглушительно хрустнула ветка, в один миг разрушив хрупкое единение человека и дикой стихии. Илва настороженно вскинула голову, обращаясь в слух. Долгие мгновения текли подобно ленивой полноводной реке; девушка слышала шелест каждого листа, словно то был неповторимый человеческий голос, и шёпот ласкового ветра. Однако в этот раз природную гармонию разрушило нечто чуждое ей; в сердце Предела появился лишний - чужак. Девушка слышала человеческое дыхание - быстрое, рваное и испуганное. Незваный гость отчаянно боялся быть обнаруженным.       "Охотник должен быть терпелив, осторожен и стремителен, - говорил ей отец, раздвигая ветки можжевельника и показывая медвежье логово в нескольких десятках локтей, - иначе он погибнет на первой же серьёзной охоте."       Охота на зверя или человека - разницы нет.       Сердце гулко и размеренно билось в клетке рёбер, отсчитывая ритм дыхания и секунды до единственного, быстрого, отточенного долгими тренировками движения. Ещё девочкой, которой едва пошёл второй десяток, Илва поняла: у охотника не бывает второго шанса - стрелять следует лишь единожды, решительно и без промаха. Гибкое дерево изящно изогнутого лука отозвалось ласковым теплом на прикосновение сильных уверенных пальцев, отозвалась возбуждённой дрожью тетива. Лук был подарком родителей - и верным другом девушки; мать заговаривала ночами своевольное упругое дерево, нашёптывая странные тягучие слова, и под нежными касаниями женщины на гладкой поверхности вспыхивала вязь мелких рун, словно сотканных из тысяч серебряных искр.       Илва мягко натянула тетиву, чувствуя, как почти-живой лук подрагивает под пальцами в почти-возбуждении и как руки наливаются уверенной силой, питаемые чарами, наложенными на оружие. Взрезав воздух костяным наконечником, стрела рванулась к цели, скользнула меж листьев; короткий стон и хруст сломанных веток оповестили о том, что охотница не промахнулась. Предел мгновенно жадно поглотил кровь чужака, насыщаясь подношением; ветер скользнул среди трав, донося до ушей Илвы удовлетворённый шёпот, а травинки ласково целовали руки, передавая девушке благодарность от матери-земли, принять которую может лишь дитя Предела. Губы охотницы тронула счастливая улыбка, и она, беспечно отбросив лук в сторону, откинулась на мягкое травяное ложе, утонув в нём...       ...как нордские твари утонут в собственной крови.       ...словно это не травинки были, но безбрежное море: то высоко взметнётся над головой лежащей девушки, то стелется по самой земле, обнимая Илву преданно и ласково. Земля дышала пьянящей свободой и радостью - девушка чувствовала их, как свои, - а небо высоко над нею смеялось, как смеётся мудрый взрослый над проделками ребёнка.       Илва ушла, ничего не забрав с мёртвого тела. Кровь и плоть, железо и кости - всё это принадлежит истерзанному краю, всё это принесено ему в жертву Изгоями - детьми его. Предел благодарно склоняет перед ними травы, укрывает листвой и ветвями деревьев, хоронит погибших и провожает их души скорбным плачем. Предел шепчет утешения ветрами, а слова его торжественной клятвы звучат в рокоте водопадов.       Предел обещает: больше кровь ричменов, сынов и дочерей его, не прольётся на этой земле. Никогда.