Случайный режим

-Как ты могла потерять телефон именно сегодня? Я не знаю.. Просто не могу вспомнить в какой момент спохватилась. - Её голос сильно дрожал, казалось еще две минуты и она заплачет. Она выглядела немного нездорово, бледная и очень нервная, даже испуганная. В Москве было за полночь, но на улице даже в это время стояло июльское марево, весь город ждал грозы. В это самое время девушка с очень красивым и словно стеклянным именем — Лилит, и её спутник Максим загружались в поезд на Питер. Да успокойся ты, как только приедем в Питер, сразу купим тебе новый телефон. Девушка кивнула и спрятала лицо, и поезд отправился. 00.15 по московскому времени. Лилит обняла Максима, и, спрятав свое лицо за его плечами прошептала словно куда-то в пустоту «Я люблю тебя». В следующую минуту она упала на койку и разрыдалась, слёзы свои она списала на усталость и переутомления от сборов. Сердце её стучало размеренно, но голова очень кружилась. Она ещё долго плакала и улыбалась одновременно. Максим пытался понять в чём дело, но в итоге сам всё свалил на усталость. Он был рад впервые услышать от неё заветные три слова. Так они ехали всю ночь. Она тихо всхлипывая. Он держал её бледные руки. У Глеба снова был завал на работе, впрочем он к ним уже так привык, что даже не замечал. Зато сегодня ему удалось вернуться домой до полуночи. По правде говоря, работа стала для него неким культом. Он работал не ради денег, их у него было в достатке, не ради удовольствия, скорее чтобы забыться, и просто прожечь время которое тянулось нестерпимо долго. Глеб родился идолом своего поколения, с самого юного возраста прожжённым, разочарованным и вкусившим сполна всякого сложного, или по крайней мере чего-то, что казалось сложным ему. Так к 20 годам, он стал походить на героев романов. Запутанный и одинокий странник, что впрочем не в коей мере не оправдывало его мотивов сбежать. Сегодня он вернулся домой уставшим. Ему не хватало сил на мысли и это ему нравилось. Припарковав машину, он быстро забежал в дом, потратив час на обсуждение работы со своим братом, Глеб добрался до своей комнаты. Первое на что упал взгляд, был новый синтезатор, который он должен был забрать через два дня. -Жень, спасибо что клавиши забрал — прокричал юноша не выходя из комнаты. Да я не забирал, у них оказывается доставка есть, вот видать раньше и привезли, хотя для наших магазинов это редкость. Глеб прикоснулся к клавишам, он хотел было удивиться доставки, хотя потом подумал что удивительного было мало. Сначала он хотел опробовать новый инструмент, но тягучая как мёд сладкая усталость направилась к нему. Он лежал и смотрел в окно без единой мысли. Это было его любимым состоянием, некий кайф от полной пустоты в черепной коробке. Не что не гложет, не кусает, не пробуждает ни совесть, ни память. Он просто смотрел на то, как сгущались черные тучи, как ветки деревьев тихо покачивались и уже было начинал засыпать. Музыка которая играла, одна конкретная песня, он хорошо знал ее. Любил, даже часто слушал. Но в данный момент он не мог найти источник звука, он только уснул, как ему сразу пришлось проснуться от знакомого мотива. И первые слова сделали то, от чего он так долго отгораживался. «Чисто автоматизм» - и каждая его мысль, которая делала из него музыканта встрепенулась, душа наполнилась пустотой. Когда до него наконец дошло, что музыка играет не во сне, он резко вскочил и врубил свет. Звук был где-то совсем рядом. Глеб начал в впопыхах носиться по комнате, пока не выяснилось что песня играет прямиком из его письменного стола. Открыв ящик, он нашел там незнакомый телефон, на котором был заведен таймер, а песня поставлена на повтор, он взял его и осмотрел. Но почему-то не выключил песню. Наверно, в нем сыграл душевный мазохизм присущий каждому из людей, когда мы слушаем те песни, смотрим те фильмы, от которых нам больно. Он несколько секунд рассматривал телефон, и не мог вспомнить где его видел, но Глеб точно был уверен, что его глаза уже натыкались на него. И тут он заметил, что в этом ящике, там где секунды назад лежал телефон, была ещё и фотография. Он взял её и внимательно смотрелся в изображение. Небо было свинцово темным, казалось что на этом фото у него есть вес. Верхушка голого дерева и девушка чью фигуру было видно только по пояс. Черные до жути прямые волосы, на которые взгромоздилась странная штуковина, огромный бант из дымящихся сигарет, в ее пухлых ярко красных губах тоже была зажата сигарета, точнее уже истлевший бычок, глаза ее были обведены черным, что выделяло их естественный голубой цвет, и шея запрокинута к грузному небу. Сначала Глеб не узнал ее, так она изменилась с последний встречи. Но секунду спустя он разглядел в ней владелицу телефона. Тело его вздрогнуло, и пустота в душе сменилась гнилостной кровью. Как будто бы узнав что так надо сделать, он взглянул на оборот фотографии, и не ошибся. Слегка корявым но тонким почерком там было оставлено сообщение. «Привет. Я обещаю, не беспокоить тебя боле. Но я не могу сдержаться не указав тебе на твои ошибки. Нам была дана вечность, но перед вечностью всегда дается лишь три дня. Твоя ошибка в том, что за эти три дня, ты дал мне узнать себя до уровня прозрачного стекла, но не удосужился ничего узнать обо мне. И составив ложное мнение ты испарился в волнах самосожаления. Это же так прекрасно! Я понимаю каждый твой поступок, и именно поэтому, я просто хочу рассказать о себе. Например, это фото моей души, точнее того что с ней теперь стало, идею навеял один фильм, любимый фильм, и если ты слушал мои малые речи, ты его вспомнишь. Пора начать наш маленький квест. Включи свет и внимательно осмотрись. Твоя Лилит.» Ошеломленный, Глеб несколько раз перечитал надпись на фото. И он еще долго не мог понять какие чувства захватили его. Удивление? Возможно. Трепет? Вряд ли. Скорее всего, он начал что-то понимать, пусть еще не осознал всё. Когда наконец он поднял глаза и осмотрелся, он увидел что все стены его комнаты были оклеены фотографиями девушки. Медленными шагами Глеб подошел к стене с окном, и снял фото, где в серой комнате советского типа, валялось множество бутылок, всё это напоминало хаос мужицкой попойки, и среди всего этого хаоса, Лилит в красном дорогом платье, прижимала к губам бутылку джина. И будто бы улыбалась полузакрытыми глазами. « Да, я пью. И курю, я немного употребляю. О нет, я этим не горжусь. Но наверное, ты должен знать об том. Делали я всё это до тебя? Разве что не употребляла. Но не вини себя, я не буду оказывать столько чести. Уже в день нашей встречи я была такой. Сломанной хамкой, выбрасывающей свою жизнь на помойку. Ты не смог этого заметить. Конечно, поэты никогда не замечают друг- друга. Больше всего я люблю джин. То как он медленно растекается по моему телу, и его еловый привкус щекочет горло. Будто я на природе в лесу, в своей любимой Норвегии покоряю холод. Это напоминает одну из твоих песен. Я ведь их слышала. Читал ли ты мои стихи?» На фото в той же квартире, эта же девушка сидит на диване в одном белье, ярко фиолетовом с черными оборками. Она сгибает ноги, но не полностью в колени, как бы полувытягивает, на её лице улыбка, немного испуганная но очень смиренная. Глеб долго боялся оборачивать эту фотографию, после откровений первых двух, ему было немного страшно что может скрывать за той, а ведь здесь она была такой счастливой. Он пытался вспомнить улыбались ли она так в те три дня. Он боялся что за этой улыбкой будет история о наркотиках или чем-то таком, что рушило в его глазах образ нетронутого ангела, которого он испугался запачкать своей дырявой жизнью, и двух фотографий хватило чтобы ангел стал человеком, а его якобы благородный побег стал всего лишь низким поступком. Тяжело вздохнув, он повернул фото. «Это утро в мае. Четырнадцатое число. Через несколько часов я лишусь девственности. И видит высший разум, я хотела чтобы это был ты. Я говорила об этом. Тебя это вспугнуло не так ли? Но ты не бойся. Я очень счастлива на этом фото, счастливей чем на всех остальных. Тот человек, он хороший, мы встретились в апреле, и вот через месяц я уже ему отдаюсь. Я не люблю его. А в этом я повышу твою самооценку, по большей части я это сделала из-за тебя. Я отдала тебе себя, а ты не взял. Это знаешь ли обидно. А он не просто взял, он сделал то, чего я не могла ждать ни от тебя, ни тем более от него. Он остался со мной.» После этого открытия, Глеб срывал фотографии одну за другой, и всё больше открывал для себя Лилит. Девушку которую как он думал узнал, в которой якобы было нечего узнавать. И всё больше он терялся в потемках ее откровений, и своих образов. А песня на ее телефоне начинала играть снова и снова. Он узнал о её личной жизни, побегах из дома, первых сигаретах, стихах, первых смертях. Он узнал что с 14 лет она ставила уколы лучше любых медсестёр, о её выходках за границей. О том, как она за два месяца сменила четыре квартиры, как нелегально пробивалась на работу, о людях которые были в её комнатах. И её образ наконец становился целым. Лилит была поэтом до кончиков волос, каждая её выходка совершалась во имя красоты, вся эта грязь, в которую она себя опускала, это были акты поэзии, от которых она мечтала отказаться, но не могла, потому что в один момент её детства, вирус под названием творец, плотно засел внутри неё. Глеб не понимал какие чувства вызывают у него эти открытия. Разве что, он узнал что на земле есть человек, такой же в точности как и он. Последнее фото он увидел 00.15 это фото было сделано за час до их первой встречи. Лилит обнимает свою подругу от счастье, после того как он позвонил ей, и сказал что скоро будет. Всё что там было написано «Я люблю тебя». Прочитав это он словно бы снова услышал её голос. Всё ночь, Глеб не мог спать. Он перебирал фотографии, перечитывал сообщения, листал ее телефон. Он думал как она пробралась в его дом, затем вспомнил про синтезатор. Окатывается ничего сложного. Он думал, о чем не знал, хотел звонить ей, но куда? Да и чтобы он сказал? Что тоже её любит? Но это было не так, он всего лишь узнал её. Узнал, и кажется жалел что не сделал это сам. На утро впервые за долгое время он почувствовал что не хочет ехать на работу. Не из-за усталости, а просто так. Ему хотелось остаться дома и заняться мазохизмом. Но поняв что ни к чему это не приведёт, он быстро собрался и завел машину. А дальше, голосом Лилит с ним заговорили рекламные щиты. «Прости я не художник...» Огромные черные буквы на первом щите при выезде, следующие пять пустые, он судорожно озирался, и снова увидел черные корявые буквы. «Но если бы я умела рисовать, это были бы твои портреты...» Ещё километр. «Но я всего лишь мерзкий словоблуд...» «В последний раз мы увидимся в августе. В ночь с шестого на седьмое» Так в его жизнь пришло ожидание.