Владыка

      Первое, что он почувствовал, когда очнулся - голод. Дикий, высасывающий внутренности, выгрызающий куски мяса из тела.       Голод.       Казалось, что ещё немного, и он начнет жрать самого себя: с удовольствием вопьется в костистую руку, закусит хрустящими суставами и запьёт всё это вкусным соком из крови или чего то ещё, не менее вкусного, но другого.       Себя? Кто он?       Неважно, несущественно. В мыслях блаженно пусто и просто, перед глазами умиротворенно темно и приятно, но...       Голод.       Выкручивает, выворачивает, заставляет капать слюной на песок и белые ветви, оглядываясь в поисках хоть чего-то съедобного.       Он ходит. Много и быстро ходит. Он знает, что не умрет от Голода, хотя это и кажется ненормальным. Наоборот, чем сильнее Голод, тем яростней желание выпить, сожрать, поглотить. Оно концентрируется не в желудке, а в груди, вокруг странного, саднящего болью места. Оно постоянно ноет, не дает связно мыслить, осознать себя.       Кто он?       Это важно. Почему-то он знает, что это важно. Это знание должно что-то дать ему, силу или насыщение, или нечто похожее. Но он не может вспомнить, не может сосредоточится, потому что...       Голод.       Он рычит и воет, бьет хвостом о землю. Так хочется, так хочется есть. Наполнить нутро вкусным и питательным, ягодно - нежным, с привкусом озона и молний. Но здесь нет даже намека на ягодно - нежное, на то, что с привкусом озона. Вокруг лишь асфальтовые, пахнущие серым деревья и хрустящий песок. Песок невкусный, седой и пропахший гнилью.       Он много ходит. Много и долго.       Сколько?       Он не знает, он не умеет считать дни.       Дни? Что это – дни? Зачем они?       В сознании вспыхивает яркое и слепящее, гул и сладкий вкус. Гул неоднородный, зудящий и правильный. Привычный. Вкус знакомый, тот что нужен именно сейчас. Почему он не там, где витает этот вкус? Почему здесь?       Где "здесь"?       О, этот ответ он знает. Лес. Он в лесу. Большом, могучем и опасном. Здесь он далеко и давно не один. Вокруг постоянно ходят такие же, гнилые на вкус, несъедобные и злые. Они иногда кусаются, иногда проходят мимо. А иногда услужливо склоняют большие головы. Они ему не нравятся. Они кажутся глупыми, плохими, врагами.       Что это? В груди поднимается что-то горячее, и на несколько секунд заслоняет собой голод. Что-то незнакомое и, наверное, опасное. Оно ему не нравится.       Голод.       Холод.       Здесь холодно. Он даже знает что это такое. Что такое холод. Это похоже на голод, но оно снаружи, обхватывает всё тело, будто обнимает и мелко-мелко кусает. В лесу не всегда холодно, но когда это наступает, в его сознании возникают образы. Странные образы - яркие, насыщенные. Интересные.       Он мимолетно видит вкусных и маленьких, не таких как он и те, что здесь ходят. Они тоже чувствуют холод, и кутаются в дополнительную новую кожу, странную. Они улыбаются, катают в мягких лапах слепящий, холодный и белый песок и бросают его. А ещё улыбаются снова и быстро гудят:       - ...гооо! Здро-ооо. Лов-ви! – а потом они странно рычат. Громко и «заливисто», почти задыхаясь; и он понимает, что тоже может так рычать. И пробует.       Из глотки тогда вырывается этот странный рык. Металлически – серый, дребезжащий. И каждый раз он получается всё лучше, пока его снова не заглушает...       Голод.       Он прячется от голода в дуплах, между корнями, в быстром беге. А Голод преследует его неотрывно, неотступно, постоянно давя и напоминая о себе.       Потом, много «времени» спустя он находит таких же, как он. Они тоже хотят победить Голод и поэтому они собираются вместе. В стаю.       Они не знают, зачем именно это сделали, они бестолково тычутся в разные стороны, ничего не делая и медленно передвигаясь.       А потом Он неожиданно понимает. Это происходит странно и резко, будто кто-то настойчиво толкнул в грудь, уже не так сильно ноющую, и сказал:       "ЕШЬ".       Он понимает, что без этого толчка он бы ещё много «лет» ходил в этой бессмысленной стае, ничего не делая. А ведь стая - это еда! Она тухлая и невкусная, но она может утолить Голод.       Почему он раньше этого не понял?       Что такое «лет»?       ... в сознании щелкает картинка. Дерево, табличка и надпись 15...       Он отбрасывает её потому что Голод важнее. И бросается на того, кто ближе всего к нему. Тот мельче его, слабее, и невкусный. Он глупый, тухлый, противный, от его морды скрипит на зубах. Также, как скрепит песок. Но стало немного легче, и тогда он бросается на следующего, лишая его возможности двигаться с помощью своего хвоста.       Стая будто «проснулась».       ... - ...вайй, И...гооо! – на него летит одно из вкусных и маленьких, громко гудит и пытается ударить. Промахивается. Он встает, понимает, что щурится, что-то гудит в ответ...       Такие же, как он, яростно бросаются друг на друга, вгрызаются в тела, тоже пытаются ударить. Но почему-то он – сильнее. Он даже ест их медленно, неспешно насыщаясь, чувствуя, как вкус становиться чище, приятней, будто он постепенно привыкает к нему. Скоро такие, как он, тоже становятся нежными, с привкусом озона, но не ягодными, а кислыми.       Голод превращается в Сытость.       Это чувство ему незнакомо. Сытость переполняет, рвется из тела, будто ей в нем неуютно, пытается разорвать его изнутри, превратить в мелкое крошево таких же, как он. Сытость перемалывает всю стаю, поглощает в себя, спаивает вместе в нечто... что не он.       Ему не нравится.       В груди снова толчок. Он отдается вибрацией в голове, позволяя не ослабеть, не покориться. Он дает ему то, что помогает остаться. Он дает, взяв откуда то изнутри, из самых неизведанных глубин, ему самого себя.       Он дает ему имя.       И – чи – го.

***

      Стая, что так неожиданно начала пожирать друг друга, стремительно сливалась в единый, переваренный поток реяцу. Быстрый и простой процесс.       Но такие стаи ходят по Лесу Меносов десятилетия, прежде чем их куцый мозг пустых осознает, что Голод можно утолить не только за счет сладких «плюсов», но и за счет друг друга.       Адьюкасы лениво наблюдают за появлением нового гиллиана. Стая большая, реяцу много, в таком потоке никто не выживает.       Черные шелковые нити энергии сливаются воедино, переплетаются, сладостно вибрируя, будто мурлыча. Хорошая, нежная музыка. Привычная. Адьюкасам не интересно. Всем, кроме одного.       Он почему то знает, что вот сейчас что-то случится, что не может это так просто и быстро закончиться. И он прав.       Резкая нотка диссонанса, и порыв реяцу рвёт мирно сливающийся поток, перекручивая его, возглавляя. Тело гиллиана лепится неуклюже, поспешно, не по шаблону. Оно такое же как у всех остальных, но почему-то больше, мощнее, и маска, сформировавшаяся последней, без длинного носа, плоская, с оскалом ровных зубов и оранжевыми полосками.       Гиллиан неуверенно покачивается на небольших каблуках, задумчиво уставившись в небо до странности осмысленным взглядом, потом медленно разворачивается и неспешно уходит, наплевав на визжащие пронзительные попытки других адьюкасов приказать ему слушаться. Он не обращает на них внимания, а когда мысленные нити, пытающиеся связать волю начинают раздражать, хрипло взрыкивает и выстреливает мощным, продолжительным Серо.       Адьюкас хмыкает, наблюдая за глупыми сородичами и думает, что вон тот ежеобразный неплохо подойдет ему на ужин. А ещё, перед прыжком на этот самый ужин, он желает новоиспеченному гиллиану удачи. Потому что ещё много лет он будет вспоминать и переосмысливать самого себя, медленно подчиняя и пережевывая рьяцу других пустых в этом теле. И только когда этот процесс завершится, он перейдет на совершенно новую ступень эволюции. И тогда адьюкас сразится с ним, потому что ни один новичок не должен ставить себя выше короля.